оглавление канала
Я, словно под гипнозом, нацепила пельмень на вилку и затолкала его в рот. Вкуса совсем не чувствовала, да и есть совсем не хотелось, но раз Людмила Марковна сказала «ешьте», значит, надо есть. И тут внезапно я вспомнила. Чуть не подавившись пельменем, я почти заорала:
- Письмо!!!
Алеша, собирающийся тоже слегка подкрепится, даже вилку из рук выронил. Поперхнулся, сильно закашлявшись. Я услужливо подсунула ему стакан с компотом. Сделав несколько глотков и с трудом отдышавшись, он с легким возмущением спросил:
- Какое письмо?! Ты о чем вообще?!
Я начала лихорадочно рыться в своей сумке, и наконец вытянула оттуда конверт из серой невзрачной бумаги, и потрясла им в воздухе.
- Письмо, которое меня попросил передать старику Сеня! – Я покрутила конверт перед глазами, будто ища на нем все ответы на свои вопросы. Потом вопросительно уставилась на Лешку, и тихо спросила. – Как ты думаешь, теперь мы можем его распечатать и прочитать?
Алеша, не сводя взгляда с конверта, уверенно ответил:
- Не просто можем! Должны это были сделать уже давно! Может тогда что-то и поймем!
Я, ободренная его поддержкой, стала аккуратно открывать конверт кончиком своей вилки. Там лежал обычный листок, свернутый вдвое. Развернув его, я прочла несколько строк, написанных ровным и убористым Сениным почерком. «Авдотий Яковлевич, доски уже у меня. Погружены в машину. Но доставка пока откладывается. Вы не волнуйтесь, машина стоит под надежной охраной, так что доски не разворуют. Выздоравливайте.» и внизу размашистая подпись и дата. Я протянула листок Алеше. Он недоверчиво покрутил его со всех сторон, и разочаровано протянул:
- И все…? – При этом глянул на меня, чуть ли не с упреком, будто это я поленилась и не написала все конкретно и ясно, сколько было положено для полного понимания всей картины. Я в ответ только плечами пожала.
Он кинул листок на стол, и проворчал:
- Повтори-ка, что Семен тебе сказал, когда просил доставить письмо?
Я опять пожала плечами.
- Сказал, что обещал деду закупить и привезти пиломатериал на дачу. И просил ему письмо доставить, так как сам не хотел лишний раз светиться. Со всеми этими делами, что там творятся, подобная осторожность вполне объяснима. – Я на несколько секунд замолчала, а потом продолжила, словно разговаривая сама с собой. – Хотя… Подумать есть над чем.
Алеша сразу зацепился за эту мою фразу.
- Что ты хочешь сказать?
Я все так же задумчиво проговорила:
- Ну, например, ведь сумел он уйти от «хвоста», когда со мной встречался в кафе. Думаю, и для поездки к ювелиру ему бы тоже удалось это сделать. И дело тут не в самом факте посещения Михайлова, а скорее, в содержании письма. Хотя, я не вижу здесь никаких противоречий. Письмо полностью соответствует его словам. – Я будто очнувшись от своих размышлений, ударила ладонями по коленям. – Так, Алеша! Гадать мы еще можем много и долго, и напридумаем такого, что даже внешняя разведка не разберется в этих хитросплетениях событий и разговоров. А время идет. Думаю, надо срочно в гостиницу. Пока они будут разбираться кто я, да что я, а главное, где я, у нас есть еще время оттуда смыться. Так что, давай, доедай пельмени, и вперед.
Лешка хмуро глянул на меня, и спросил, точнее констатировал:
- Я так понимаю, что в милицию ты обращаться не планируешь…
Я пожала плечами, и грустно заметила:
- Леш, я конечно все понимаю… Но в моей рабочей карьере уже был плачевный опыт подобного обращения. Если братва начала войнушку, то милиция наверняка в курсе, и постарается во все это не вмешиваться. И, кстати, есть вполне реальный шанс напрямую из милиции попасть к ребятишкам в руки. Не хочу сказать, что все у нас продажные, есть и порядочные люди. Но как угадать, кто из них кто? А рисковать мне как-то не очень хочется. Но, думаю, анонимный звонок будет не лишним.
Лешка задумчиво смотрел на меня. Явно что-то задумал. Верный признак! Я слишком хорошо знала своего друга. Я поднялась из-за стола, и с улыбкой указав на тарелку с пельменями, проговорила:
- Ты пока ешь, а я быстро. Кстати, можешь и мою порцию съесть, мне не хочется. После такого, сам понимаешь, у меня кусок в горло не лезет.
Развернувшись, я направилась к дверям, за спиной слыша взволнованные слова Людмилы Марковны: «Куда это Акулиночка…? И не съела ничего совсем…» Что ответил ей Алексей я уже не слышала. Выйдя из кафе, я быстрым шагом дошла до соседней улицы, и обнаружила там телефон-автомат. Оглядев внимательно улицу, не заметила ничего подозрительного. Не ко времени опять вспомнился старый анекдот про КГБ. Мужик пьяненький заходит в телефон-автомат, набирает номер, и заплетающимся языком спрашивает: «Это КГБ?» Ему отвечают: «КГБ». Он ехидненько так: «Плохо работаете». Кладет на место трубку и, довольный своей проказой, выходит из будки. К нему подходят двое мужчин, берут под руки, и один со вздохом говорит: «Как можем, так и работаем». Так вот, я очень надеялась, что после своего звонка в милицию, я успею уйти. Конечно, милиция – это тебе не ребята из ФСБ, но кто же их знает. После всего пережитого, я бы уже ничему не удивилась.
