Нет, нельзя перегибаться, нельзя смотреть вниз. Но она перегнулась и посмотрела. Её уже тянули назад, но поздно, увиденное ожило в ней. Изменило навсегда. Холодная чужеродность сделала вдох в её груди.
Раньше это была станция. Теперь что-то вроде корабля. Но скорее это кладбище. Последнее пристанище не ушедших, всех кто остался в старом мире, всех кто увидел его оборотную сторону.
Километры надстроенных комнат, коридоров, пересечений, креплений, кранов и транспортников. Провода, антенны, лампы, манипуляторы и редкие иллюминаторы. Всё собиралось их подручного, из случайно притянутого, оставленного. Невообразимая дикость в условиях гравитации, тут на орбите «Остров» был реальностью, и даже у кого-то вызывал эстетическую радость.
Всегда есть люди, которые в уродстве находят радость.
А «Остров» был уродлив. Уродлив неправильностью, уродлив старостью, уродлив тем что он означал, уродлив тем, что было и жило внутри. Теми, что когда-то были людьми.
Уродлив мною.
Давно, когда-то я был учёным. Мы тогда все ожидали большого чуда. Оно случилось. Но никто не гарантировал что чудо - это обязательно хорошо. Мы смогли увидеть мир иначе. Увидеть себя, свои жизни, глазами других. И других мы смогли увидеть. Это было ужасно и отвратительно. Непереносимо умом. Разрушительно для любого, кто хоть чуть коснулся этого.
А ведь люди, существа социальные. Мы главным образом передаём информацию и делимся опытом. Так Ад, коснулся всех нас. Весь наш вид изменился. Нам невозможно стадо жить самим с собой. Терпеть себя. И те, кто принял свою новую внешность - ушли. Ушли в открытые врата, ушли, как они говорили, на свет. Я не видел этого света. То что я видел, лучше вообще никогда не описывать.
Хотя нет и слов, что-бы хоть отчасти это описать.
Когда «Остров» только развивался, сюда доставили устройство. Оно чем-то напоминало стиральную машину, и было схожих размеров. Его установили под мостом, в глубине «живой пустоты». Места, для экспериментов с тёмной материей и энергией. Оно всё уже не было «тёмным», мы немало знали, но всё равно так называли. Кто-то сказал, что это приятно тревожащий миф из прошлого. Темнота и абсолютная неизвестность.
Я легко отдал бы свою жизнь, жизнь наверное всех людей, лишь бы так «тёмным» оно всё и осталось.
Не думаю, что я первым увидел то, что смотрело из открывшихся врат. Наверное и другие всё видели, просто молчали. Молчал и я. Проходя по мосту, над внимательным ужасом. День за днём. И я менялся.
Хотя я начал меняться раньше. Из-за неё. Точнее из-за её улыбки.
Из-за того, что она улыбалась не мне.
На станцию я полетел уже не совсем человеком. Летел совершить что-то ужасное. Мечтал сказать ей как люблю, сказать как дорога она мне и как больно сделала. Вызвать чувство вины и обиды, а потом разметать этот кусок железа по небу. Что-бы пару дней фейерверк с земли наблюдали. Она наблюдала, зная что это из-за неё всё.
Потом больше, больше. Я уже всех ненавидел. Тихо хоронил не только коллег тут, но и всех людей.
Всё из-за улыбки?
Нет, улыбка только подтолкнула ненормальное. Не сделай это она, нашлась бы другая причина.
Когда устройство заработало, никто не поверил. Некоторые даже смеялись и радовались, уверенные что это грандиозный розыгрыш, шутка. Действительно, как в такое поверить?
Но всё изменилось по настоящему. И это было невыносимо. Все правил, все законы физики, даже фундаментальные вывернулись наизнанку, перестали работать, или заработали иначе. Никаких больше правил, никаких знаний и представлений даже о самих себе.
Доказательство существования иных разумов? Смешно. Перед грандиозностью изменений, перед ненормальностью иных, иного какие могут быть доказательства? Кто мы после этого, что-бы что-то доказывать? Какой смысл человеку прожившему всю жизнь в одиночной камере, и вышедшему в мир, доказывать что этот мир существует? Что все эти люди - реальность, что солнце есть и светит, что существует так много всего?
