Солнце роняло щедрые августовские блики сквозь резную зелень аллеи. День был тих и светел: мамочки неспешно катили коляски со своими малышами, воробьи дрались за оброненный кусок булки, в ветвях старого седого тополя громко трещали сороки, выясняя свои насущные птичьи проблемы. Вадим невольно залюбовался этими шустрыми и яркими птицами: они напоминали ему кумушек на многоголосой ярмарке. Вдруг кто-то сзади закрыл ему глаза руками. Парень улыбнулся: ну разве можно с кем-нибудь спутать эти лёгкие ладошки, пахнущие солнцем и мятными конфетами?
- Алёнка, ты чего хулиганишь? Думаешь, не узнаю?
Худенькая темноволосая девушка выпрыгнула из-за его спины и скорчила смешную рожицу:
- А вдруг? И я узнаю тогда что-нибудь о-очень интересное.
- Ну, конечно. И будешь тогда Алёной Кристи. Идём, а то можем к обеду опоздать.
- Вадим, - губы девушки невольно дрогнули. - А если я им не понравлюсь?
- Ты не можешь не понравиться. У меня золотой отец, лишённый каких-либо социальных предрассудков. А с его женой, я думаю, ты поладишь.
- Насчёт жены я переживаю больше всего. Она, наверное, молодая, красивая. Они давно вместе?
- Лет пять. Отец долго не женился после маминой смерти. Во-первых, любил очень, во-вторых, побаивался, удастся ли ему найти не только жену себе, но и мне маму. С мамой они с нуля всё начинали, он был в её чувствах уверен, а успешный вдовый владелец крупного магазина – фигура приметная. В этом случае очень трудно понять, любят тебя или твои деньги. Вот отец и ждал, пока я вырасту и не буду особенно зависеть от взаимоотношений с его новой женой. Яна действительно моложе его, но всё-таки постарше нас с тобой.
- Вадим, раз уж ты разоткровенничался, может быть расскажешь, что случилось с мамой, чтобы я случайно не наступила на какие-нибудь крайне болезненные грабли?
- Несчастный случай, Алёна. Рядом с нашей тогдашней квартирой был гаражный кооператив. Привезли бетонные плиты для ограждения и выгрузили. Почему-то пару плит положили не плашмя, а стоймя. Они довольно долго спокойно себе стояли, пока не случилась сильная гроза с ураганным ветром. Мама не успела дойти до дома. Когда она поравнялась с этими плитами от сильного порыва ветра одна стоящая плита упала. Прямо на маму. Может быть, она и выжила бы, если бы ещё не ударилась головой о куски бетона. А так всё произошло очень быстро. Даже скорая не понадобилась. Удар был слишком сильным. В общем, насколько непрочной и скоротечной может быть жизнь, я понял ещё в детстве.
- Прости, - Алёна осторожно погладила руку Вадима, - Я заставила тебя опять вспомнить уснувшую боль.
- Ничего. Когда-то же всё равно надо было рассказать. Ну что, пошли?, - и бережно обняв девушку за плечи, Вадим повлёк её к выходу из парка.
- Андрей, молодёжь что-то задерживается, - ухоженная женщина в изумрудно зелёной блузе придирчиво осматривала сервированный стол, - Не очень-то вежливо с их стороны.
- Яна, не грузись, - добродушно ответил высокий статный мужчина, посмотрев на часы, - У них другой отсчёт времени.
В этот момент щёлкнул открывшийся замок входной двери и на пороге возникла слегка запыхавшаяся парочка.
- Знакомьтесь – это Алёна, - представил спутницу Вадим, - А это Андрей Витальевич , - статный мужчина при этом доброжелательно кивнул, - и Яна, - женщина в изумрудно зелёном слегка наклонила идеально причёсанную голову.
- Ну что, за стол!, - широким жестом пригласил всех Андрей Витальевич, - Я думаю, проголодались все.
Первая половина обеда прошла легко и непринуждённо. Отец шутил, Алёна улыбалась, а Вадим рассказывал историю про знакомство с Алёной. Но, хранившая до сих пор сдержанное молчание Яна, вдруг решила тоже вступить в разговор:
- Алёна, если не секрет, расскажите, кто Ваши родители? Всегда лучше знать историю семьи, с которой нужно будет общаться.