Я зашла в будку, решительно набрала ноль два, и стала слушать гудки. Когда в трубке раздался бодрый голос дежурного, плаксивым и чуть гнусавым голосом затянула:
- Милок… энто милиция? Слухай меня сюды, милок! Энто Агафья Тараторкина из десятой квартиры дома такого-то, что по улице Куйбышева. Тута моему соседу сверху совсем плохо стало. К ему какие-то бандиты нагрянули. Так я энто… опасаюсь, кабы како смертоубивство не случилось. А сосед-то старый. Ешо не совсем, конечно, но с сердцем у его энта, как его… Нелады, в обчем. Так ты этого, милок, ехай быстрее… - И, не дожидаясь ответа дежурного, положила трубку. Из будки вновь оглядела улицу. Вроде, ничего подозрительного не заметила. Вышла наружу и быстрым шагом направилась обратно в кафе.
Когда я вернулась в кафе, то застала Алешу, спорящего с Людмилой Марковной. Я тихонечко встала в дверях и прислушалась, стало интересно, о чем это они. Судя по невозмутимому виду женщины, и по несколько раздраженному состоянию Алексея, перевес был явно на стороне повара и управляющего. Людмила Марковна стояла перед горячившемся Лешей, как незыблемая и вечная скала посреди бушующего моря. А тема их, с позволения сказать, диспута, была любопытна. Попросту это называлось так: «без меня меня женили». Людмила Марковна, судя по всему, уловила тему нашего с Алексеем разговора (собственно, мы особо и не скрывались, орали во всю глотку), а теперь она считала, что «Акулиночке», то есть мне, лучше пожить у нее в освободившейся комнате сына, который благополучно отбыл служить Отечеству, и судя по всему, надолго, так как был офицером пограничной службы. Женщина считала (кстати, вполне обосновано), что у нее меня искать никто не будет, так как наши отношения мы никогда не афишировали. Алексей пытался доказать, что лучше мне будет, как раз-таки у него. Уж он-то сумеет позаботиться о моей безопасности. Вертелся ужом, но обосновать так же веско, как и Людмила Марковна, увы не мог. Понимая это, горячился еще больше. А я с грустью подумала, что лучше всего мне сейчас было бы в моем родном лесу. Вот уж где меня было бы не взять никаким супостатам! Но, увы, подобного я себе позволить сейчас не могла в силу определенных обстоятельств и обещаний, которые старалась всегда выполнять.
Первой меня заметила Людмила Марковна. Оставив спор с Лешкой, она решительно промаршировала ко мне, взяла меня за руку, словно строгая мамаша, уводила дочку со свидания с неподобающим кавалером. Сурово нахмурившись, проговорила, словно прочитала приказ по полку.
- В общем так… Акулиночка поедет со мной! И не спорьте!! История серьезная, и отнестись к ней нужно серьезно! У меня никому и в голову не придет искать тебя. Отсидишься, отъешься немного, а то на щепку похожа уже стала! Одни кожа, да кости! Не дело это. Я живо тебя в норму приведу! – При этих ее словах, звучавших для меня как вполне себе реальная угроза, я слегка содрогнулась. Ну все… Прощай моя тонкая талия и стройные ножки! А женщина продолжила, теперь уже обращаясь только к Алексею. – Ну а ты, милок, пока свои связи поднимешь, а я свои. Глядишь, и разрулим ситуацию. Думаю, и Андрей Сергеевич не откажется помочь. Тоже кое-что может. – И она поджала губы, давая понять, что возражения приняты не будут.
А я по-настоящему затосковала. Теперь никакой тайны уже не будет. Из всего перечисленного Людмилой Марковной можно было сделать вывод, что полгорода поднимется на борьбу с организованной преступностью. Другими словами, тихо-мирно уже не получится. Ой, мамочки родные!! Это ж целая полномасштабная война получается!!! Вот тут мне действительно стало плохо. Я медленно опустилась на кстати подвернувшийся стул. Наверное, я слегка побледнела, потому что, ко мне с двух сторон кинулись и Лешка, и наша грозная повариха, и запричитали вокруг меня в голос, словно я с минуты на минуту собиралась отдать концы.
Кое-как отбившись от их заботы, я уселась (точнее, меня усадили) поудобнее на стул, и громко сказала:
- Тихо!! Дайте подумать минут пять. В конце концов, это моя жизнь и мои проблемы. Я, безусловно ценю вашу заботу, но втягивать вас во всю эту кашу не намерена.
Мой решительный вид и мои слова не произвели ни на кого ни малейшего впечатления. Будто я ничего и не говорила, Людмила Марковна, как заправский комдив, строго проговорила:
- Сейчас срочно езжайте в гостиницу, забирайте вещи, и возвращайтесь сюда. А я пока тут все приберу, закрою, и, пожалуй, сделаю пару звонков.
Алексей, стараясь не уступать ей в строгости, сурово спросил:
- Кому вы звонить собираетесь?
Людмила Марковна поглядела на него насмешливо и отрезала:
- Кому надо, тому и звонить буду! Молодой человек, не хочу вас обидеть, но вы еще под стол пешком ходили, когда я в этом городе уже что-то значила.
Мы с Лешкой притихли, и глядели на женщину с некоторым недоумением, перемешанным со жгучим любопытством. Вот тебе и на! А мы все, «повар», «повар», «котлетки», «пельмешки»…