Открыла в самом центре Петербурга совершенно замечательный историко-литературный пятачок. Обойти его, если не глазеть особо по сторонам, можно за пять минут, а если вспоминать события и людей, связанных с этими местами, до и до Древней Греции можно дойти.
Дом, в котором жил писатель Григорович
Получилось все случайно - была по делам на Вознесенском проспекте и в поисках магазинчика свернула на Гражданскую улицу (бывшая Мещанская). Тут-то все и началось. Сразу же увидела мемориальную доску, посвященную писателю Дмитрию Васильевичу Григоровичу. Выглядит она, к сожалению, не очень презентабельно.
Сам дом был разрушен во время войны и восстановлен только в начале пятидесятых годов. Может быть, поэтому он, хоть и выглядит неплохо, но значительно уступает по элементам декора красавцу дому напротив.
Вряд ли сегодня многие знают, кто такой Григорович, даже те, кто каждый день проходит мимо дома. А вот те, кто был ребенком в шестидесятые-семидесятые годы, наверняка помнят рассказ "Гуттаперчевый мальчик". Григорович написал грустную историю о мальчике-сироте, выполнявшем сложные трюки в цирке и разбившемся насмерть. В 1957 году режиссер В. Герасимов снял по мотивам этого рассказа художественный фильм.
Кроме этого Григорович написал повесть "Антон-горемыка" (1847) - об ужасах крепостного права. Она в свое время пользовалась большим успехом, но сейчас совсем забыта. На героя произведения обрушиваются все мыслимые и немыслимые беды, какие только могут выпасть на долю человека. Революционным демократам повесть очень нравилась, но, по сути дела, это был не реализм, даже не натурализм, а обычная чернуха того времени. Забавно, но в наше время повесть Григоровича начали сравнивать с фильмом Звягинцева "Левиафан".
Фотомастерская для революционеров
В этом же доме с 1870 года располагалась фотомастерская, в которой в 1897 году был сделан знаменитый снимок. В 1895 году Ленин (тогда еще В. Ульянов) создал организацию «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Она занималась пропагандой среди рабочих: распространяла нелегальную литературу, печатала листовки - и руководила стачечным движением. Кто-то донес, и революционеры были арестованы и сосланы. Но перед ссылкой они успели сфотографироваться в фотомастерской, которая находилась в этом доме.
Думаю, эту фотографию многие помнят по учебникам. Но существует еще одна версия снимка, которая сейчас практически неизвестна.
Легко заметить, что с фотографии исчезла фигура А. Л. Малченко. Его убрали с исторического снимка, так как в 1929 он был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и шпионаже в пользу США. Он участвовал в подготовке проекта договора о сдаче в концессию части судов Волжского флота. Был расстрелян в 1930 году. После этого и «исчез» с исторического снимка. Малченко реабилитировали в 1958 году, и после этого фотография была восстановлена в своем первоначальном виде.
Детский рай
Следующий дом был построен в конце 19 века. Его построил архитектор И.С. Китнер в 1884-1885 годах для Петербургского Мирового съезда, сиротского суда и других учреждений. Выглядит он так:
А почти весь двадцатый век в нем размещались различные организации для детей. Я специально сфотографировала окно, чтобы можно было разглядеть лепнину.
На лепнине - герб Санкт-Петербурга и годы постройки - 1884-1885. Сейчас в этом здании находится Дом детского творчества у Вознесенского моста.
Дом Раскольникова
А теперь поговорим об одном из самых известных домов в этом районе - доме Раскольникова. Как в Древней Греции на роль родного города Гомера претендовало семь городов, так в Санкт-Петербурге на роль дома Раскольникова - нет, не семь, конечно, но всё-таки целых три дома.
В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С - м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К - ну мосту.
Вдова Ф.М. Достоевского Анна Григорьевна раскрыла смысл некоторых сокращений в романе. Так, С - м переулок - это Столярный переулок (в советское время улица Пржевальского), тот самый Столярный переулок, в котором жил и сам писатель во время создания романа "Преступление и наказание". К - ин мост - это известный по многим произведениям русской литературы Кокушкин мост. О нем пишет Пушкин в знаменитой эпиграмме на рисунок А.В. Нотбека «Пушкин и Онегин»:
Вот перешед чрез мост Кокушкин,
Опершись ж… о гранит,
Сам Александр Сергеич Пушкин
С мосье Онегиным стоит.
Не удостоивая взглядом
Твердыню власти роковой,
Он к крепости стал гордо задом:
Не плюй в колодец, милый мой.
