Когда мне удалили канал на Дзен, я офигела. Лучше слова тут не подобрать, можно только хуже.
Это было так же неожиданно, как и несправедливо. Но после долгой переписки со службой поддержки в попытках донести свою правду, когда стало понятно, что обжалованию решение площадки не подлежит, мой кружок шизофреника собрался вместе и стал генерировать варианты.
Как и в любой другой ситуации моя Бабуля ожидаемо включила свою любимую реакцию:
Подумаешь, удалили. Нашла проблему! Вот у людей проблемы, вот это я понимаю! Пойдем лучше обед приготовим, я тут у тебя такой рецепт видела…
Обесценивание любых эмоций – это фишечка Бабули. Бабуля вообще не про эмоции, она про действие: плохо – работай, устала – работай, обидели – работай. Когда хорошо, тоже работай. Еще больше работай! Ведь «плачет потом сильнее всего тот, кто громко смеялся». Поэтому лучше не смеяться вообще. Только работать, нестись вперед, не смотреть по сторонам и не оглядываться. По-моему все белки, бегущие в колесе, немного бабули.
Все непонятные ситуации, по ее мнению, решаются методом страуса: закрыть глаза, сделать вид, что проблемы нет, заменить переживания действием и пустить энергию в активность, чтобы не думать. А то вдруг еще что можно надумать! Например, умная мысль какая ненароком в голову взбредет, и непреодолимо к бунгало с фонариками на берегу океана потянет, как же это можно допустить!
Ба, вообще-то обидно! – всхлипывая произнесла Ляля.
Добрый вечерок, а вот и эмоции вошли в чат. Если Бабуля – это слепое игнорирование стресса помноженное на действие, и Бабулина реакция, как представителя родителя во мне, была приобретена со временем из-за того, что очень больно идти в себя и проживать эмоции, проще заняться физическим трудом и не «думать о глупостях», то Ляля – это нерв. Она, как ребенок во мне, только про чувства и эмоции: хорошо – прыгаем до потолка, плохо – рыдаем. Тут все просто: хочется кричать – делаем это, хочется любить, то почему нет? Как это нельзя, кто сказал? Нет такого слова.
Ляля напоминает мне, с какой базовой настройкой мы все рождаемся изначально, и заставляет задуматься, куда же мы ее теряем со временем или на что вымениваем ради своего мнимого ощущения спокойствия и безопасности в моменте.
Обидно – …, – тут Бабуля попыталась вспомнить отбивку в рифму, но не словилась. А ведь жаль, что «Хочется – перехочется», «Жалко у пчелки» и прочее гениальное не подошло, – в общем, трагедии никакой, создай новый канал, а лучше вообще тему закрой. Очевидно же, что ты не Толстой.
«Да и спасибо, если честно», подумала я. Лев Николаевич, ничего личного, «Анна Каренина» – шедевр, но борода в пол все-таки не мое.
В общем, нечего закатывать истерики на ровном месте, эта ситуация не стоит внимания. Сворачиваемся. И не вздумай никому плакаться, всем неинтересно и никому это не нужно, – заключила Бабуля.
Ну, да, верно.
Трагедии и правда нет. Ну, удалили. Да, незаслуженно. Полгода работы и душевного вклада канули в Лету. А это ведь живые люди, это читатели, это интерес. Но, наверное, Бабуля права: если в сухом остатке, то проблемы нет. А остальное – это глупые эмоции, и никому они не нужны.
Дорогая, а тебе? – Богиня сидела на своем плюшевом облачке и в упор смотрела на меня изнутри (да, так можно).
Что-то в ее взгляде заставило меня замереть и перестать дышать, это был не обычный, свойственный ей мягкий томный взгляд, она смотрела своими яркими глазами прямо в глубину и словно гипнотизировала. В этот момент весь мой мир сузился до радиуса ее глаз. Я замерла, хотя в этот момент физически мыла посуду. Вода с тарелки стекала в раковину так же, как и я плавилась под взглядом Агаты.
Тебе то это как? Обидно, несправедливо. А дальше что? Плакать хочется и чтобы на ручки взяли, или действительно не трогает совсем, пойдем пироги печь?
Что-то внутри оборвалось. Кажется, это был занавес, ограждающий меня от моих эмоций.
Кажется, я услышала нецензурное слово, звучащее подозрительно похожим на Бабулин голосом.
Ляля всхлипнула, и я вместе с ней.
На ручки, конечно! И чтобы по голове погладили и сказали, что все будет хорошо! Да можно и без слов, я и сама знаю, что будет, я ведь сама это «хорошо» и делаю.
