Знакомимся с поближе !

ГЛАВА ПЯТАЯ
МУТИН

Константин Павлович недолго занимал апартаменты своего шефа. Раны на лице малость подзатянулись. Чему
немало способствовало и то, что он постоянно держался в методе, разработанном им на основе своего
открытия - методе волевой ликвидации глубокого дыхания. Поутихла боль от ушибов. И Бутенко вновь
приступил к работе. Ликованию сотрудников его лаборатории не было предела. Страшное предсказание их
руководителя о скорой собственной гибели сбылось лишь наполовину. Доктор остался жив. Доктор будет
продолжать действовать!
Не радовался и не ликовал лишь только Андрей Иванович Мутин. Рыхлое, изъеденное оспинками его лицо
притворно оживилось, когда он увидел Константина Павловича бодро входящим в кабинет. Но Мутину было
вовсе не до веселья. Его карьера после неудавшейся автокатастрофы дала заметную трещину.

«Вы, никак, тоже пальчик повредили...» - едко заметил ему профессор Помехин, когда они в ту роковую ночь
провалившейся катастрофы остались на какое-то время вдвоем. Холодный презрительный взгляд шефа говорил
красноречивее всяких слов: ни отравить-то грибочками, ни размозжить противнику голову в результате
автомобильной аварии вы, молодой человек, оказались неспособны... А какой он, к черту, молодой!
Андрей Иванович, видя, что Бутенко, открыв дверь лаборатории, направился к своему излюбленному
калиброванному баллистокардиографу, сосредоточенно склонился над приборами с другой стороны их
знаменитого комбайна.
Какой он, к черту, молодой, когда ему уже стукнуло тридцать пять, а макушку, будто моль ковер, разъела
лысина! Мутин деловито подвернул маленькой отверточкой слегка ослабший болтик.
- Стараетесь, Андрей Иванович,- полушутливо обратился к нему с другого конца разделявшей их комбайновой
спецкушетки Бутенко.- Все в трудах, все в заботах...- следы недавно выходивших с его лица мелких стекол так
и не смогли по-настоящему испортить необычайно привлекательной внешности доктора.
- Исполняем свой долг, Константин Павлович. Только и всего.- пытаясь попасть в тон руководителю
лаборатории, попробовал улыбнуться Мутин. Но улыбка вышла у него такой жалкой и неестественной, что,
почувствовав это, он поспешил выйти из комнаты якобы в поисках срочно понадобившегося ему и
отсутствующего инструмента.
Закрывшись в туалете, он судорожно затянулся крепкой, дерущей горло безфильтровой сигаретой. Да...
Хорошенькие наступают деньки! От Помехина теперь золотого дождя не жди. А Бутенко, - он стряхнул
горящий пепел на издолбленный и испещренный надписями подоконник, - Бутенко теперь, судя по всему,
хорошо знает, с кем имеет дело. Да. похоже, и раньше неплохо знал. Андрей Иванович поморщился от
неприятного запаха хлорной извести, стоящего в помещении.
Гении, мать их всех в глотку! Чудотворцы... Помехин режет всех, кого в голову взбредет, без разбору и метит
на Нобелевскую, никак не ниже. Этот, помешанный на дыхании, готов каждого напичкать углекислым газом
чуть ли не до посинения и тоже поди в Гиппократы целит... А он должен болтаться между ними, как кое-что в
проруби и делать вид, что обоих обожает. Андрей Иванович сплюнул на пол и растер плевок ногой по грязным
кафельным плиткам.
Правда, Бутенко уже, очевидно, ни в какое оправдание не поверит. Как бы в суд того и гляди не подал. Бог их
знает, этих провидцев! Покушение на себя предугадал. С грибочками не проскочило. Может, он и впрямь
мысли на расстоянии читает...
А Помехина, пожалуй, удовлетворило бы только одно, если бы Андрей Иванович самолично в темном
подъезде просто-напросто прирезал доктора и перекрыл тем самым столь опасный для профессора
углекислотный клапан.
Так-то... Мутин, обжегшись, отбросил в сторону окурок сигареты. Они оба принимают его за дерьмо. А ради
чего, спрашивается, приходится ему в нем валяться? Ради кандидатской, карьеры и в конечном счете ради них,
родненьких - карбованцев советских, никаким строем еще пока, увы, не отмененных. От туалетного запаха
Андрея Ивановича уже начинало подташнивать.
Ну а взять их, гениев. В чем отличие? И тот и другой, уверен, от Нобелевской не откажутся. А что это, как не
огромный авторитет в своей области, всевозможные звания и титулы. И в конце концов те же самые деньги.
Нет, - Мутин взялся за ручку двери, - ничем он их обоих не хуже! У него нет таких высокоинтеллигентных,
обладающих большими связями в научном мире родичей, как у профессора. На его долю не выпало обладать
божьей искрой таланта, подобно Бутенко. Но это не значит, что он обречен всю свою жизнь выносить за них
ночные горшки.
Его папаша - простой, с получки крепко запивавший слесарь - не раз говаривал по пьяной лавочке: «Смотри,
Андрюха, на меня, мотай на ус. Я, который год трублю на заводе, как честный ишак и живу по-ишачьи.
Честностью-то нонче мало кого купишь. Не та монета, сынок. Совсем не та...»
И ведь прав оказался предок. На все сто прав! Ну какой же Помехин честный ученый, если он из-за медальки
будет пачками невинных больных, как ягнят, резать, но ни за что не уступит своего места пусть в тысячу крат
более его даровитому и талантливому Бутенко?!.. Да потому, что это не какого-то Иван Иваныча, а его,
Помехина, место.
Ну так что же... Мутин вышел в коридор и с наслаждением вдохнул наконец полной грудью. У профессора есть
свое кресло, но от присутствия в клинике доктора Бутенко оно заметно под ним зашаталось. И какую бы

благородную мину ни корчил Николай Сергеевич - в святоши ему все равно не выйти. Теперь они крепко
повязаны.
С ножом на доктора Андрей Иванович бросаться не станет, не такой он дурак. Но помощь его Помехипу
(донести о крамольных речах, выкрасть необходимый документ, вывести в нужный момент из строя
дорогостоящий аппарат) еще ох как понадобится. Тряску мягкого кресла-то надо остановить... А для этого
придется профессору пожертвовать кое для кого хотя бы жесткими табуретками.