О нем упомянул Н.В. Гоголь в "Записках сумасшедшего", М.Ю. Лермонтов в неоконченной повести "Штосс", Ф.М. Достоевский во многих произведениях.
Традиционно домом Раскольникова считают большое здание выходящее одним крылом на Гражданскую улицу (бывшая Средняя Мещанская), а вторым - в Столярный переулок.
В угловой части дома установлен горельеф из бронзы и гранита. На гранитной плите выбит текст, сочинённый Д.С. Лихачевым и Д.А. Граниным: «Дом Раскольникова. Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества».
Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире...
Если мы внимательно рассмотрим дом, то заметим, что он четырехэтажный, а не пятиэтажный, если, конечно, не считать подвальные помещения. К тому же просторные окна четвертого этажа вовсе не навевают мысли о тесной каморке под кровлей.
В чем же здесь дело? Литературным детективом стал Д.А. Гранин. Он исследовал дом и обнаружил, что в подворотне сохранилась табличка с указателем квартиры, расположенной на пятом этаже. Квартиры на пятом этаже по другим лестницам были превращены в чердаки.
Об этом написал и краевед Ю. Раков, уточнив исследование Гранина:
Дом Раскольникова в конце ХIХ столетия подвергся небольшой перестройке. Пятый этаж, где и находились под самой кровлей низенькие каморки, был сначала переоборудован в фотопавильон, а позже превращен в чердак, но в подворотне еще можно прочесть табличку с указанием всех пяти этажей.
В качестве дома Раскольникова указывается также дом купца первой гильдии И.М. Алонкина. Он находится недалеко - на пересечении Малой Мещанской и Столярного переулка. Надо просто пройти по Столярному по направлению к Кокушкину мосту, через несколько домов, у самой дороги, покажется розовый строгий дом. Здесь, в этом доме, в кв. № 36 на 2-м этаже жил сам Достоевский во время работы над романом " Преступление и наказание".
А.Г. Достоевская написала о своем впечатлении от этого дома: " Дом был большой, со множеством мелких квартир, населенных купцами и ремесленниками. Он мне сразу напомнил тот дом в романе "Преступление и наказание, в котором жил герой романа Раскольников".
И наконец, третий адрес - дом купца 3-й гильдии Я. Шиля на углу Вознесенского проспекта и Малой Морской улицы. В этом доме тоже жил Достоевский, и здесь он был арестован по делу петрашевцев. Но мало кто из исследователей считает этот дом домом Раскольникова, ведь к Столярному переулку, указанному в романе, он не имеет никакого отношения.
Наводнение 1824 года
На основном доме Раскольникова есть памятная табличка, отмечающая уровень воды при наводнении 1824 года. Это было самое страшное и разрушительное наводнение за всю историю Санкт-Петербурга. На табличке обозначена дата - 7 ноября 1824 года. Погибло много людей.
Пушкин описал это наводнение в поэме "Медный всадник":
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам! Народ
Зрит божий гнев и казни ждет.
Увы! всё гибнет: кров и пища! Где будет взять?
Об этом наводнении писал и классик польской литературы Адам Мицкевич. Он жил в двух шагах от дома Раскольникова (правда, тогда тот еще не был домом Раскольникова) - Столярный переулок упирался прямо в Казанскую улицу. Здесь, в доме № 39 и обитал в течение года ссыльный поляк, поэт, которого очень тепло приняли в московском и петербургском обществе.
В советское время никто не говорил о русофобстве Мицкевича - это было не принято. Польша входила в состав Варшавского блока, Советский Союз старался поддерживать единство и дружеские отношения со странами Восточной Европы, поэтому ничего компрометирующего литераторы себе не позволяли. В 1955 году власти установили памятную надпись на доме, и с тех пор она благополучно там и находится. Никому и в голову не приходит убрать её, хотя отношения с Польшей давно изменились.
1955 год - год столетия со дня смерти А. Мицкевича. В этом же году в Москве (Глинищевский переулок, дом 6) появилась памятная доска и барельеф, посвященный дружбе Пушкина и Мицкевича.
В Санкт-Петербурге тоже установили мемориальную надпись, на доме, где в течение года жил великий польский поэт.
Это тот самый дом. На уровне второго этажа можно разглядеть памятную табличку.
Появились и картины, посвященные дружбе двух поэтов. Возможно, это был ответ на празднование в 1949 году в Польше юбилея А.С. Пушкина.