Радостную улыбку девушки сняло как рукой. Потупив глаза и положив вилку и нож, она тихо произнесла:
- Нет у меня родителей. Они погибли в геологической экспедиции. Оба были геологи.
- И с кем же Вы воспитывались? - продолжила расспросы Яна.
- В интернате. Бабушка была очень старенькая, ей меня не отдали. А у папы родителей уже не было в живых.
- Так Вы значит детдомовка?
- Яна!, - резко положил приборы на стол Андрей Витальевич, - Выбирай, пожалуйста, выражения.
- Извини, дорогой, - потупила глаза женщина в изумрудно зелёном и принялась за салат рукколу.
Разговор скомкался. Тщетно пытались вернуть прежнюю непринуждённость Вадим с отцом. Алёнины улыбки были вымученными, Яна поддерживала разговор мало и неохотно. Сразу после десерта девушка заторопилась домой, Вадим пошёл её провожать.
- Яна, что это за номера? Ты зачем девочку обидела?, - вопросил Андрей Витальевич как только за молодёжью закрылась дверь.
- Чем я её обидела? Тем, что назвала детский дом детским домом?
- Яна, ты прекрасно понимаешь, чем. С каких это пор человеческое горе стало признаком человеческой второсортности?
- Дорогой, а ты и правда считаешь, что Вадиму надо жениться на этой, м-мм, совершенно обыкновенной девушке? Он завидный жених, мог бы составить себе успешную партию, взять девушку из хорошей семьи, упрочить своё положение, наконец. Она ему не пара, Андрей. Особенно, если учесть, что воспитанники детских домов рано узнают изнанку жизни и, как правило, небескорыстны. Нет, я никоим образом не обвиняю, несчастных детей, но они вынуждены устраиваться в этой жизни. Так почему именно за наш счёт?
- Вот смотрю я на тебя, - тихо, но твёрдо произнёс Андрей Витальевич, - И не пойму, в какой такой момент умная и целеустремлённая девушка Яна, так подкупившая меня своим жизнелюбием и находчивостью, вдруг превратилась в непроходимую снобку? У тебя самой родители князья что ли? Звёзд с неба никто не хватал. И ты не была выгодной партией для упрочения моего финансового состояния. Но ты мне понравилась и я взял тебя в жёны. Так почему я должен заставлять своего сына бросить девушку, которую он явно любит и заставить искать себе какую-то мифическую «девушку из хорошей семьи»? По моему глубокому убеждению, препятствием к браку могут быть только малоисправимые человеческие пороки: корыстолюбие, чрезмерный эгоизм, откровенная наглость, склонность к безделью и смене партнёров, пьянство, наркотики наконец. Кстати, всем вышеперечисленным вполне могут страдать девушки из «очень хороших семей». Отсутствие трудностей часто развращает. А в Алёне я вижу нормальную искреннюю девушку, рано хлебнувшую горя и знающую цену и плохому, и хорошему. Здоровый человеческий стержень – это тоже капитал, потому что с таким человеком можно в жизни что-то созидать, а не только растрачивать. И я считаю, что она будет хорошей супругой Вадиму: неизбалованной и порядочной. Она не притворщица, это видно.
Яна была слишком умна, чтобы открыто портить отношения с мужем:
- Делай, как знаешь. Но мне она не внушает доверия. Никакого.
В это же время на той же парковой аллее Вадим вытирал горькие слёзы, льющиеся по девичьему лицу:
- Ну перестань, глупая, ну почему ты плачешь? Всё хорошо, папе ты явно понравилась, я его хорошо знаю. Всё будет замечательно, вот увидишь.
- Я так и знала, - горько рыдала Алёна, - я так и знала, что я тебе буду неровня. Я в её глазах безродная детдомовка, бедная и непрестижная. А женщина мужчину всегда сумеет убедить.
- Глупости, - поморщился Вадим,- Во-первых, перестань на себя наговаривать. У тебя была нормальная семья, никакая ты не безродная. А что такое внезапная смерть, мой отец, как ты понимаешь, представляет себе совсем неплохо. Яна, конечно, ему нравится, тем более, что она сумела вникнуть в его дела, стать нужной в силу природного ума и предприимчивости, но вертеть собой отец ей никогда не позволял. И, думаю, не позволит. Так что прекращай поливать землю. От солёной воды ничего не растёт.
