Ладно, что - то я все грустные истории рассказываю. Хотя, странно было бы ожидать веселого от такой работы, но, тем не менее случалось….
Как и большинство историй, эта началась со звонка дежурного.
Был у нас один дежурный, Александрыч. И вот ежели угораздило с ним попасть в одно дежурство, чемодан не разбирай. Главная примета – не говорить ему «до свидания» уходя с работы. Даже случайно. Даже автоматически. Попрощался, считай не ушел с работы.
Ну, тот день я, по обыкновению, загружена была текущими делами и нервничала из-за проверки, что ожидалась по утру. В восьмом часу вечера толкнула дверь дежурки, оставила некоторые бумажки, побухтели с операми за лютую и голодную жизнь розыска. На волне сочувствия к обездоленности их, пообещала взять бутербродов, если случиться оказия выехать на труп.
Само собой, в лучших своих девичьих чувствах я попрощалась с присутствующими и вышла. Под гробовое молчание.
Делая шаги к выходу меня по затылку догнала мысль чего это они все молчат.
Обернулась. За стеклом дежурки вытянутое от удивления лицо Александрыча и разъярённые оперов.
Шмыгнула я за дверь уже краснея всеми щеками, «обойдется» малодушно подумала про себя, впрочем, не надеясь.
Спустя пару часов я почти забыла про дурную примету, как звонок на домашний телефон оборвал неспешный и одинокий ужин голосом Александрыча.
Зловеще и мстительно он сообщил, что убиенный лежит в погребе по неизвестному адресу, но по известной улице в известной деревне. «Выходи. Опера за тобой поехали».
Я судорожно напихала куски батона, майонеза и сервелата в пакет, туда же сунула нож и разделочную доску. Обещала же бутерброды.
Тут ремарка. Не знаю, где как, а меня жестко приучали держать слово. То есть прямо вот держать. Даже по мелочам. Сказала – делай. Это хорошо работало и в другую сторону, когда я слышала от кого-то обещание, то не сомневалась в его выполнении.
Правда, позже, подобный безусловный рефлекс веры в слово мужчины сыграл со мной злую шутку, но история не об этом.
Так вот, мчу я из подъезда навстречу оперской карете с чемоданом и пакетом с колбасой. Цейтнот, конечно, такой себе. Не на пожар, но всё ж таки следовало пошевеливаться. Бутерброды я решила нарезать по дороге.
История, конечно, не о бутербродах. Опера сменили гнев на милость разговевшись бутерами, поэтому сыто и спокойно посвящали меня в предстоящее приключение по поиску трупа.
Женщина позвонила в милицию и захлебываясь криками сообщила, что «убила его и сбросила в погреб». На вопросы где, кого и прочее сопутствующее, не отвечала, а только верещала. Удалось узнать в какой деревне и улице. Всё. Остальное оставалось узнать самим Пинкертонам.
Приехали в деревню по ночи. Деревня сплошь из этнических немцев и фонарями оснащена педантично и нарядно. Видимо, это национальное что – то.
Нехитрыми способами опера нашли дом. Собственно, просто они изловили звонившую тетеньку. Она бегала одна по улице, под фонарями, заламывая руки. Что удивительно, зевак не было. Присмотревшись, оказалось, что все, кто мог прильнули к окнам.
Тетенька, плача и причитая рассказала, что окаянного толкнула, он упал в открытый погреб и, по всей видимости, сломал себе шею. Потому как лежит недвижим и на извиняющийся зов супруги не отзывается.
Пошли глянуть в погреб. Посветили фонарями. Труп действительно лежит в очень неестественной позе. Такая поза красноречиво орала о преждевременной и трагичной смерти.
Описывать труп? Но, ээээ как.. Надо извлекать. То есть сначала описать всё, что наблюдается, по возможности максимально. Потом извлечь труп, отметив это в протоколе и продолжить потом описывать трупные явления и прочее. Первый этап занял примерно час. Потом опер Дима полез в погреб за трупом.
Сказать, что я услышала визг, который может разбить стеклянные изделия своими децибелами, ничего не сказать. Мои барабанные перепонки выскочили из ушей и били меня по щекам, что бы я побыстрее скрылась прочь от источника и дала им шанс выжить.
Дима орал истошно, как двадцать восемь котов. Любопытные соседи сгинули от окон, рождая в воспаленном воображении истории для потомков.
Следом за криком Димы их погреба метнулась тень. Вернее, Дима.
Он был белый как снег и вдруг очень спокойно сообщил «Он меня обнял», а потом упал без сознания.
Сан Саныч (судмед) флегматично начал возвращать Диму в сознание. Он умел, да. Точно знаю. Хых. Но, об этом я расскажу в следующий раз.
А мы наблюдали как из погреба вылезает нечто.
Это я сейчас нагнетаю, конечно. На деле ничего там страшного не было. Труп просто вылез из погреба. И оказался вполне себе живым «окаянным супругом», но в стельку пьяным.
Говорят, пьяным – море по колено. Но, как оказалось им еще доступны чудеса акробатики на дне погреба.
Ночь закончилась славно. Никого не убили. Приметы работают. Фонари от децибелов Диминого крика тоже не пострадали.
А на утро меня ждала проверка из областной прокуратуры. Штош.
И да, больше я никогда Александрычу не говорила «до свидания»!