Мицкевич сразу очаровал петербургское общество. Европеец, прекрасно образованный, умный и красивый, он пользовался неизменным успехом в светском обществе. Вересаев писал о нем:
Величайший польский поэт, зачинатель польского романтизма. Мицкевич производил на всех чарующее впечатление. Он был сдержан, корректен, воспитан, чрезвычайно вежлив, держался с какой-то благородной простотой. В нем чувствовался тихо и ярко горящий чистый пламень, всех заставлявший относиться к нему с невольным уважением. И наружностью он был прекрасен. Стройный, с задумчивыми карими глазами, с густыми темными волосами, с доброй, затаенно-грустной улыбкой. Когда воодушевлялся разговором, глаза его загорались, и он становился увлекателен, был остроумен, скор на меткие и удачные слова.
Изумителен он был, когда импровизировал. Мицкевич обладал редким даром импровизации. Ему задавали тему. Он молчал несколько минут, потом выступал вперед и начинал говорить стихами. Лицо совершенно преображалось, глаза блистали экстазом, слушатели испытывали почти страх, – как будто это не он говорил, а какой-то дух, ниспустившийся на него. Вдохновение не покорялось ему, а целиком владело им. Он не останавливался, не задумывался, не подыскивал стихов, – напротив, они с таким напором кипели в его голове, что он, задыхаясь, еле успевал их выговаривать. Перед русскими слушателями Мицкевич импровизировал прозой на французском языке. На одной из таких импровизаций в Москве Пушкин в восторге сорвался с места, ероша волосы, почти бегал по зале и восклицал:
– Какой гений! Какой священный огонь! Что я в сравнении с ним!
Бросился на шею Мицкевичу, сжал его и стал целовать, как брата.
Пушкин искренне восхищался Мицкевичем и открыто выражал свое восхищение. В это время вышла поэма Мицкевича «Конрад Валленрод» и вызвала общий восторг.
Жуковский сказал Пушкину:
– Знаешь, брат, ведь он заткнет тебя за пояс.
– Ты не так говоришь, – ответил Пушкин. – Он уже заткнул меня.
Мицкевич тоже высоко ценил своего русского друга. Вересаев приводит известный анекдот:
Пушкин, столкнувшись в дверях с Мицкевичем, дал ему дорогу и сказал:
– Стой, двойка, туз идет!
Мицкевич ответил:
– Козырная двойка и туза бьет.
Пушкин приглашал Мицкевича на чтение "Бориса Годунова", сам польский поэт, безусловно, был одним из прототипов импровизатора в произведении А. С. Пушкина "Египетские ночи".
Черная кошка между приятелями пробежала в 1830 году - это был год польского восстания.
О Пушкине и Мицкевиче напишу во второй части, а пока к заглавию. В этом же доме на Казанской жил в 1829 году, правда, всего лишь в течение нескольких месяцев и молодой Н.В. Гоголь. Конечно, в то время он был никому не ведомым чиновником и начинающим писателем, но сейчас-то всем известен его вклад в русскую культуру. Тем не менее, таблички, посвященной Гоголю на доме нет. Зато есть есть вот такая табличка.
Откуда же нам известна эта фамилия - Иохим? Из комедии Н.В. Гоголя "Ревизор". О нем вспоминает Хлестаков, скучая в провинциальной гостинице:
Жаль, что Иохим не дал напрокат кареты, а хорошо бы, черт побери, приехать домой в карете, подкатить этаким чертом к какому-нибудь соседу-помещику под крыльцо, с фонарями, а Осипа сзади, одеть в ливрею. Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?»
Зажиточные петербуржцы очень хорошо знали имя каретного мастера И. Иохима. Немец за свою работу брал дорого - цену себе и своим экипажам знал. Ф. В. Булгарин в "Петербургских записках" пишет: "Между тем у нас четвероместная щегольская карета в мастерской Иохима стоит дороже, чем хороший дом в Ревеле". Однако пожаловаться на работу немца никто не мог - брал дорого, но делал на десятилетия.
О нем упоминали А.И Герцен и Г.П. Данилевский, а Пушкин в одном из писем жене кается, что не обратился к нему за починкой кареты: "Каретник мой плут; взял с меня за починку 500 рублей, а в один месяц карета моя хоть брось. Это мне наука: не иметь дела с полуталантами. Фребелиус или Иохим взяли бы с меня 100 рублей лишних, но зато не надули бы меня».
Заходил в этот дом и Т.Г. Шевченко - он был приятелем Карла Иохима, сына владельца дома, вольного слушателя Академии художеств.