С этими словами Вадим чмокнул Алёну в нос и крепко обнял, гладя её тёмные вьющиеся волосы и слушая, как понемногу стихают отчаянные всхлипы.
Глава семьи действительно оказался человеком принципиальным. К великой радости Алёны помпезное торжество устраивать не стали. Ни отец, ни сын не были сторонниками шумных застолий с огромным количеством гостей и шоу-программой. На свадьбе были только самые близкие. После росписи все поехали в ресторан с летней верандой и уютным залом. О вычурного наряда невеста тоже категорически отказалась. На ней было струящееся шелковое платье в стиле ампир, схваченное под грудью атласной лентой и ниспадающее книзу подвижными складками. В тёмные локоны был вплетён изящный букетик. В этом наряде она очень походила на Наташу Ростову на её первом балу. Гости были в восторге.
- У Вас тонкий вкус, - не удержался от комплимента один из гостей, целуя руку невесты, - И у Вас тоже, - одобрительно кивнул гость жениху.
От Алёны не укрылась тёмная тень, пробежавшая от этих слов по Яниному лицу, не сулившая их будущим отношениям ничего хорошего.
Опасения Алёны, к сожалению, подтвердились. Свекровь сразу задала дистанцию в отношениях, всячески подчёркивая своё превосходство. На первый взгляд, вроде и придраться-то было не к чему. Женщина была весьма неглупа и никогда не устраивала явных скандалов и разборок. В присутствии мужчин была сдержанно вежлива и корректна. А вот в их отсутствие… Холодный тон, язвительные намёки, презрительный взгляд или взгляд вообще как на пустое место – это всё исподволь очень мучило Алёну и лишало уверенности в себе. Она чувствовала себя гадким интернатским утёнком, по случаю заброшенным в благополучное и ухоженное гнездо экзотических птиц. Сказать Вадиму? А что сказать? Ничего конкретного-то нет, всё будет выглядеть как женские сплетни. Сплетни Алёна не любила, поэтому молчала и терпеливо ждала поворота ситуации к лучшему. Чему-чему, а терпению её в интернате научили.
Неожиданно прессинг Яны переносить стало гораздо труднее. Всё время хотелось плакать, руки дрожали, сон стал беспокойным и тревожным. Валерьянка не помогала, состояние усугублялось, начала кружиться голова. Алёна крепилась, но когда утром, встав с кровати, она грохнулась в обморок, перепуганный Вадим мигом затолкал жену в машину и в считанные минуты доставил в больницу.
Из больницы он вернулся сияя, как полуденное солнышко. Известию о будущем ребёнке точно так же обрадовался и Андрей Витальевич. А у Алёны радость омрачалась предчувствием будущих сложностей. Она хорошо понимала, держать удар ей теперь будет намного сложнее.
Постепенно к расшатавшимся нервам добавился ещё и тяжёлый токсикоз. Алёну качало, еда не проглатывалась, та, что проглатывалась, сразу извергалась обратно. Яна же не сочла нужным менять своё поведение. Она стала даже резче, очевидно опасаясь, что рождение ребёнка упрочит положение невестки в семье. Её не останавливало даже то, что заметивший полное несогласие двух женщин Андрей Витальевич, сделал жене уже пару довольно жёстких внушений.
На очередном осмотре врач, недовольный синюшно-бледным лицом будущей мамочки и стремительной потерей в весе, категорически потребовал госпитализации. Как ни странно, Алёна даже обрадовалась. Казённые стены больницы надёжно бы защитили её от ежедневного и всё нарастающего напряжения. Ей не привыкать к таким домам.
Мужчины в больницу ходили исправно: то по очереди, то оба в один день. Алёна, разбирая пакеты с фруктами и прочими яствами для будущих мам, благодарила судьбу за то, что та подарила ей таких людей. А о Яне думать не хотелось. Пока есть возможность её не видеть, надо радоваться жизни.
Андрей Витальевич, перекладывая из руки в руку увесистый пакет с йогуртами, творожками и яблоками, остановился на посту медсестры:
- Аннушка, как себя сегодня Алёна чувствует? Ты мне сама скажи, а то она не всегда признаётся.
