– Девушка, родненькая, положите меня в стационар!
На медсестру приёмного покоя смотрела женщина взглядом... недодоенной коровы.
Девушка была занята: вбивала данные в медицинскую программу ручками с изящным маникюром.
– На что жалуетесь? – спросила она, толком, не слушая.
– Ни на что, а на кого. На сына своего...
– А много ли прислать?...– ответила она и сама удивилась: почему детское стихотворение всплыло в памяти именно сейчас? На работе? Вот как чудно подкорка устроена!
– Что прислать? Кому? – не понимала женщина.
– Да я шучу. Вы как в стишке "Телефон" сказали про сына своего. Я и подхватила. Ладно. Слушаю вас.
– Эх! Если бы в жизни было всё, как в сказке... – вздохнула та. – Я заложница далеко не сказочных обстоятельств, в собственном доме...
Девушка оглядела посетительницу.
Она была явно собрана для госпитализации. В спортивном костюме, тапочках, с сумкой, наверняка, с тарелкой и ложкой...
Женщине было немногим за шестьдесят.
– Вы серьезно, на сына жалуетесь? Я не ослышалась?
– Да, а что? У меня, может быть, большая проблема. Я не могу выгнать из дома великовозрастного сына! Я разрываюсь от злости и стыда на себя! Намекала ему, намекала, что пора. Не понимает. Сегодня я сама ушла к сестре. А у неё у дочь приехала. Потесню, не годится...
А потом думаю, а что, если в больницу лечь? Это же гениально! Подлечусь, сил наберусь, и дальше намекать Павлику буду, что пора бы честь знать…
– Вы по "Скорой" поступили? – спросила медсестра.
– Нет. Сама приехала. Своим ходом, на такси.
Наталья Дмитриевна умела вызывать такси из приложения Яндекс, чем ужасно гордилась.
– Мы вас положить не можем. Нужно было по "Скорой" поступать или по направлению.
– А если у меня жалобы?
– Слышала я ваши жалобы! Они к здоровью не относятся, – ответила медсестра.
– Ещё как относятся! Мой Павлик ест вечером тарелку супа, рис и две котлеты, – пожаловалась Наталья Дмитриевна.
– И что?
– А я обхожусь одним бутербродом с сыром и яйцом… Всего лишь одним!
– Рада, что вы знаете меру, – начала злиться медсестра. – А ещё, вы меня задерживаете! Люди ждут.
– Вы же Мариночка? Всё верно написано?
– Да, а что?
– Мне очень нужно лечь в больничку, понимаете, Мариночка? Устала я взрослому мужику готовить! Проучить мне его нужно, чтобы он не думал, что у нас холодильник-самобранка, и всё в нём само появляется! Ему скажи, что заварка не сама заваривается, он и зависнет...
– Ну, не готовьте ему, какие проблемы?
– Легко сказать, не готовьте! А он потом ходит печальный, крышками по кастрюлькам выстукивает вальс Бостон, в поисках, хотя бы, пресловутых макарон! А у меня сердце от этого всего болит… разрывается прям…
– Сердце болит? – оживилась девушка. – Ну, наконец-то, вы назвали важный симптом, а то, сын да сын! А про настоящие жалобы молчите. Вам, выходит, в кардиологию надо! Фамилия?
– Репина, Наталья Дмитриевна.
– А какие у вас ещё проявления были, Наталья Дмитриевна?
– Павлик мой на работе всё время. У меня днём, когда из магазина сумки с его любимыми продуктами тащу, одышка начинается…
Себе бы я несла гораздо меньше: пакет кефира, десяток яиц и молоко....
– Одышка у вас? – встрепенулась Мариночка. – Вам точно в кардиологию нужно…
– А ещё Павлик мне такое припомнил… такое обидное!
– Какое?
– "А что ты хочешь, мама? Я собирался жениться в двадцать лет на Любочке". (Была у нас соседка старше его на шесть лет, с ребёнком). А я ему сказала: "Рано тебе, не дорос ты ещё до мужа Любочки!"
