Интриги усиливаются !

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПРИЕЗД ЖЕНЫ. НАРАСТАНИЕ КОНФЛИКТА С ШЕФОМ. ПОПЫТКА СОРВАТЬ ЗАЩИТУ

ДИССЕРТАЦИИ

Марина Владимировна приехала к мужу совершенно неожиданно. Бутенко едва успел сообщить ей, что
наконец-то получил обещанную трехкомнатную квартиру в Академгородке, как она тут же вместе с дочуркой
примчалась из Москвы.
- Я думал, вы к концу августа выберетесь...- радостно-недоуменно повторял он, когда жена с дочерью
придирчиво осмотрели все закоулки новой квартиры.
- Хорошо здесь!..- Марина Владимировна распахнула балконную дверь и облокотилась на легкие перильца
ограждения. Жаркие полуденные июльские лучи ласково согревали ее прекрасной формы, уже загоревшие
обнаженные плечи. Жгучая изящная брюнетка, в своем самом нарядном бело-красном бальном платье, она
была неотразима!
Душистые темно-зеленые елки подступали почти вплотную к самому балкону. Где-то совсем рядом за их
изломанной кромкой чувствовалось свежее дыхание недавно образованного Обского моря.
- Скажешь тоже - к концу августа,- жена кокетливо надула накрашенные губы и прижала к себе пытавшуюся
просунуть русоволосую головку сквозь металлические прутья балконного ограждения озорную семилетнюю
Иринку.- Ирке же первого сентября в школу идти! Надо хоть немного осмотреться, пообвыкнуть в новой
обстановке.
- Конечно, конечно... И привыкнуть, и накупаться вдоволь успеете,- Константин Павлович в расстегнутой
украинской сорочке и легком синем трико тоже вышел на балкон и обнял жену.
- Как ты здесь без меня, на женщин не слишком заглядывался? - Марина потянула его за цветную кисточку
сорочки и на какое-то мгновение буквально утонула в его оказавшихся совсем рядом подернутых легкой
грустинкой, внимательных ясно-голубых глазах.
- Я-то что, все больше за комбайном сидел,- слегка прищурившись, откликнулся Бутенко.- Вы-то вот как там в
столице... Не свели ли еще кого-нибудь с ума огневыми испанскими танцами?
Марина, будто не придавая значения шутке, опустила голову и вновь повернулась к лесу. Отсюда, с высоты
второго этажа, невозможно было рассмотреть плещущуюся где-то неподалеку безбрежную синюю гладь. Но ей
ужасно захотелось увидеть море. Пенящиеся белые барашки волн. Послушать ровный рокоток прибоя.
«Испанские танцы!..» - Марина Владимировна засмотрелась на колышащуюся внизу от свежего ветерка
молодую темно-зеленую елочку. Нет. Она вовсе не считала, что Костя может ее по-настоящему к кому-нибудь
ревновать. Хотя поклонников у исполнительницы действительно огневого коронного испанского номера в
столичном театре было, как говорится, хоть отбавляй.
Темпераментная танцовщица вызывала вожделение у многих смотревших на нее из зрительного зала мужчин.
Но муж никогда не опускался до низменных подозрений. Костя мог, умел быть выше этого.
Константин Павлович продолжал обнимать супругу, но Марина Владимировна почувствовала, как внезапно
ослабла, похолодела его рука.
Да, Костя был выше этого. Житейские сплетни и дрязги не задевали его. Но одного не умел он прощать
никогда: несогласия с его принципиальными взглядами. Независимо от того, касалось ли это его политических
или научных интересов.
А как раз и в том, и в другом у них не было полного единодушия. Она держала у себя над туалетным столиком
миниатюрный портретик Сталина, а муж каждый раз темнел лицом, натыкаясь взглядом на него.
Костя фанатично верил в открытое им всемогущество углекислого газа для здоровья человека. Она же
относилась к подобному его убеждению с определенной долей сомнения...
И этих двух разнополюсных точек вполне хватало для того, чтобы однажды возникшая между нею и мужем
духовная брешь продолжала со временем увеличиваться в своих размерах.
А тут еще появился на горизонте профессор Помехин, его подозрения о помешательстве Кости на почве СО2...
В общем, все как нарочно, складывалось одно к одному. И это сложение, похоже, не предвещало им с супругом
ничего хорошего...