- Ой, да всё нормально, Андрей Витальевич, - расцвела медсестра лучезарной улыбкой, - Кушает уже хорошо, на прогулку выходит. К ней и посетительница сегодня уже приходила проведать.
«Неужели у Яны мозги встали на место?», мысленно удивился Андрей Витальевич: » Хотя, вроде бы, уже давно пора.»
Алёна лежала на кровати, покачивая, как маятником, каким-то блестящим предметом. Лицо её порозовело, губы улыбались.
- Что это у тебя за красота такая?, - спросил свёкор, и Алёна, радостно блестя глазами, положила ему на ладонь ажурный серебряный медальон.
Андрей Витальевич оторопело стоял и не верил свои глазам. Он очень хорошо знал этот миниатюрный серебряный веночек из полевых васильков, переплетённых с пшеничными колосками. Тончайшая работа, заказная эксклюзивная вещь. И всё было бы совсем не так странно, если бы точно такой же медальон не хранился у него в сейфе как единственная фамильная драгоценность покойной жены. Что это за наваждение такое? Так не бывает, не должно быть…
- Кто тебя навещал?,- поинтересовался он, тщательно стараясь скрыть от невестки нарастающее волнение.
- Женщина какая-то, - всё так же светясь от радости, ответила Алёна, - Назвалась Ниной Сергеевной, сказала, что очень хорошо семью вашу знает. Всё развлекала меня да утешала, а на память оставила вот эту фотографию и медальон на счастье.
Вслед за медальоном в руки Андрею Витальевичу легла фотография незнакомки, тот поднёс её поближе к свету, всмотрелся и впал в полное оцепенение. С фотографии, щуря глаза и задорно улыбаясь, на него смотрела его покойная жена.
Мысли в голове сначала остановились, а потом понеслись с лихорадочной быстротой: «Кто это? Откуда у этой женщины фотография его жены? Зачем она приходила и что ей нужно? Что это вообще за интрига такая?»
Андрей Витальевич был мужчиной сдержанным и хладнокровным. А посему, выйдя из ступора первого шока, он начал рассматривать фотографию женщины повнимательнее. Нет, это была не Вера. У Веры никогда не было такой причёски и ямочки были на обеих щеках. Но в остальном… В остальном одно лицо. И тоже Сергеевна. Близнецы? Но Вера никогда ничего о сестре не рассказывала и уже не расскажет. Кто тогда? Точно! Тёща! Уж кто-кто, а она знает ответы на эти вопросы. Если у неё будет просветление, конечно, а то признаки старческой деменции уже налицо.
Кое-как выдержав приличное время визита к невестке, Андрей Витальевич, не откладывая дело в долгий ящик, поехал в пансионат, где доживала свой век мать его Веры. Чего греха таить, они с Вадимом наведывались к старушке реже, чем следовало. Но пансион оплачивали исправно, чтобы обеспечить ей должный уход и нормальное содержание. На пенсию, поди, не разгуляешься. Насколько пострадал разум Алевтины Алексеевны со времени его последнего визита? Тогда с ней было возможно ещё вполне нормально общаться. Может быть, будет возможно и сейчас? По крайней мере, Андрей Витальевич на это очень надеялся.
Алевтина Алексеевна была на прогулке в саду и это оказалось очень кстати. Меньше ушей – больше вероятность откровенного рассказа. Взгляд старушки был вполне осмысленным, что вселило в Андрея Витальевича некоторую надежду. После приветствия и полагающихся расспросов в самочувствии он решил не откладывать дела в долгий ящик и напрямую спросил:
- Алевтина Алексеевна, я в общем-то вот по какому делу. Скажите, пожалуйста, у Веры была сестра-близнец?
Старушка сильно вздрогнула, затрясла головой, взгляд принял отсутствующее выражение, речь стала бессвязной:
- Сестра? У кого сестра? Какая сестра? Не помню… Ничего не помню… Не мучай меня старую, зачем пришел мучить?
Андрей Витальевич раздосадовано крякнул. Тёша явно не хотела ничего говорить. То ли воспоминания были болезненными, то ли чего-то побаивалась.
