Из цикла «Уральские байки»
Медведь... Символ России, точнее российского менталитета. Зимой спит, летом отъедается. Предпочитает лесные дары, но при случае может и коровенку заломать. Тучен, однако при кажущейся неповоротливости исключительно быстр в движениях. Хитер, умеет выжидать. Если сыт, то, как правило, миролюбив и с людьми старается не встречаться. И все же встречи медведя и человека случаются. Порой оканчиваются они трагически. Но это когда «Михайло» подранен и рассержен, либо это мамка с детенышами, либо оголодавший шатун... К слову, медведя в лесу не принято называть — а то накликаешь. Поэтому и величают его кто ласково Дедушкой, кто сухо — Он, а кто просто Хозяином. Да, с большой буквы.
В делянке, у ночного костра, мужики травят байки. Про встречи с медведем. Так реально все живописуют, что боишься лишний раз от огня отойти, в каждом шорохе Он мерещится. А каждый птичий крик поневоле принимаешь за сорочий клекот, которому косолапый так подражать любит. Вот и возвращаешься назад довольно быстро, ноги по земле за мурашками по спине не поспевают.
— А Он все ходит вокруг и бурчит! Палками кидается, видать, не по нраву, что мы в его владениях ночевать сели. Кое-как до рассвета дотянули — и тикать оттуда...
— Да это ерунда! — заявляет тракторист с веселыми от только что выпитой «граммульки» глазами. — Я однажды на гору попер за малиной. Взял ведро на десять литров, чтоб уж набрать, так набрать. Полдня таскался, с верхом ягод наворотил. Ну все, думаю, пора домой. И решил дорогу спрямить через кусты. Только забурился, а там Он! И морда в ухмылке: делись, мол...
— А ты?
— А что я? Поставил ведро с поклоном на землю, развернулся — и деру!.. Туда чуть ли не час добирался, а обратно минут за десять добёг!
— Да, не иначе ждал он тебя. Животина соображучая. Зачем самому ягоду собирать, когда собранная рядом ходит.
— Ты просто один был, — вмешиваюсь в разговор, — а если толпа, да на технике — он сразу сваливает. Мы вот раз поехали вшестером на машине. Сунулись в малинник, а там лежка свежая, помет еще теплый...
— А ты чё, щупал, что ли? — перебивают меня.
— Кого? — не понял я.
— Да помет этот! Откуда знаешь, что теплый?
Громкий хохот. Темнота шарахается в сторону и вновь обступает костер.
— Ну, ладно, хорош, — говорит тракторист. — Соловья баснями не кормят. Давайте тару, с устатку еще можно...
Минуты на две разговор затих. Слышно чье-то покашливание: «Ух, как пошла!», кто-то смачно жует мясо с хлебом. Впрочем, кусок у него отбирают: «Ты чего, жрать сюда пришел? Нечего закуску на еду переводить!»
— Смешно-то смешно! — возвращается к разговору сучкоруб с перебитым носом. — А ведь когда встретишься — не до шуток. Особенно если мамка... У нас в деревне два пенсионера отправились лыко драть. И аккурат на нее с медвежатами нарвались. Один-то старик был здоровый, метр в плечах, а другой — щупленький, юркий. Вот он и рассказывал: сам, мол, не помню, как почти на верхушке осины, у которой ветки метрах в семи от земли начинаются, оказался. Сижу я, говорит, там и думаю: а где Иван-то? Заломала его, видно, мамка. Он ведь вон какой неповоротливый. Вдруг чую, вершинка моя шатается, будто елозит кто-то тяжелый. Голову задрал, а надо мной — кирзачи сорок пятого размера!..
— А у нас тоже случай был, — отсмеявшись со всеми, начинает лесник-башкир. — Два бабая поехали из деревни своей на базар. Что надо продали, что надо купили. Ну и для себя, естественно, взяли. Дорога длинная, едут в телеге, угощаются потихоньку. Только в Зильмердак поднялись, вот он, Аю, стоит. А у них ни ружья, ничего. Один бабай с перепугу ему кулак с вытянутым пальцем поднял, будто пистолет. И — «бух, бух!», а второй, на него глядя, руки выставил, словно ствол держит, и тоже давай «стрелять». Хозяин посмотрел на них, как на дураков, повернулся — и в лес. А они вожжи схватили — и ну кобылу стегать! Махом до деревни долетели. Во двор въехали, а сами на телеге лежат ухохатываются. Посмотрят друг на друга: «Бух, бух» — и снова корчатся. Домашние сбежались, не поймут, что со стариками. Самое интересное, у них — ни в одном глазу. Вся водка от страха вылетела!