А теперь ему ничего не надо. Говорит: "Спасибо, мама, что отговорила. Это был лучший твой совет. Смотрю я на мужиков с работы, и завидую сам себе!"
– Так и сказал? Жесть! Он навечно с вами засел, хочу я вам сказать... Чтобы произошли перемены, графа сначала должно придавить судьбой...
– Вот! Ещё и виноватой меня сделал. Чуть что, Любочкой попрекает! А она с мужем, между прочим, сошлась. Я живу, испытывая давление…
– Давление? – обрадовалась девушка. – Давайте, измерим…
– От сына, говорю, давление, исходит, от моего чувства вины, что он рад, потому что ему теперь так удобно! – пыталась сбивчиво объяснить Наталья Дмитриевна.
Мариночка давно утеряла суть, и вынимала из речи Репиной лишь отдельные слова, с профессиональной окраской.
– Собьём давление, если высокое окажется.
– Он краев не видит, – жаловалась женщина.
– Да? Пусть приходит к окулисту, – серьёзно сказала Мариночка. – Глазки ему надо проверить. Небось, за компьютером целый день?
Наталья Дмитриевна подтвердила.
– Да. Он айтишник. Остальные айтишники выглядят, как вахлаки. А мой Павлик привык, чтобы рубашечка клетчатая наглажена была, носочки лежали пополам, всё чистое.
Я днём всё это стираю и глажу.
А сын думает, что оно само там обновляется…
– Давление 150 на 110, это много! – вдруг сказала медсестра.
– А я как про Павлика начинаю думать, так оно и ползёт! Аж голову ломит, и пульс в висках!
– Вы слишком много о нём думаете! Купите дачу.
– Дача – это секта по закапыванию денег! – строго произнесла Репина.
– Ладно, ладно. Я так... Вам уже не в кардиологию, а в неврологию надо...
– Жениться Павлику надо, и все болезни у меня пройдут! – воскликнула Наталья Дмитриевна.
– Ему? Жениться? А вам не жаль девушку, которая будет его женой? – вдруг спросила Мариночка.
– Мне? Что вы такое говорите? Мой сын хороший! – возмутилась она.
– Послушайте, – объясняла свою позицию девушка. – Вы сейчас в больницу ляжете, дом придёт в упадок. Корзина переполнится бельем. Вальс Бостон отгремит по кастрюлям, а дальше-то что? "Мама, иди скорее домой, дальше меня обслуживай?" А потом вас сменит жена? А не пора ли Павлику повзрослеть? Или вы ему тоже забыли об этом сказать?
– Как вы разговариваете с больными?
– А что? Намекать вам? Так привычнее?
– А вдруг у него своя сознательность появится? – несмело предположила Наталья Дмитриевна.
– Ну, поздно.... Раньше надо было его приучать, – категорично высказалась Мариночка. – Вот я бы за вашего сына замуж не пошла.
– Почему? – изумилась она. – Вы его даже не видели!
– Да будь он трижды красавец, а не умеет ничего! Зачем мне такой?
– Просто, он был избавлен от готовки и стирки… – мама Павлика ещё выискивала аргументы защиты.
От оскорбления у Репиной в пояснице появилось ощущение застоя. Она стала разминать её кулаками.
– Ещё не хватало, чтобы спину заклинило!
– Вот видите? Да у вас куча болячек. А сын небось здоров, как бык. Скажите ему всё, как есть! Проговорите своё недовольство. Живёшь со мной – делай задания по дому. Или, на выход!
– Я не могу так грубо! – совсем сгорбилась Репина. – Частично я сама в этом виновата... Он спрашивал меня раньше, чем помочь, а я отвечала: "Ничем, сынок, иди, отдыхай..."
– Вот! Вы из тех людей, которые сначала разбалуют сыночка, а потом удивляются, почему у них на шее двухсоткилограммовый лось сидит!