- Алевтина Алексеевна, я не из праздного любопытства спрашиваю. К моей невестке женщина приходила в роддом, вылитая Вера и отчество совпадает. Медальон оставила такой же, как у меня дома в сейфе лежит. Вы поймите, я не могу её не отыскать. Вы знаете, как мне дорога была Вера и как дорога до сих пор память о ней. Мне не безразлично всё, что с этой памятью связано. Да и Алёне она очень понравилась. Согласитесь, в её положении это немаловажно. Помогите мне пожалуйста, я Вас очень прошу.
Мутные старческие глаза подёрнулись влагой. Алевтина Алексеевна молчала, но дрожь унялась. Бывший зять её не торопил, давая время успокоиться. Наконец старушка провела морщинистой рукой по лицу и сдавленно произнесла:
- Таки докатился клубочек-то. Я уж думала помру с этой ношей. Может оно и к лучшему – душу-то облегчить. Есть у Веры сестра, родная. Я тогда девочек-двойняшек родила. Как две капли воды были, только у Веры две ямочки на щеках, а у Нины одна. По ямочке их все и различали. Росли они - не разлей вода, везде вместе. Только как лет по семь им исполнилось, загулял их отец по-чёрному. Целыми неделями дома не ночевал, семью забросил, денег мало давал. Я терпела, заработок у меня был, считай, никакой, во всём от него зависела. Не голодные, и слава Богу. А потом он явился. Как сейчас помню, девочек во двор отправил гулять, а со мной сел разговор вести. Сказал, что уходит он от меня. Есть у него другая женщина: красивая, умная, любимая, не чета мне. Только вот у этой женщины беда большая была – не могла она детей иметь. Вот этот мерзавец и надумал дочек наших-то поделить. Мне Веру оставить, а с собой Нину забрать. Нина к нему как-то больше тянулась. Я сначала было в крик ударилась, прогонять его стала, а он схватил меня крепко за плечи, силой обратно на стул посадил, смотрит мне в глаза, а у самого взгляд холодный, безжалостный, ну чисто – убийца. «Ты», - говорит: »Шибко не рыпайся, а то задавлю. Ты в чьём доме живёшь? В моём. Своего у тебя нету. Дом я тебе с Верой оставлю. Деньги на жизнь присылать буду, не изверг. Нину тоже не обижу – расти будет как положено – присмотрена, накормлена. А вот если брыкаться вздумаешь – пеняй на себя. Ты меня знаешь, я до конца иду. Сначала вылетишь из дома с двумя девчонками, а потом я по суду у тебя их обеих заберу, потому что ни денег, ни жилья у тебя для их воспитания не будет. Так что соглашайся, пока я добрый, два раза просить не стану.» Договорил и толкнул меня так, что я со стула так и покатилась. Лежу на полу, от ужаса зацепенела, а он стоит спиной, в окошко смотрит. Долго стоял. Потом подошёл ко мне, ногой перевернул и говорит:»Ну что, надумала?». А я и говорить-то не могу. «Молчание- знак согласия», - говорит он и приказывает: »Нину зови, скажешь – поедет со мной погостить. Я потом ей всё сам объясню.» Собрала я Нину в дорогу и медальон наш фамильный ей на память отдала. Их у меня два было. Мой прадед сделал два одинаковых своей жене и дочке. Каким-то чудом и в революцию, и в войну их удалось семье сохранить. А я разделила. Я потом часто думала: может, не надо было мужа так бояться? Может, не стал бы он свои угрозы в действие приводить? Но знала я, что стал бы. Не такой он был человек, чтобы не вырвать то, что захочет. Деньги действительно слал. И фотографии Ниночкины иногда. Я их от Веры прятала. Она так без сестры скучала, так к ней рвалась, что взяла я грех на душу и сказала, что машина отцовская вместе с Ниной в аварию попала. А вот поди ж ты, наговорила беду. Ведь теперь Нина жива - здорова, а Верочки уж сколько лет нету.
Слёзы заструились по глубоким бороздкам морщин Алевтины Алексеевны, голова её поникла и сознание, ярко вспыхнувшее былыми воспоминаниями внезапно спряталось в глухой закоулок старческой памяти. Дальше разговаривать было бесполезно. Потрясённый Андрей Витальевич нашёл сиделку, пояснил, что старушка сильно переволновалась, а посему требует наблюдения и побрёл задумчиво к припаркованной машине. Вопросов стало ненамного меньше. Как можно было столько лет жить с таким грузом и не попытаться воссоединить уже повзрослевших дочек? Как сестра Веры нашла Алёну? И почему она приехала к Алёне, а не нему или хотя бы к Вадиму, ведь Вадим её родной племянник? И где теперь эту Нину искать?
