Молодой солдат, Александр Голубев, нес службу в наряде по роте. В казарме было пусто, личный состав находился на работах в парке. И только из помещения канцелярии, доносились возбужденные голоса. Это ротный, проводил воспитательную работу с старшиной роты, прапорщиком Маковеевым. И вот хлопнув дверью, из канцелярии появился весь красный от возбуждения прапорщик, и заспешил на выход. На ходу, он достал носовой платок, и стал вытирать им потное лицо. И вместе с платком, у него из кармана выпала цветная бумажка. Но прапорщик потери не заметил. Зато все прекрасно видел, стоящий на тумбочке Александр. Сойдя с тумбочки, он подошел и поднял аккуратно сложенный вдвое фантик, развернул его и удивился. У него в руках была монгольская денежная купюра, номиналом в сто тугриков. Первое желание возникшее у Александра, было догнать прапорщика, и вернуть обороненную им купюру. Но оставлять тумбочку, и гонятся за прапорщиком по улице было нельзя. И тогда Александр решил, что вернет деньги, когда прапорщик вернется. А пока, он стоял и разглядывал купюру. Цветом, и по дизайну, она походила на советскую сторублевку. Только вместо портрета Ленина, был бравый портрет Сухэ-Батора, герб со скачущим всадником, и большая цифра сто в центре купюры. Александр прикинул, сколько будет советских денег, если эти тугрики перевести в рубли. Один рубль равнялся четырем тугрикам, значит, в руках у Александра было двадцать пять рублей. Эта сумма была довольно внушительная, тем более в руках молодого солдата. Службу Александр проходил в Монголии, и денежное довольствие военнослужащим выплачивали в местной валюте. Торговля тоже шла в тугриках, даже в солдатской чайной, или как все называли это заведение чепок, все продавали за местную валюту. Но правда денег этих, солдаты служащие первый год не видели. Расписавшись в ведомости, и получив тугрики, молодые их тут же передавали дедам. Такой был порядок, деды собирали деньги готовясь к дембелю. - Да и не к чему деньги молодым, всегда так было, - рассуждали они. - Сигареты, подшивочный материал, мыло, все это личный состав роты получал у старшины. А тратить получку в чепке молодым не полагалось. Справедливости ради, стоит сказать, что на памяти Александра однажды был случай, когда деды выделили немного денег молодым. Хватило правда, только на банку сгущенного молока и пачку печенья на брата. Но этот божественный вкус молока и печенья, крепко запал в сознание. Хотя до армии, к сгущенному молоку, Александр относился равнодушно. И вот сейчас, стоя на тумбочке, он стал прикидывать, сколько банок сгущенки можно было бы купить на эти деньги.
Получалось, что пятьдесят банок, из расчета что банка стоила два тугрика. Это казалось так много, что дух захватывало. И чем больше Александр прикидывал варианты о том, как можно распорядиться деньгами, и что на них можно купить, то все больше росло желание не отдавать их. А купюра, которую он держал в руках, все больше вызывала уважение. – Да и не заметил прапорщик, как оборонил деньги. - Никто кроме меня не видел этого, - мысленно рассуждал он, оправдывая свое все более растущее желание не отдавать. С другой стороны, что если он не вернет купюру прапорщику, то поступит низко и подло. И эти противоречия боролись в его душе, приводя каждое свой аргументы. Они были как два голоса, ведущие между собой спор. Один, лукавый искуситель, рисовал радужную картину, состоящую из большой груды пачек с печеньем и батареи бело-синих банок сгущенного молока. Доказывая второму, правильному и честному, что прапорщик сам раззява. Ведь Александр не крал, он просто поднял, вернее нашел на полу деньги. И ничего плохого в этом нет. Правильный возражал. – Но, ты ведь видел кто их уронил, и если быть честным, то деньги надо вернуть. – Ведь не будешь же ты один втихую, как последнее «чмо» проедать их в чайной. - Ну хорошо, отдай, и продолжай есть в солдатской столовой, сырой, пластилиновый хлеб, прилипающий к деснам, - возражал искуситель. – Продолжай есть перловую, «кирзовую» кашу с кусками верблюжатины, которые можно жевать с обеда до ужина да так и не прожевать. А так, хоть какое-то, пусть непродолжительное время, разнообразие в пище будет. – А как же совесть? – не унимался правильный. - А совесть твоя ни при чем, ты не крал, ты нашел, - продолжал искуситель. – Вот такая буря страстей бушевала в душе Александра, мирно стоящего на тумбочке. Время близилось к обеду, из парка пришла рота, готовясь идти в столовую. Появился и прапорщик Маковеев, он давно уже успокоился после разговора с ротным. От его грузной фигуры с небольшим животиком, как всегда веяло благодушием и умиротворенностью. Казалось, что пропажа денег, совсем не расстроила его, а может он еще и не обнаружил ее. Время шло, но Александр так и не подошел к прапорщику, не отдал обороненную им купюру. Коварный искуситель победил, приведя более весомые аргументы. По факту оказалось, что Александр оказался меркантильным, и не таким честным, каким он себя считал. И от этого ему было немного не по себе. Прошло несколько дней, непотраченная купюра не давала покоя, маня в чепок. И вот, выбрав удобный момент, находясь в парке, Александр подошел к взводному и пожаловался на боль в животе. Взводный поверив ему, отправил в санчасть. На самом деле живот не болел, недалеко от санчасти находился чепок, который и намеревался посетить Александр.
Встретиться с сослуживцами в чепке было крайне нежелательно, могли возникнуть вопросы о наличии денег у молодого. Вот и придумал причину с больным животом, пока вся рота находилась в парке на обслуживании машин. Волнуясь, подходил он к чепку, предвкушая предстоящее пиршество и сжимая купюру в ладони. У дверей чепка, стояло несколько таджиков или возможно киргизов, говоря на своем языке. Александр в этих национальностях разбирался плохо. Так как полк в котором он служил был мотострелковый. И пехотные батальоны, в отличии от его танкового, почти полностью укомплектованы были представителями из Средней Азии. Одеты они были в бушлаты, и по виду были не первого года службы. Увидя Александра, и как он робко подходит к дверям чепка, они преградили ему дорогу. – Куда прешь? – Не ваше дело, - Александр попытался обойти незнакомцев. Но они обступили его, а один, глядя в глаза произнес – Деньги давай. – Поняв что у него хотят отнять деньги, Александр попытался вырваться от обступившей его пехоты. Оттолкнув одного из них, он хотел пройти к двери, но получил удар сзади в голову. Затем еще несколько ударов. Сопротивляться было бесполезно, уж больно не равны были силы. Но деньги Александр отдавать не хотел, он плотно сжал кулак с купюрой и прижал руку к груди. Поняв, что деньги зажаты в кулаке, пехота повалила Александра на землю, и заломив руку за спину, заставила разжать ладонь. Увидя купюру, забрали ее. Радуясь добыче, и возбужденно говоря на своем наречии, они исчезли за дверями чепка. Александр встал с земли, понимая, что ничего не сможет сделать с обидчиками. Злость душила его. Вот так, глупо и быстро, лишился он того, что еще несколько минут назад согревало его душу. Отряхнувшись, он пошел в казарму, внутри все кипело от негодования. И только в глубине души, раздавался еле слышный голос праведника – А что я говорил, не бери чужого, так тебе и надо!