Нет в этом смысла. Такой человек растворится в новом мире.
Как и большинство из нас. Как и большинство из них. Из этих обычных людей. Они просто ушли с Земли. Они ушли из своего человеческого.
Мы потеряли цивилизацию. Мы получили огромный технологический и научный скачок, но он оказался никому не нужным. Горстки летали меж планетами, что-то изучали, что-то строили.
И сейчас человечество - это небольшие кочевые группы, летающие на непонятно как и из чего собранных устройствах. Чудеса, которые оказались мало кому нужны.
Помню как глядел на экраны. В них толпы уходили в открывшиеся врата. Уходили они и со станции, врата открылись и здесь. Я лежал в койке, натянув одеяло до носа, с выключенным светом. Уходили те кого я так ненавидел. Уходили те кого я собирался уничтожить. Я хотел плакать от бессилия, от обиды, от слабости. Как? Как они все могут быть такими свободными? Почему умеют делать что захотят? Откуда у них эта возможность отринуть себя?
Почему я не такой?
Она прилетела через год после исхода. С первым рейсом на «Остров». Я не поверил, был уверен, что она ушла со всеми. Но она стояла тут. Одна. Хрупкая, уставшая, испуганная. Смотрела на меня молча. Без эмоций, без ожидания. Ей было всё равно, у неё не было никого кроме меня. Брось я её, она точно, немедленно бы расправилась с собой. Ей нужен был кто-то. Ей нужен был человек.
И моя койка стала мала. И станция стала домом.
Год я жил с ней. Год я жил. Целый год жизни.
Год, после которого появится жизнь новая.
Узнав, что стану отцом я в первые почувствовал себя человеком. Нормальным. Таким как все.
Куда подевалась моя ненависть и призрение?
Мы все привыкли, что под мост смотреть нельзя. Скорее даже поняли это, приняли новое правило бессознательно. Словно малыши, мы усвоили это на уровне рефлексов. Устройство работало всегда, и всегда кто-то оттуда наблюдал.
Наблюдал, пытался заговорить, пытался коснуться. Исследователь? А может просто ребёнок, которому интересны диковины? Мы просто не смотрим под мост. Работающее устройство даёт возможности и энергию, а мы не смотрим под мост.
Но она посмотрела. Перегнулась через перила и посмотрела. Я думал что она начнёт кричать, и попытается выцарапать себе глаза, я такое видел. Но она словно задумалась, словно что-то вспомнила. Она молчала, внимательно вглядываясь в окружающее и окружающих. Отвечала на вопросы, и казалась вполне нормальной.
Это пугало сильнее всего.
Все знали что она изменилась. Я тоже знал. Но не мог не делать вид, что всё хорошо. Не мог не попытаться себя обмануть. Я разговаривал с ней, я показывал планеты и звёзды, читал старые книги. Она улыбалась мне, гладила по щеке. Я знал и видел что это теперь другой человек. А может и не человек вовсе.
Приборы сбоили рядом с ней. Люди странно себя ощущали. Кажется она хотела казаться обычной, такой-же но делала это лениво. Словно уже всё равно. Словно это великая вежливость для недостойных.
Я не спал. Не спал уже несколько дней и скоро сойду с ума. Но наверное, так будет лучше. Я побыл человеком, побыл нормальным и это оказалось прекрасным. Но нормальность хрупка, и слишком сильно ранит когда разбивается. Я снова хочу быть уродом.
Мне говорили что нужно проверить ребёнка, но я молчал. мне не нужно ничего проверять, я знаю что там, в её животе чужое дитя. Чужое настолько, что останься я человеком - ни за что не смогу его принять.
Полюбить.
Я лежу рядом с ней. Я слышу то чего не должно быть, я вижу то чего не должно быть. Я очень надеюсь что это лишь я схожу с ума. Я должен сойти с ума, ведь только так я смогу стать ему отцом.
