Рождение самодвижной молитвы

"Я бросился в лес по старой борозде, проваливаясь и оступаясь в глубоком снегу. Достав из дупла Иверскую икону Матери Божией и обливая ее горячими слезами, я прижал святыню к груди обеими руками: «Мамочка моя Пресвятая, — взмолилось мое сердце. — Не оставь меня в этой напасти, как Ты всегда не оставляла меня! Смилуйся надо мной, окаянным, и прости! Теперь никогда не оставлю Тебя вовеки!»

При этих словах в сердце моем словно вспыхнул сильный огонь. Он в мгновение ока сжег все мои сомнения и развеял отчаяние, как будто новые силы влились в мою грудь. В сердце неожиданно что-то дрогнуло раз, другой, затем еще и еще… В нем с каждым толчком сладостные звуки сами собой стали складываться в слова молитвы: «Господи! Иисусе! Христе! Помилуй мя!» Несказанно потрясенный никогда раньше не испытываемым переживанием, я застыл на месте: сердце само, без всякого понуждения, молилось сладчайшим гласом Иисусовой молитвы. Эта молитва пронизывала все мое тело с головы до ног. Заливаясь слезами радости, я поднялся в свою келью, не веря произошедшему со мной чуду. Мне казалось, что сейчас этот невероятный дивный сон рассеется и все станет вновь таким же обычным, как прежде.

Но действие молитвы продолжалось, не ослабевая ни на миг. Смотрел ли я на иконы, молитва не прерывалась — сердце молилось само, источая из глаз непроизвольные слезы. Смотрел ли в небо, молитва текла, не останавливаясь и застилая глаза слезами. Из-за слез все окружающее я стал видеть в расплывчатом и радужном свете. Ум ушел из головы и опустился в сердце, став с ним одним целым, обретя удивительную ясность. Голова освободилась от прежней тучи помыслов, словно ее умыли изнутри святой водой. Слово «Иисус» стало самой желанной жизнью моего сердца и соединилось с ним неразрывной связью. Помыслы исчезли в безпредельной и безмолвной ясности сердца, в котором жила и двигалась Иисусова молитва.

***

Постепенно, день за днем и ночь за ночью, привыкая к новому состоянию души, я осторожно попробовал прикоснуться внутри к этому непрестанно пульсирующему молитвенному роднику, чтобы немного определить, как мне обращаться с присутствием самодвижной молитвы в моем сердце. Если я осторожно останавливался на одном слове «Иисусе», молитвенный родничок в сердце начинал биться в такт со словом «Иисусе, Иисусе, Иисусе…» А когда я останавливался вниманием на словах «Господи» или «Помилуй мя», эта удивительная молитвенная энергия нежно и мягко возвращалась к полной молитве «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Когда сердце желало помолиться о здравии близких людей, поминаемых мною, молитва сама включала в себя память обо всех этих людях. Если я начинал поминать усопших, самодвижное действие молитвы включало в себя памятование всех, кого я помнил и знал.

***

Постепенно мне открылось, что самодвижная молитва не исчезает, когда мне хотелось почитать Жития святых или Древний Патерик. Это открытие потрясло меня своей простотой: читая духовные книги, я мог воспринимать текст ярко и живо, а молитва звучала в сердце, словно сопереживая глубокому смыслу этих книг. Преподобные Иоанн Лествичник и Исаак Сирин как будто заговорили с душой новым, глубоко проникновенным и благодатным языком, а Евангелие начало открывать ей свои таинственные, неизведанные духовные пласты, которые прежде оставались для меня прикровенными. Если до этого времени я воспринимал лишь слова евангельских изречений, то теперь благодатный, возвышенный смысл поучений Христа, словно буравом, проникал в самые глубины моего сердца. Каждый стих на страницах Евангелия оставил на себе слезы моей пробудившейся души.

***

В один из мартовских дней, когда молитва сама изливалась из сердца, вместе с молением о здравии моего духовного отца во мне возникло непередаваемое реальное ощущение, что дух старца целиком вошел в мою душу и таинственно соединился с нею неразрывными узами. Весь его духовный опыт, вместе с повествованиями старца о молитвенном опыте Глинских старцев, неожиданно обрел глубоко в моем сердце свое неисходное пристанище. 

***

И все же сомнения и тут не оставляли своих попыток проникнуть в мое сердце: «А вдруг то, что происходит со мной, — это прелесть? Может, я стал просто живым магнитофоном? Не лучше ли оставить эту молитву и вернуться к прежнему состоянию?» Но как я ни пытался не обращать внимания на звучащую внутри молитву, исторгающуюся из недр души, она приковывала все мое внимание, и слаще ее ничего не существовало в целом свете! И эта самодвижная молитва не была похожа на механическую запись бездушной машины. Каждое слово Иисусовой молитвы, источающейся из сердца, звучало необыкновенно кротко и чисто, исполненное смиренной любви и горячего трепетного покаяния.

***

(Симеон Афонский)

(Симеон Афонский)