Ни по дроге домой, ни дома никаких соображений не возникло. Проворочавшись всю ночь и повздорив в очередной раз с Яной, Андрей Витальевич утром отправился по делам. Настроение было паршивым. Последние события всколыхнули память о Вере и он, как никогда ясно осознал, что их отношения с Яной не имеют ничего общего с такими понятиями как доверие, взаимопонимание, забота. Да, нынешняя жена ценит его как защиту, как жизненный стержень, старается помогать. Только холодного разума в этом гораздо больше, чем искреннего чувства. Их отношения с Алёной показали, что Яна ещё и злючка. С Верой всё было совсем иначе. Тоска по тому давнему душевному теплу, пониманию и искренности подступила с удвоенной силой. Нет, сегодня пользы от его трудов не будет. Андрей Витальевич собрал на столе бумаги отправился к выходу.
Сев в машину и уже взявшись за ключ зажигания он услышал, как в боковое стекло легонько постучали. Дверца машины открылась и на переднее сиденье села невысокая женщина примерно его возраста.
- Ну, здравствуй, Андрей, - сказала она и у Андрея Витальевича перехватило горло. Это была его Вера, только немного постаревшая и с одной ямочкой на щеке.
-Нина?, - с трудом выдавил он, - Ты откуда взялась?
- Материализовалась из ниоткуда, - пошутила женщина и добавила, - Удивлён?
- Есть немного, - ответил Андрей Витальевич, - Раз уж мне не пришлось тебя искать, а ты меня нашла сама, может быть, расскажешь, что да как. Родни у меня ведь теперь прибавилось. А Алевтина Алексеевна рассказала только то, как ты попала к отцу.
- Расскажу, конечно. Я ведь Веру долго искала. Отец адреса не давал, злился, замахивался. Нет, сначала у него терпимо было. Жена была женщина добрая, обо мне заботилась, иногда даже от гнева отцовского прикрывала. Только постепенно отец всё больше пить начал. Как школу закончила и работать пошла, совсем с цепи сорвался. В пьянке зверь зверем был. Доставалось и мне, и Лиде, жене его. Однажды поколотил он Лиду крепко, она и ушла. Звала меня с собой, но я осталась. Всё надеялась, что спьяну проговорится как мать с Верой найти. Не пришлось. Молчал как камень и пил всё больше.
Однажды белая горячка с ним случилась. Метался, кричал, швырял в меня что ни попадя. Я тогда от страха из дома сбежала и сидела ночь на скамейке в дворе. Утром зашла домой, а он на веревке висит. Не выдержал буйства своего. И больно было, и страшно, и тяжесть спала. Всё за один раз. У меня тогда сил вдвое прибавилось: и риэлтором без продыху работала, и на заочном училась. Поднялась, на всё в жизни хватало. Только мысль о сестре не давала покоя. Решила её в соцсетях поискать. Долго рылась, пока не увидела однажды фото женщины, лицо которой было закрыто шляпой, а на шее висел мой медальон. Ошибки быть не могло. Фамилия у неё стояла настоящая, вот я вас по ней и нашла. В соцсетях многие живы, кого уже в реале нету. Вот так вот.
- Почему сразу ко мне не пришла?, - нарушил молчание Андрей Витальевич.
- Страшно было. У вас семья благополучная, всё хорошо. Жена красавица, сын – гордость родителей. А тут я – весточка из прошлой жизни да ещё и с папой алкоголиком. Что я скажу? Здрасьте, я ваша тётя? Не решилась. Так, издалека присматривала за вами, уж ты прости. А когда узнала, что невестку твою на сохранение положили, не выдержала. Своих-то детей у меня нет, да и не будет уже никогда. А тут малыш будет, внук моей Верочки. Или внучка. Вот и пришла я к Алёне медальон на счастье подарить, чтобы опять их было два в роду нашем. Заболтала я тебя?
