Ницше очень схематично (хотя и очень образно) описал этапы движения к Сверхчеловеку. К счастью, наша великая русская литература, что называется, «раскрыла образ»
Наиболее полно ею рассмотрен человек, находящийся на второй ступени этого движения – пребывающий в стадии Льва – полного отрицания всех ценностей.
Именно таким человеком является герой пьесы Леонида Андреева «Савва» Савва Тропинин. Он не так известен читающей публике как классический нигилист Базаров, хотя отвечает на вопрос, а что бы делал тот дальше.
Дело в том, что едва появившись на свет в 1906 году, пьеса была немедленно запрещена цензурой.
В основе сюжета реальный случай в курском Знаменском монастыре, где анархисты подложили бомбу под чудотворную икону. Монахи же подменили уничтоженную святыню копией, объявили об очередном чуде — и популярность обители резко повысилась, заодно возросли и доходы.
Власти постарались замолчать происшествие (уж больно сомнительна тут роль служителей церкви, ради прибыли допустивших взрыв и человеческие жертвы), однако информация просочилась в ряды критически настроенной интеллигенции.
Не буду пересказывать сюжет, остановимся на личности героя. Кто такой Савва? Сын трактирщика 24-х лет. Автор так же указывает, что он почти десять лет как не был дома. Очевидно обучался где-то, скорее всего в Москве или Питере. Бывал Савва и за границей.
Как и всякий студент той поры остро переживал несправедливость и смертоносность для русского народа режима самовластия. Вероятно, участвовал в каких-то актах гражданского неповиновения (вследствие чего, наверное, и оказался за границей).
Этот прием - возвращение главного героя в родные пенаты из какого-то другого мира (из-за границы, из столичного университета и т.п.) – очень часто используется авторами, если надо показать нечто исключительное, что вряд ли способно произрасти на бедной российской почве.
И действительно, каким бы вырос Савва, остаться он вместе с семьёй, при отцовском трактире? А тут и гадать не надо – имеется пример его старшего брата Тюхи (Тимофея) – алкоголика и умственно намертво уснувшего существа.
Савва ужасается антропологическому пейзажу российской глубинки, где единственным светлым пятном выглядят лишь дети, да и то потому, что в силу возраста не до конца отравлены бессмысленностью такого бытия.
«…на всем, что я видел, лежит печать глупости и безумия. Родившийся умным - глупеет среди них; родившийся веселым - вешается от тоски и высовывает им язык. Среди цветов прекрасной земли, - ты еще не знаешь, монах, как она прекрасна! - они устроили сумасшедший дом. А что они делают со своими детьми! Я еще не видел ни одной пары родителей, которые не были бы достойны смертной казни…
И как они лгут, как они лгут, монах! Они не убивают правды, нет, они ежедневно секут ее, они обмазывают своими нечистотами ее чистое лицо, - чтобы никто не узнал ее! Чтобы дети ее не любили! Чтобы не было ей приюта!»
Тут не временное помешательство на какой-нибудь идее-фикс как то, что мы наблюдаем сегодня – здесь многовековое повальное слабоумие, сон разума. Причем столь крепкий, что даже порожденные им чудовища кажутся родными и милыми сердцу.
В отличие от упомянутых в пьесе «заграничных анархистов», Савва видит корень зла в уродстве сознания самих людей, а не в специфике российского общественного уклада и государственного устройства. «Поле битвы – сердца людей», как бы утверждает он и тут же бросается в бой.
« Я - мститель. За моей спиной все удушенное вами. Ага! Блудили себе потихоньку и думали: никто не узнает, ничего, обойдется понемногу. Лгали, бесстыдствовали, кривлялись перед своими алтариками и бессильным Богом и думали: ничего, бояться некого, мы здесь одни. А вот пришел человек и говорит: отчет! Что сделали, ну-ка? Отчет давайте, ну? - да без мошенничества, я вас знаю! За каждого потребую! Ни одной кровинки не прощу! Ни одной слезы вам не оставлю!»
Очень точно определяет он и занозы (если угодно – скрепы), препятствующие превращению окружающих в полноценные личности.
«Чего хочу? Освободить землю. Освободить мысль! Освободить человека и уничтожить всю эту двуногую болтающую тварь! Он, теперешний, умный, он уже готов для свободы, но прошлое ест его душу, как короста, замыкает его жизнь в железный круг совершившегося, фактов. Факты я хочу уничтожить, факты! Сломать тюрьму, в которой запрятаны идеи, и дать им крылья, и открыть им новый, великий, неведомый простор. В огне и громе перейти хочу я мировую грань!»
Главной же «занозой», подлежащей удалению в первую очередь, он определяет религию и весь набор связанных с нею ритуалов и традиций.
И как и полагается личности в стадии Льва, Савва берется за разрушение. Не буду пересказывать сюжет пьесы – прочитайте её сами, она небольшая, на один день.
Да, Савва - на текущей стадии развития личности - ничего не может дать взамен разрушаемого. Но он посредством шока от крушения кумиров может заставить мыслить самостоятельно и искать собственные смыслы и опоры, подтолкнуть к осмысленному существованию.
Чтобы не обижать чувств верующих, икона была выбрана целью не как предмет религиозного культа, а как самая вредоносная (по мнению автора) на тот момент заноза. Сегодняшние «саввы» объектом своего разрушения изберут уже не религию, а более актуальную «занозу» - «Бессмертный полк», например, и связанную с ним обрядность.
Повторяю – на стадии Льва человек лишь разрушает мешающее, очищает сознание от «вредоносных программ» и навязанных ограничений, выходя (и стремясь вывести других) за пределы понятий добра и зла, в части навязанных условностей и стереотипов.
Поэтому глупо требовать от Саввы (как и от Базарова) каких-то альтернативных смыслов. Их пока нет. Да и не может быть, пока не очистится сознание.
Савва: «Как я? Нет, Кондратий, я человек отравленный, - от меня ихнею мертвечиною пахнет. Будут люди лучше, свободнее, веселее. И, свободные от всего, голые, вооруженные только разумом своим, они сговорятся и устроят новую жизнь, хорошую жизнь, Кондратий, где можно будет дышать человеку»
А вот что бы сделал Сверхчеловек в такой ситуации (если, конечно, пожелал что-либо для таких людей делать)? Взорвал бы он икону (или условно «Знамя Победы»)?
Пожалуй и взорвал бы. Но тут же дал бы новую икону, поистине чудотворную и Знамя новой Победы – подлинной Победы. Победы над человеком.
Как относится сам автор к своему герою? Тут и спорить не о чем – одного из своих сыновей Леонид Андреев назвал Саввой…