От такого неприятного разговора у Репиной лицо покрылось красными пятнами. Сейчас они сползлись в единое, и всё это группировалось над белой шеей... Эдакий мухомор на белой ножке.
– Наталья Дмитриевна. В неврологии есть место. Я вас кладу. Скажем, что вы обратились с высоким давлением.
Вдруг у Натальи Дмитриевны завибрировал телефон.
Она поднесла его к уху и вкрадчиво сказала:
– Да, сына. Да. В больницу ложусь… В двадцать шестую. Да. А кто его знает? Общее состояние непонятное какое-то... В моем-то возрасте… То ли сердце, то ли давление… Спина ещё отказывает.
Он ей что-то стал говорить, отчего она мягко улыбнулась. В глазах заплескалась любовь, голос потеплел.
– Да ладно, бывает, Павлуша. Нет, не из-за тебя. Да честно, не сержусь. К сестре зачем? Да погостить просто...
Прикрыла Наталья Дмитриевна трубку рукой и прошептала Мариночке:
"Извинился! Спрашивает, макароны по-флотски приготовить мне в больницу или нет! Поняли? Вот так!"
У Репиной осанка вернулась на место и грудь заняла гордое и высокое положение.
– Ваше сердце уже здорово? – улыбаясь, спросила медсестра.
– Абсолютно! – кивнула Наталья Дмитриевна.
Мариночка померила пациентке артериальное давление. Оно было 125/80.
– Вы уже почти в норме, – развела руками медсестра. – Вот, что любовь делает!
– Пойду домой, скажу сыну, что мест не было…
– Удачи вам! – помахала Мариночка. – Держите позиции! Начните уже говорить ему всё, чем не довольны. Мужчины любят слышать конкретные вещи. У меня трое братьев, я знаю, о чем говорю.
– Я не смогу…
– Сможете. Это всем пойдет на пользу. Он ведь и сам хочет помочь, а вы не даёте.
– Наверное, да.
– Желаю вам погулять на свадьбе сына! Это лучше, чем в больнице лежать…
– Несомненно! – подтвердила Наталья Дмитриевна.
Она вызвала такси. Пока ждала, решила начать с малого. Позвонила.
– Павлик… Меня на постельный режим домой отправили, под обещание, что есть кому присмотреть за мной…. Ты сможешь поухаживать?
– Конечно, мам! Что за вопрос? – возмутился он.
– Так мне макаронки по-флотски захотелось….Прям не могу, как хочется.
– Сделаю.
– И наклоняться мне теперь нельзя… А в машинке стиральной рубашечки твои скопились… Пятый режим… 30 градусов…
Вот так постепенно и наладился совместный быт матери и сына.
А когда Павлик успешно сварил первый борщ, мама сказала: "Ну, теперь я совершенно здорова, и смогу жить одна. Я всё понимаю, ты просто боялся меня оставить. Ответственность чувствовал."
Павлик посмотрел на свою хитрющую маму, и усмехнулся про себя.
Всё он понял.
– Новость хочешь, мам? Я встречаюсь с одной девушкой.
– Правда? И давно?
– Недели три как.
– А где ты с ней познакомился?
– Неважно. Зовут её Марина…
– Марина? – шевельнулась догадка у Натальи Дмитриевны. – Просто, я тоже немножко знаю одну Марину. Она в приёмном покое работает…
– … я просто заехал узнать у неё про твоё здоровье. Перепугался за тебя, думаю, почему мест нет и почему тебе наклоняться нельзя…
В общем, это та самая Марина.
– Ну и хорошо! – улыбнулась мама. – Я за вас очень рада! Думаю, нам надо пригласить её на твой борщ.
Так они и сделали.
И никто из них потом об этом не пожалел!
*******************************
Друзья, если вам понравилась история, ставьте лайки, подписывайтесь на канал и пишите отзывы – будем рады!
У нас тут душевно.
С теплом, Ольга.