Марина Владимировна откинула со лба темную прядку и погладила по головке копошащуюся па балконе
дочурку.
- Мам, можно мне на улице погулять? - Иринка обхватила ее за ноги.- Ну можно, мам?
- Беги, но только гуляй во дворе,- Марина Владимировна уткнулась лицом в теплое плечо мужа.
- Помехин приезжал в командировку в Москву? - поглаживая ее податливую спину, спросил Константин
Павлович. Жена утвердительно кивнула.
- К вам в гости заходил?
- Да, заглянул ненадолго,- деланно безобидным тоном ответила Марина Владимировна. Но Бутенко
почувствовал, как неожиданно замерла, напряглась еще секунду назад гибкая ее спина.
- О чем же он с вами беседовал? - супруга уловила в голосе мужа нервозные нотки. Его точеный, будто
высеченный из камня подбородок вдруг начал весьма ощутимо резать ей шею.
- Да ни о чем особенном...- она слегка наигранно улыбнулась.- О вашем сибирском житье-бытье рассказывал.
- И о моем здоровье...- неожиданно подхватил Бутенко.
- И о твоем здоровье, конечно,- по инерции было продолжила жена.
- Волновался за мои нервы. Советовал воспользоваться стационаром!..- Константин Павлович уже держал ее за
плечи, несколько отстранив от себя. Даже июльский загар не смог прикрыть вспыхнувший на миловидном лице
Марины Владимировны яркий румянец.
- Откуда ты знаешь? - сдавленно произнесла она. Некрасивая морщинка чуть исказила ее великолепные черты.
- Ты читала статью о моем комбайне в последнем номере «Изобретателя и рационализатора»?
- «Комбайн против гипертонии?» - живо откликнулась жена.- Это с фотографией, где весь ваш комплексатор
показан и ты в очках и белом халате возле больного сидишь?
- Больного?!..- синева в глазах мужа внезапно помутнела.- Трофимова Ольга Георгиевна. Тридцатого года
рождения.
Ей оставалось жить максимум два-три месяца. Не больная, а заведомо обреченная.- Бутенко отпустил ее плечи
и с такой силой стукнул по балконным перильцам, что загудело все легонькое ограждение.- Ими,- он махнул
куда-то в сторону леса,- высокопоставленной профессурой, обреченная. Они же не лечат злокачественную
гипертонию. Да что там злокачественную...
А мы с ребятами в лаборатории эту Трофимову на ноги подняли! И разве ее одну? - Константин Павлович
возбужденно потер переносицу.- «Результаты исследований удивительны! Если они подтвердятся дальнейшими
наблюдениями, это будет переворот в наших взглядах на самые важные процессы в человеческом организме -
кровообращение и дыхание. Наконец, выдадим небольшой «медицинский секрет» доктора Бутенко. Уже есть
около пятнадцати больных, быстро и несложно вылеченных от жесточайшей гипертонии - это первое
свидетельство успеха новой теории...» - Константин Павлович оборвал себя на полуслове и неожиданно
замолчал.
Я прочитал тебе па память конец опубликованной статьи. Человека, позволившего поставить ее в набор, уже
нет в составе редакции.
- Почему? - испуганно воскликнула Марина Владимировна.
- Потому что профессор Помехин и иже с ним очень заботятся о моем здоровье,- Бутенко стремительно
наклонился к жене, порывисто поцеловал ее прямо в пересохшие губы и решительно шагнул с раскаленного
солнцем балкона в прохладную, зашторенную от палящих лучей комнату.
С приездом жены бытовая сторона жизни доктора значительно упорядочилась. Почти полностью прекратились
его ночевки на работе - поблизости от своего знаменитого комбайна. Несколько поуменьшились ежевечерние
сверхурочные бдения в лаборатории.
Удобная трехкомнатная квартира. До их экспериментального медицинского института (а попросту - клиники
профессора Помехина) лишь несколько автобусных остановок. Они наконец-то въехали в строящееся для них
здание на территории больничного городка сибирского научного центра. Все это вместе взятое, казалось бы,
создавало условия для нормальной научной деятельности.
Но не тут-то было! Обстановка в институте вокруг Бутенко накалялась не по дням, а по часам. Одиннадцатое
ноября 1960 года - дата объявления Бутенко на ученом совете о своем открытии болезней глубокого дыхания -
не давало покоя изовсех сил рвущемуся в академики профессору Помехину. Тогда, на ученом совете, доктор
сделал такой блестящий доклад. Подкрепил свои выводы такими конкретными (полученными с помощью
комбайна) таблицами и диаграммами, что возражать ему сразу никто не решился.
Ошарашенный предъявлением практически неоспоримых фактических данных, Николай Сергеевич (несмотря
на все предшествующие этому моменту предупреждения в адрес доктора) вынужден был объявить в
заключение, что представленные результаты весьма интересны и исследования, конечно же, следует
продолжить...

