После Великой Отечественной война в нашей мещерской деревне было большое строительство. Жены ждали своих мужей, но немногие вернулись, а те, кто уцелел, возвратились с глубокими шрамами от пережитого и нужно было время, чтобы их залечить, залатать.
Жизнь не стоила на месте, да и зимы в наших краях были суровые и снежные, поэтому нужно было строить жилье. На местном торф предприятии сколотили несколько бригад из так называемых торфушек, древесного строй. материала росло вокруг в изобилии- организовали несколько лесопилок. Однако, возвести деревянные коробки- это полдела, их надо обогреть. Один из сторожил деревни вспомнил, что еще в царские времена был в наших краях кирпичный завод, да и глина своя тоже была. Сказывали, что кирпич тот пользовался большой популярностью и в народе получил имя «семеновский кирпич» по названию деревушки Семеновская. Сделали цех чуть ли не под открытым небом на месте разрушенного завода и стали формовать и обжигать свой кирпич.
Женщины-торфяницы строили двухэтажные дома на два входа. Дом был рассчитан на 12 семей. Каждая квартира состояла их прихожей, узкого и длинного умывальника-туалета, большой комнаты-гостиной и кухни, половину которой занимала русская печь из кирпича собственного производства.
Печка была сердцем дома, он обогревала, на ней готовили щи, супы, борщи, была даже в ней духовка, в которой бабушка пекла вкуснейшие пироги. Зимой, в дни трескучих морозов, младшие дети спали на печке, укутавшись в ватные одеяла. Как правило, с вечера печь хорошенько подтапливали и было жарко, но с утра, квартира выстывала и изо рта шел пар, надо было вновь подкидывать поленья.
В 80- е голы прошлого века в эти дома провели паровое отопление, поставив в каждой квартире чугунные батареи. Однако, зимой все равно приходилось ходить за дровами и подтапливать до комфортной температуры. Еще на печи грели воду, которой мылись, отдельной ванны не было, поэтому посреди кухни ставили большой таз, закрывали занавески и все по очереди обливались. Меня бабушка тоже мыла в тазу, а мой двоюродный брат однажды ей высказал: «Бабушка, не снимай мои трусики, не показывай мои глупости».
Многие их этих «торфяных» домиков с печками дожили до начала 90-х, потом часть продали. Покупателей-москвичей особо интересовал кирпич, несколько таких домов просто сгорели.
Посещая другие русские города и деревни, я видел подобные деревянные дома и их называли бараками. К примеру, в Коломне несколько таких домов отреставрировали и в них до сих пор живут люди. Понятно, что век этих строений давно закончился, но мне до сих пор вспоминается не столько квартира и обстановка, а та деревенская печка с топкой, зольником и духовкой, которая как человек, начинала разговаривать на своем теплом языке, а морозное небо было усеяно кучей ярких звезд, огромные сугробы вокруг и узкая тропинка к колонке с водой и запах дров, уносящий в миры моего далекого, светлого советского детства.