— Да что толку от ружья! — говорит бригадир, переехавший на Урал из Сибири. — У нас пословица такая есть — своего медведя ты все равно не увидишь. Если уж задумал косолапый тебя заломать, то на глаза не покажется. Скараулит — никакое ружье не поможет... Я однажды клюкву собираю, по болоту ползаю и слышу: кто-то рядом лазит. А туман, ничего не видать. Ну, ползу себе дальше, собираю, а тот все ближе и ближе, кряхтит, даже вроде покашливает. Вот уж совсем близко. Только я хотел сказать: «Дедушка, здравствуй!», а тут из тумана — башка лохматая. Вот так дедушка! У меня все из головы вылетело. Одна только мысль: «Давай разойдемся! Нам делить нечего, ягоды на всех хватит!» Он вроде бы кивнул, развернулся и назад, как трактор... Ну и я, конечно, обратно. Страх у меня улетучился. Снова ягоду загребаю. Тут ветер подул, туман утащил, смотрю, а медведь уж далековато, ползет себе, тоже ягоду дерет. Так и разошлись...
— Ага! — ироничный голос молодого подсобника перебивает сибиряка. Он решил, видно, возразить, мол, слыхал я эти сказки, но свою историю опять заводит маленький лесник.
— Однажды в марте мы делали в заповеднике обход. На лыжах. Снег в горах в это время еще глубокий. А у нас один парень был... Да он и сейчас есть, но тогда, после армии, всё вперед лез. Углядел он, что на склоне горы вроде как отдушина среди камней — и парок оттуда. Ну, подумал, куян-заяц, значит, спрятался, сейчас его возьму. Подъехал, наклонился к дырке, заглянул, а там... Там мишка щурится! Тут я... тьфу, парень тот — в сторону, а лыжи тяжелые, в талом снегу увязли. Вот он и давай со страху горстями снег на зверя кидать. А тот спросонья не поймет, что ему там в морду летит, и давай из берлоги камнями швыряться... Хорошо, не попал!
— А что это за парень был? — вмешивается тракторист. — Я в заповеднике вроде всех знаю.
Рассказчик смущенно замолкает, но ему на помощь неожиданно приходит молодой подсобник со своими вопросами:
— А что, медведи так крепко спят, из берлоги совсем не выходят? Гуляют только шатуны?
— Да нет, — с живой благодарностью в голосе отвечает лесник. — Шатун есть шатун, он жиру за лето не накопил. Это либо старый медведь, либо подранок, вот с голодухи и шастает. А который справный, тот спит, конечно, но, бывает, в оттепель вылезает наружу, подышит свежим воздухом и назад, сны глядеть. Оно ведь всю зиму лежмя лежать даже сильному не под силу...
— Эй вы, медведи! — подводит итог бригадир. — Спать пора, а то завтра будете мне, как шатуны, сонные по делянке слоняться. А работать за вас кто будет?
Уже лежа в палатке, вдыхая свежий аромат скошенной на подстилку травы, засыпая, вдруг слышу грузные шаги, но от усталости уже не пугаюсь. Впрочем, шаги вдруг прерываются — кто-то рухнул на землю так, что задрожал полог. И чей-то голос с неистощимой фантазией перечислил казни тому, кто забил у него на пути колышек для растяжки. Под это бурчание, сменяющееся криком ночных птиц, я наконец засыпаю, и даже надоедливый комар уже не мешает мне уплывать в страну сновидений, где, возможно, меня поджидает медведь. И где, может быть, он помашет мне лапой и пригласит отведать медку... Ведь мы, если верить Киплингу... Мы с ним одной крови. Как все живое на этой земле.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Александр Двинских
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.