Андрей Витальевич отрицательно мотнул головой. Его охватывало странное, давно забытое ощущение, похожее на то, которое он испытывал рядом с Верой. Тот же голос, та же плавная речь, та же ласковость во взгляде. Только уголки рта опущены от пережитых бед. Давно не было ему так хорошо и спокойно.
- Поехали к Алёне в роддом, - предложил он и завёл машину.
Несколько месяцев Алёниной беременности пролетели быстро и вот уже счастливый новоиспеченный дед подъехал к дому с целой горой коробок и пакетов. Завтра невестку с внуком выписывают. Абсолютное счастье Андрея Витальевича омрачало только одно обстоятельство: ему надо было что-то решать с Яной. За это время их отношения испортились ещё больше. Яна уже, не скрывая, ревновала мужа к невестке и ребёнку, не понимая, что отдаляется он от жены из-за её собственных личных качеств. Дома постоянно висела напряжённая атмосфера, и Андрей Витальевич всё чаще стал уходить к Нине, которая была так похожа на его Веру, которая переживала за Алёну и Вадима, которая вместе с ними ждала появления на свет малыша. Постепенно ощущение, что именно там, у Нины и есть его настоящая семья переросло в уверенность. С ней было тепло, уютно и просто. Она понимала всё с полуслова, никак не навязывалась, не пыталась «укрепить позиции». Нина просто была рядом. Как и Вера. Это давало спокойствие и уверенность. И родство душ, которого давно не было в его доме. Вадим отнёсся к ситуации с пониманием. Ему Нина тоже импонировала намного больше Яны. Он мало помнил мать, но, очевидно, чувствовал близость родного человека. Теперь, с рождением внука, жизнь на два лагеря становилась совсем невозможной. Нина не сможет видеть ребёнка, к которому так тянется, а жена, мягко говоря, весьма осложнит жизнь и маме и малышу. Андрей Витальевич вздохнул и открыл входную дверь, готовясь к трудному разговору. Его никто не встречал. На кухне на полу валялись осколки разбитой посуды, принявшей на себя всю ярость хозяйки. Яна сидела в комнате на диване и курила сигареты одну за одной. Ситуация назрела сама.
- Яна, - Андрей Витальевич старался говорить спокойно, - Я думаю ты понимаешь, что в такую атмосферу я внука привезти не смогу.
- Я проветрю, не беспокойся!, - резко отозвалась Яна.
- Это не поможет. Я имею в виду погоду в доме. Ты умная женщина, Яна. Я думаю, ты видишь, что наши отношения зашли в тупик. Усилий выбраться из этого тупика я с твоей стороны не вижу. Ты просто злишься всё больше и больше. Добром это не закончится. В создавшейся ситуации мне надо выбирать между спокойствием и безопасностью семьи и тобой. Я выбрал семью. Завтра утром я помогу перевезти на твою квартиру все твои вещи. Деньгами помогать буду. Но нам придётся расстаться. Без вариантов.
Яна почему-то молчала. Долго молчала. Так долго, что Андрею Витальевичу это перестало нравиться.
- Хорошо, - вдруг хрипло сказала она, - Я уеду. Только попрошу разрешения уехать после приезда Алёны. Я хочу посмотреть на малыша. Всё-таки своих детей у меня нет. А потом вызовешь мне такси. Вещи начну собирать сегодня.
Андрею Витальевичу не очень понравился такой поворот, но деваться было некуда. Не выталкивать же её взашей. Поэтому, помедлив, он сказал:
- Хорошо. Но помни – ты обещала. И без фокусов, пожалуйста.
Яна ничего не ответила. Резко повернувшись, она вышла из комнаты и через пару минут послышался тихий скрип открываемого шкафа и шорох выбрасываемых оттуда вещей.
Андрей Витальевич пошёл в свою комнату, радуясь, что Вадим сегодня задержался. Сон долго не шёл, на душе скребли кошки, омрачая радость предстоящего дня.
На следующий день, в радостной суете, цветах, конфетах и поздравлениях вчерашние страхи отошли на задний план и забылись. Вадим сиял, как именинник, бережно принимая в руки кряхтящий свёрток, Алёна смущённо улыбалась, Нина потихоньку смахивала слёзы. Внезапно кряхтение из свёртка перешло в отчаянный рёв и Андрей Витальевич почувствовал, как у него самого подозрительно защипало в носу. Боясь совсем расчувствоваться, он широко распахнул дверцы машины:
- Садитесь скорее! Поедем- сразу заснёт. Премиальный внедорожник - неплохая колыбелька.