Правда, весьма скоро он и приближенные к нему хирурги поочухались. Что значит продолжить? Лишить их
скальпельной работы. Сделать придатками-роботами, послушными воле Бутенко? На это пойти они не могли.
Гораздо легче и проще виделось им устроить организованную травлю доктора и его метода волевой
ликвидации глубокого дыхания.
Когда не сработали сильные средства (вроде прямого физического уничтожения конкурента) Помехин и его
компания пошли на долговременную осаду. Повсеместно стали распространяться слухи о психической
неполноценности Данилки-мастера. О его шизопомешательстве на углекислом газе. Внушалось это и больным.
Но поскольку они продолжали просачиваться на прием к Бутенко, в один прекрасный день профессор приказал
забить листовым железом дверь, 'через которую страждущие к нему проникали, минуя другие (специально
расставленные) заградительные посты.
Доктору Помехин объяснил свои действия борьбой с якобы донимавшими персонал сквозняками... Несколько
раз он как бы мимоходом заметил Константину Павловичу, что возглавлять столь номенклатурное
подразделение, как подчиненная ему лаборатория функциональной диагностики вообще-то бы полагалось, как
минимум, кандидату медицинских наук. Таково, мол, мнение наверху - Николай Сергеевич выразительно
закатывал кверху глаза.
И к середине шестьдесят второго года стало ясно, что защита диссертации для Бутенко - задача номер один.
Как раз в эти дни объявили, что в институте в ближайшее время соберется ученый совет и на его рассмотрение
и утверждение будут представлены несколько научных работ, выполненных молодыми учеными.
Константин Павлович понимал, что нельзя упускать такого момента. Конечно, ему очень бы хотелось
защищать свое главное Открытие. Но житейский опыт подсказывал, что сейчас этого не следовало делать.
Помехин не позволит вынести подобную тему па защиту. А для дальнейшей углубленной разработки и
подкрепления Открытия фактическими данными кандидатская степень получалась необходимой до зарезу.
Поэтому Бутенко решил не испытывать судьбу и пойти абсолютно надежным путем. Защищаться по теме
«Калиброванная баллистокардиография». Осечки здесь не должно было быть.
У него на руках авторское свидетельство на калиброванный баллистокардиограф. А это обстоятельство, по
сути, само по себе автоматически давало право на присуждение кандидатской диссертации даже без какой бы
то ни было ее специальной защиты. Более того - с таким документом можно выходить сразу на докторскую. Ну
а поскольку у доктора помимо авторского свидетельства давно была подготовлена и сама научная работа, то
дело казалось ему совершенно беспроигрышным.
Но Бутенко явно недооценивал профессора Помехииа. Николай Сергеевич (с его-то способностями!) умел и
козырного туза превратить в шестерку. Еще до наступления настоящего разрыва между ним и Бутенко он в
качестве научного руководителя получил для рецензии его работу по калиброванной баллистокардиографии.
Долгое время держал ее у себя, но, похоже, так ни разу внимательно и не прочитал.
А двадцать третьего августа, в четверг в институте вывесили список защищающихся: всего четыре человека.
Бутенко значился в списке первым, и против его защиты стоял срок - второе сентября.
Со вчерашней «Вечеркой» в руках (все некогда было просмотреть) Константин Павлович подошел к недавно
приколотому объявлению. Дата - второе сентября - несколько шокировала его. Почему до сих пор Помехин не
обмолвился о ней с ним ни одним словом? Вглядевшись в объявление получше, Бутенко увидел, что на его
написанной тушью фамилии в списке кто-то поставил карандашный крест.
Бутенко снял почему-то сразу запотевшие очки. Тщательно протер их носовым платком и одел вновь.
Карандашный крест не исчезал. Он отошел на несколько шагов в сторону и, чтобы не привлекать излишнего
внимания, машинально развернул свернутую трубочкой газету.
На помещенной на первой странице фотографии Хрущев в светлом летнем костюме пожимал руку космонавту
в армейской фуражке. «...Москва 18 августа 1962 года. Торжественная встреча на Внуковском аэродроме
славных сынов советского народа, героев-космонавтов майора Андрияна Григорьевича Николаева и
подполковника Павла Романовича Поповича...» Константин Павлович дважды перечитал подпись под
фотографией, но тут же нервно скомкал газету. Ему сейчас было не до космоса... Перепрыгивая через две
ступеньки, он поспешил к секретарю ученого совета.
- В чем дело, что за дурацкие кресты в списке? - едва сдерживаясь, почти накинулся он па безмятежно
развалившегося в кресле надушенного и попыхивающего сигареткой Попова.
- Кресты?..- Юрий Васильевич отложил сигаретку и отвел в сторону блудливый взгляд.- Пошутил, вероятно,
кто-нибудь,- секретарь поправил набриолиненную прическу.- А впрочем, в каждой шутке, как известно, есть
доля...
- Что вы имеете в виду?! - Константин Павлович ослабил неожиданно сдавивший горло узел своего
элегантного галстука.

- Один из двух ваших оппонентов по диссертации,- медленно начал Попов,- ну, этот самый... Шарадов...-
Бутенко уже почти с ненавистью смотрел на вальяжно ломавшегося секретаря.
- Что Шарадов?
- Отказался от участия в защите,- тонкие холеные пальцы Попова опять потянулись к отложенной сигарете.
- И давно? - гневно спросил доктор.
- Да, пожалуй, уже больше месяца...- немного подумав, ответил Юрий Васильевич.
- Что же вы молчали?!..- почти взбешенно рявкнул Бутенко.
- Все было как-то неопределенно.- бестолково перебирая лежащие на столе бумаги, засуетился секретарь.- Да, и
еще одно,- он оторвал голову от бумаг,- несколько неприятное известие. Нет отзыва на вашу работу академика
Парина...
Бутенко почувствовал, как у него внезапно задергала правая почка. Это был удар намного ниже пояса. Десять
дней до защиты и такие вот пироги!
Я же все время на месте. Как вы могли не предупредить?!..- даже уходя, он, казалось, спиной ощущал
насмешливый злорадно-прищуренный взгляд секретаря.