Но не хочу я эти эмоции внутри держать, они же есть! Я же их вижу.
И я тоже есть!
На этом месте дамба рухнула, а Бабуля со словами: «Поколение соплей на тарелке», – пошла смахивать пыль со своих драгоценных клубочков.
Слезы лились ручьем, я, обессилев, осела на пол и обхватила себя руками. Я – взрослая. Мне уже не всегда нужен человек, который обнимет физически, сейчас этим человеком для себя могу быть и я.
Мысленно я обнимала плачущую Лялю и гладила ее по голове, говоря, что все будет хорошо.
Мне потребовалось ровно три минуты, чтобы прожить эмоцию, после чего включилось взрослое осознание: все действительно хорошо, проблемы нет, есть точка опыта и невероятного роста для меня и моего творчества.
И все эти события точно для чего-то нужны!
Через мгновение я была окрылена этим прозрением и заряжена на новые свершения. И больше всего меня вдохновляло то, что мне все по плечу, потому что я действительно могу. Могу увидеть свои эмоции, признать их и прожить. Мне можно!
Мне необязательно всегда быть сильной, держать лицо и делать вид для себя и окружающих, что у меня все в шоколаде, что я та самая ракушка, которую ничего не трогает.
Я очень хорошо знаю, что было бы, если бы я остановилась на Бабуле, привычно поплелась за ее словами, условно, печь пироги и закупорила в себе этот страх на многие годы в банке с надписью: «Все, за что ты берешься, не получается. Ты не сможешь».
А Бабуля бы взяла ее, бережно покрутила и поставила к себе на полочку. Страху с ней было бы очень уютно. В отличие от меня.
Теперь понятно, в чем состояла главная мораль этих событий. Возможно, если бы я выучила этот урок сразу, – когда мне за два месяца до этих событий залили и почистили ботов, но великодушно оставили канал, он и сейчас был бы со мной. Тогда мне тоже было обидно и больно, что я взлетела птицей в небо, а потом меня с силой ударили о землю, но я молчала и пекла пироги.
Тогда я включила свою (читай, Бабулину) стандартную реакцию: «Все ок», – и получила дубль два.
Не очень хочется знать, что там было приготовлено дальше для особо сообразительных.
А стоило всего лишь посмотреть в лицо боли, дать себе право на нее. Сейчас мне потребовалось несколько минут, чтобы прожить это, закрыть для себя вопрос, вдохновиться и полететь к новым снежным шапкам на вершинах высоких гор.
Вот уж действительно, проявив слабость, мы обретаем силу.
Когда в душе буря, а вовне выдаешь: «Ой да ладно, ничего страшного, все же живы», – это путь тревоги со всеми вытекающими. Эти обесцененные и непрожитые эмоции пузырьками плавают внутри, копятся, а потом фонтаном вылетают наружу в самый неподходящий момент как из бутылки с шампанским, которую сдуру потрясли на жаре.
И вот уже все вокруг стоят в липкой жидкости чьих-то вовремя не принятых эмоций, всем досталось, большинству ни за что, а кому-то даже вышибло пробкой глаз.
И пока участники немой сцены непонимающе хлопают глазами, виновник стоит в центре с рванувшей бутылкой и осознает, что невозможно сейчас объяснить этим счастливчикам вокруг, что они мгновением ранее приняли на себя удар его ошибок, накопленных за длительный период, и что он не псих и не просто так его бомбануло из-за остывшей пиццы в ресторане.
И еще кое-что.
Быть страусом, белкой в колесе, ракушкой на берегу или всеми вместе – это тоже позиция, которая в какой-то момент может помочь устоять и так шатающейся внутренней конструкции человека. Когда все так зыбко, что уже не до проживания новых тревог, когда единственный шанс на дальнейшую жизнь – голова в песок. Но это должен быть выбор каждого, принимаемый здесь и сейчас.
Важно понимать, что нам можно.
Можно так, а можно иначе.
Мы можем себе позволить и «подумать об этом завтра», а можем и порыдать в моменте – главное, чтобы это был осознанный выбор, а не привычная нейронная дорожка, заботливо раскатанная Бабулей или еще кем-то, по которой мы катимся на автомате.
Все очень просто. Стоит только увидеть и захотеть. Стоит только воспользоваться своим правом, сделать этот выбор.
Однажды в умной книге (у Э. Берна) я прочитала (сейчас будет вольный пересказ), что иногда необходимо, чтобы один человек сказал другому, что тот может жить иначе, освободить его от привычного сценария/игры, как бы разрешить ему, потому что сам он не может это сделать.
Так вот.
Если тебе был нужен знак, то это он:
Тебе можно все.
Тчк.