Про поделенный на комнатушки особняк, коврик с котятами и мужской разговор на кухне вспоминают читатели "Московских историй".
Я в 1967 - 1972 годах жила в коммуналке на Ленинском проспекте, 16. С одной соседкой (70 лет) дружила, она брала мою годовалую дочь к себе, когда мне надо было уйти вечером в институт, а муж с работы приходил только через час. Даже когда разъехались, ходили друг другу в гости.
Сейчас уже не вспомню, каким ветром меня занесло в коммуналку рядом со станцией метро «Лермонтовская» ("Красные ворота").
Трёхэтажный особняк, на каждом этаже — по квартире. Большая, метров тридцать, на три окна комната, поделённая перегородками на узкий коридорчик и три комнатушки. И высоченные потолки. Я тогда ещё спросила, как же они лампочки меняют. Потом, году в восьмидесятом, этот домик снесли, мы бегали смотреть, как его долбят огромным металлическим шаром. Сломать не удалось - взорвали. Об этом даже в «Вечерке» писали.
Ольга Егорова
В Большом Балканском переулке жили родственники. У них была комната в коммуналке, с соседями они дружили, все праздники, дни рождения отмечали вместе. Я любила ходить к ним в гости. У них было две балалайки, на стене висел мягкий коврик с котятами (в итоге мне его подарили).
Еще у тети Лизы была печатная машинка, она работала машинисткой. Выйдя на пенсию, брала подработку на дом, это давало возможность подкопить денег и снять на все лето дачу. К машинке меня не подпускали, но все равно она к себе манила.
Еще у них был телевизор КВН с линзой. Когда я пошла в 1-й класс, дядя Саша с тетей Лизой подарили мне ранец и деревянный пенал, и еще тетушка сшила мне мешок для обуви и мешочек для завтраков с вышивкой. Еду я с собой не носила, а мешок для сменки служил долго. Тети не стало в 1975-м, дяди - в 1977-м. Остались теплые воспоминания и белая фарфоровая собачка на память.
Вернер Хольт
Я один раз был в коммунальной квартире - тоже в Большом Балканском переулке. Мы куда-то ехали на природу с Каланчёвки, и папу пригласил его однокашник, который развёлся с женой и переехал в комнату в коммуналке. Это было перед Олимпиадой-80.
Помню, как они сидели сначала на кухне, а потом ушли в комнату и пили водку, закусывая квашеными помидорами. Для меня это было странно, я привык, что соленья едят зимой, а летом - свежие овощи.
Однокашник жаловался папе на жизнь, мол, все женщины - нехорошие люди. Потом он пошёл нас провожать на Каланчёвку на электричку. И всю дорогу папа был очень мрачен. Молчал, смотрел в окно и со мной совсем не говорил, хотя обычно любил мне показывать дорожные виды и рассказывать истории о станциях и платформах, которые мы проезжали. Но не в этот раз.
Коммуналка была чистая, но тёмная и какая-то печальная.