Нина тихонько взялась за его локоть:
- Андрюша, ты мне ведь скажешь, когда будет можно?
- Нина, ты ещё и спрашиваешь? Завтра ждём. Куда ж нам теперь без тебя?
Нина радостно улыбнулась и, помахав молодым родителям рукой, села в свою машину.
Дома тоже всё пошло хорошо. Яна была спокойна, даже заулыбалась, взяв конверт на руки и покачав ребёнка. За обедом Андрей Витальевич заметил, с каким скрытым страхом Алёна смотрит на Яну и мысленно похвалил себя за принятое решение. «Совсем затравила девочку», - недовольно подумал он, помогая Вадиму оттащить на кухню грязную посуду.
В квартире на какой-то момент стало тихо. Яна пошла паковать последние чемоданы, Вадим с отцом мыли на кухне гору тарелок, а переволновавшаяся и не окрепшая после родов Алёна задремала прямо на диване.
Вдруг идиллическую тишину нарушил её истошный крик:
- Ребёнок! Где мой ребёнок?
Примчавшиеся сломя голову Вадим с отцом увидели пустую кроватку и голосящую возле неё Алёну.
- Вот же, гадюка! Так вот почему она хотела уехать только вечером! А я, идиот, повёлся! Вадим, оставайся с Алёной и вызвони Нину, пусть приезжает. А я в полицию и на поиски. И, оставив сына и бьющуюся в истерике невестку, Андрей Витальевич рванул к машине.
В полиции среагировали мгновенно. Кража новорожденных собственными родственниками не была рядовым явлением. Сразу были разосланы ориентировки, предупреждены все патрули. Город, что называется, «подняли на уши».
- Идите домой, - посоветовал сидящему в прострации Андрею Витальевичу молодцеватый капитан, - Найдём и воровку, и ребёнка. Поспать Вам надо.
- Какой тут поспать? Вы хоть понимаете, что она спятила? Какой нормальный человек может себя так по-идиотски подставить под статью за кражу детей? Это не год, не два. Мало ли что она с ребёнком может сотворить в таком состоянии? Она теперь совсем непредсказуемая!
Капитан ответить не успел. В кабинет, как ошпаренный, ворвался дежурный, голося:
- Нашли! На Васильевской улице она, ребята уже выехали! Сенька бомж заметил странную женщину, которая свёрток с ребёнком и держать-то толком не умеет!
- Сеньке от нас серия горячих обедов и тёплый ночлег, - отозвался капитан и повернулся к Андрею Витальевичу, - Ждите. Если повезёт, заберёте сразу ребёнка.
Через двадцать чудовищно долгих минут оперативники втащили в комнату шипящую от злости Яну. Самый молодой оперативник бережно нёс орущего младенца.
- Зачем? Скажи, зачем ты это сделал?, - устало спросил Андрей Витальевич и, не дожидаясь ответа, понёс внука в ждущую у порога скорую, стараясь не слышать истерический женский хохот у себя за спиной.
- Вадим, не забудь, пожалуйста, посмотреть стульчик для кормления, мне Антошку трудно уже на руках кормить, попросила мужа Алёна, стараясь засунуть ложку с овощным пюре в вертящегося, как юла, малыша.
- Да, конечно, - чмокнул жену Вадим и, жуя на ходу бутерброд, понёсся на работу.
- Я так рада, что у детей хорошая семья, - ласково улыбнулась Нина, присаживаясь за стол к неспешно пьющему кофе Андрею Витальевичу.
- У нас с тобой тоже хорошая, - отозвался он, любуясь ямочкой на левой щеке, - Да, я тебе вчера не сказал, звонил лечащий врач Алевтины Алексеевны. У неё вроде бы сейчас стабилизировалась фаза нормального сознания. В субботу поедем? Я думаю, она по-прежнему чувствует себя очень виноватой. Надо бы утешить старушку.
- Конечно, - с готовностью отозвалась Нина, - Я ведь в любой момент могу уже не успеть примириться с мамой.
