Начало истории по ссылке ниже:
Харитонов слушал ее молча. Картина преступления для него прояснялась.
– Так вот, мне и жалко стало ее дуῥеху, но, думаю, ладно, не будет 6 лет сидеть, года три помается в колонии, вернется к семье, будет жить как прежде. Пусть тоже узнает, почем в жизни фунт лиха. Но после того как Таня на зону попала, все в ее семье наперекосяк пошло. Запил ее муж. Крепко. Потом завязал, в такси перешел, но сорвался и пьяный разб/ился. Один ночью в столб вре/зался. И машину чужую разбил. Дети остались у матери Таньки. А на нее еще деньги повесили за эту машину, все, что накопила, отдала, а детей поднимать нужно. И тут уж мне стыдно стало. Я решила помогать девкам. Что же они сиротами остались. А им тогда только 5 лет исполнилось. Помогала, как могла. На моих руках дети выросли. А бабушка их – мать Таньки тогда уже вдовой была, все Таньку ждала, надеялась, но не дождалась. Умерла Танька в колонии. Вроде как от туберкулеза. Это надо же было умудриться. Ведь сама врач, а так все глупо вышло. А как ее не стало, так и мать ее совсем сдала. Я тогда девчонок оформила в опеку, потому что их хотели в детский дом забрать. А потом мы с ними бабушку и похоронили.
Я в квартиру к ним переехала. У меня сын тогда женился, вроде как за ум взялся, работать пошел, внука мне родил. Но как-то я с внуком мало общалась, да и с семьей сына тоже. Я все своим красавицам отдавала. Какие девочки у меня выросли! Высокие, на Таньку похожие, они ведь меня даже мамой звали. Мамой Светой. Вот так. Но про Таню я им только хорошее рассказывала.
Харитонов вздохнул. Да, натворила его собеседница дел, но что же сейчас, когда прошло столько лет, решила покаяться?
Будто бы поняв его вопрос, Светлана Петровна продолжила:
– Не понимаете, что пришла? А не пришла бы никогда, если девочки живы были бы. Замуж бы их выдала, жила бы при них. Они добрые были, прямо как ангелы. Учились как хорошо. Ведь обе на бюджет в мед поступили. Любочка и Вера. А лицом такие схожие. Постоянно разыгрывали однокурсников и преподавателей своих. Любушка веселушка такая была, а Вера поскромнее, посерьезнее. Так вот. За город они поехали, чей-то день рождения отмечать. И уже вечером, когда возвращались на электричку, поп/али под поезд. Обе. И ведь не одни шли, с компанией. Отстали чуток, музыку вроде слушали в наушниках и не заметили поезда. Вот так и пришлось мне в моῥге узнавать их. А такие красивые лица, удивленные слегка, а тела. Лучше такого не видеть.
И тут Светлана зарыдала. Харитонов понял, что лучше дать ей время прийти в себя. Посмотрел в окно, увидел привычную стену из серого кирпича. Какая же безрадостная картина у него за окном! Хоть бы деревце какое посадили. А то веет от этого забора такой казенщиной!
А его собеседница продолжила:
– Похоронила я их вместе. Уже и памятник заказала, оплатила, поставят теперь весной, как год пройдет. А сама места себе найти не могу. Ну как так судьба отняла у меня самое дорогое, что было. Наказывает так, значит? За грехи мои наказывает? Но ведь я укол только сделала тому вредному старику! Он был нежилец. Сколько ему оставалось? Ну год еще. Может быть, два. Зачем Татьяну тогда посадили? Дали бы условно! И пусть она сама своих дочерей воспитывала! Может быть, и муж ее был жив. Эх…
Харитонов встал и подошел к окну. В целом ему было все уже ясно. Он даже знал исход этого дела, а тут… Тут, скорее всего, истек срок давности того старого преступления.
– А вы не помните, в каком году произошла эта история с пациентом? – спросил он Вятскую.
Та подняла на него глаза и вдруг замешкалась.
– Не вспомню, как будто ластиком кто-то этот год вымарал. Лицо старика как живое передо мной стоит. Злое такое, морщинистое, небритое. А года не помню. Тогда весна была.
– А дочерям Татьяны сколько тогда лет было? Вы говорили, что ровесницы, а родила их ваша подруга в 35 лет. Вам сейчас 55 полных лет. Сколько же было девочкам?
– Им года три уже было, точно, три, в садик ходили.
– Ясно, – кивнул Харитонов, – а погибли они когда?
Светлана вздрогнула.
– Три месяца назад похоронили, успели отметить их день рождения. 20 лет им исполнилось.
Харитонов задумался, он мог сейчас же сказать Вятской, что срок давности по ее делу истек, что даже, если он оформит все документы, то ее все равно отпустят в зале суда. Да, откроются обстоятельства того старого преступления, но это теперь ничего не изменит. Но еще раз взглянув на женщину, он не стал этого делать. Ну хочет она понести наказание, пусть пока считает, что ее накажут. Может быть, и правда, ей это на время поможет. А потом боль чуть отпустит, будет жить, если сможет.
Через месяц состоялся суд, на котором подсудимая рыдала в голос. Правда, пострадавшую сторону никто не представлял. Сын того самого пациента уже и сам ушел в мир иной, а его наследники уехали куда-то, так что отыскать их не представлялось возможным.
Вятскую отпустили в зале суда, потому что срок давности на самом деле истек.
Харитонова на суде не было, но от сослуживцев он узнал, что Вятская просила ее не отпускать, грозилась тем, что в одиночестве пօкօнчит с собой, что просит наказать ее хоть как-то.
Случай привлек внимание журналистов, они пытались встретиться с горе-преступницей, в итоге с ними согласился пообщаться ее сын и объяснил, что мать поместили в психиатрическую лечебницу, что врачи вообще считают, что она оговорила себя, что, возможно, никакая она не убийца, а просто несчастная женщина, которую сломило это внезапное горе.
Журналисты, не зная, кому верить, обращались к врачам, но те лишь разводили руками.
А Харитонову почему-то казалось, что Светлана рассказал ему правду. Но получилось так, что эта неудобная правда была уже никому не нужна.