Страна еще не знала о вероломном нападении гитлеровского фашизма, а в историю уже ложились начальные строки летописи подвига ее сыновей. Спустя десятилетия удалось установить имена 14 летчиков — первых героев Великой Отечественной, таранивших вражеские самолеты. О некоторых из них были известны лишь короткие биографические данные. Письма однополчан, воспоминания близких, которые мы сегодня предлагаем читателям, дополняют портреты отважных соколов.
ЧИТАТЕЛИ просят подробнее сообщить и об Иване Ивановиче Иванове, открывшем на первых минутах войны счет таранных ударов наших летчиков. Мы связались с советом ветеранов 46-го истребительного авиаполка, в котором служил герой. «Кто же может лучше рассказать о своем питомце, как не его командир? — ответили в совете. — Встретьтесь с генералом Подгорным...» Оказывается, прославленный генерал-полковник авиации И. Подгорный в начале войны и был командиром 46-го авиаполка. Он вспоминает:
— В 3 часа 50 минут наша часть была поднята по тревоге. Боевые действия начались после четырех утра, когда в небо поднялись истребители для отражения атаки вражеских бомбардировщиков. Вместе с другими вылетело звено И-16. Командовал им старший лейтенант Иванов.
Я хорошо помню Ивана. Летчик аттестовался отлично: инициативный, решительный, уверенно летал днем и ночью, умело вел воздушные бои — ему уже довелось совершить 7 боевых вылетов в борьбе с белофиннами.
После тарана Иван пытался посадить самолет. Однако сделать это ему не удалось из-за повреждения винта и холмистой местности. Высота была небольшая, парашютом он воспользоваться тоже не мог. На место падения машины я послал батальонного комиссара С. Бушцева, который и подтвердил факт тарана. На остановившихся от удара о приборную доску кабины наручных часах Иванова было время — 4 часа 25 минут.
Глубоко в душу запал нам, военным летчикам, подвиг Ивана Иванова. И не символично ли это: наш боевой побратим совершил геройский поступок недалеко от места, где в 1914 году впервые в истории авиации применил воздушный таран знаменитый русский летчик Петр Нестеров.
Сейчас при въезде в старинный город Дубно Ровенской области взметнулся ввысь на пьедестале боевой самолет. Это памятник Герою Советского Союза Ивану Ивановичу Иванову.
О ЛЕЙТЕНАНТЕ Василии Лободе в нашем очерке было семь строк: пойдя на таран, ценою жизни уничтожил врага... Подробности последнего боя героя с четырьмя «мессершмиттами» известны. Но о самом Василии, кроме скупых анкетных данных, мы мало знали. И вот перед нами листочки бумаги, исписанные взволнованной женской рукой, — письмо Александры Иосифовны, жены лейтенанта Лободы.
«Жизнь моя с Василием Сергеевичем была недолгой. Вышла я за него замуж 19 августа 1940 года. 19 июня сорок первого родила сына. 22 июня стала вдовой. Проклятая война разрушила наше счастье... Теперь, спустя более 40 лет, я узнала, как погиб Василий Сергеевич, совершив хоть маленький, но подвиг.
Мне сейчас 61 год. Живу одна — замуж больше не вышла — второго такого Василия Сергеевича на своем пути не встретила. А был он удивительно цельный человек по своему характеру, не терпел фальши, до самозабвения любил авиацию...
Вот такие мои скромные воспоминания. Посылаю вам снимок мужа, сделанный за два месяца до войны...»
В РЕДАКЦИОННОЙ почте много писем с просьбой подробнее рассказать о бывшем молотобойце из Казани летчике Кокореве. Предоставим слово однополчанину Героя ветерану войны Г. Буркову:
«Я был в то время авиатехником в 124-м истребительном авиаполку, где служил командиром звена младший лейтенант Дмитрий Кокорев. О его подвиге мы узнали лишь через несколько часов, когда он вернулся на аэродром. На его голове была повязка, намокшая от крови, в руках — парашют (после тарана, посадив на фюзеляж израненную машину, Кокорев поджег самолет и, ориентируясь по карте, добрался-таки до аэродрома). Отвечая на вопросы, он коротко бросил: срубил гада!
Тогда нас, необстрелянных юнцов, глубоко поразил сам факт тарана. Потом были жаркие бои поражения и победы, и, в общем-то, со временем героические поступки на войне стали обычным делом, и все-таки тот первый таран, совершенный Д. Кокоревым на заре 22 июня 1941 года, — мы всегда ощущали это, — был подвигом. Много лет спустя я решил разыскать свидетелей этого тарана.
Город Замбров, над которым совершил таран Дмитрий, после войны вошел в состав ПНР. Воспользовавшись приглашением польских журналистов, я отправился в те места, где принял первый бой наш 124-й истребительный полк. Три недели пребывания в Польше были посвящены поиску людей, которые что-либо могли знать о таране Кокорева, И такие люди нашлись. В Замброве работает учителем местной школы Чеслав Марчинковский. Он рассказал:
— Около трех часов утра (местное время) 22 июня я проснулся от стрельбы, вышел на улицу и увидел, как два самолета в небе сблизились и столкнулись. Один из них загорелся и стал падать на землю. Что стало с другим, я не видел...
Рассказ Яна Людинского, бывшего воина Войска Польского, прошедшего с боями от Варшавы до Берлина, дополнил свидетельство учителя:
— Я видел, как упала горящая фашистская машина, — подтвердил он, — а советский самолет в пологом спуске ушел в сторону деревни Табенза...
Едем в деревню Табенза. Где-то здесь после тарана посадил свой израненный МиГ-3 Дмитрий Кокорев. Мы разыскали старожила деревни Адама Глынбовского. Оказалось, Глынбовский хорошо помнит события того раннего утра: русский летчик посадил машину как раз на его поле.
Во время разговора со стариком около нас вертелись вездесущие, дотошные мальчишки, такие же, как и наши русские, — все знающие, осведомленные обо всем на свете. Они пошептались о чем-то, и через некоторое время нам вручили измятый кусок дюраля. Нетрудно было признать в нем кусок обшивки крыла со следами краски защитного цвета, какой до войны красили советские самолеты. Это и была частичка МиГа Дмитрия Кокорева...»
Летчик Кокорев еще дважды будет праздновать победу над фашистскими стервятниками и не вернется из воздушного боя октябрьским днем сорок первого года.
РАССКАЗЫВАЛИ в очерке мы и о подвиге старшего политрука Данилова. Вот строки из передовой газеты «Красная звезда»: «Бесстрашный летчик направил свою машину прямо на вражеский самолет. Андрей Данилов погиб смертью храбрых...» В «Правде» опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении посмертно А. Данилова орденом Ленина. Но, оказалось, он жив, гвардии подполковник в отставке, Андрей Степанович Данилов.
Было так. В то утро, на рассвете, в 3 часа 55 минут, командир 127-го истребительного авиаполка отдал приказ Данилову:
— Государственную границу пересекли три фашистских бомбардировщика Ю-88. Пятеркой истребителей прикрыть город Гродно...
На встречном курсе обозначились три силуэта двухмоторных бомбардировщиков. Пятерка краснозвездных «Чаек» пошла в лобовую атаку. Вражеские машины были сбиты. А с запада появлялись все новые и новые фашистские самолеты. На «Чайках» не было раций, но наши летчики поняли: это война...
Данилова разрывной снаряд немецкой пушки «Эрликон» ранил в лицо, руку и ногу. В запястье левой руки врезалась пуля. Израненная «Чайка» чудом удерживалась в воздухе.
— Я увидел, — рассказывает нам в своем письме Андрей Степанович, — как к моей машине пристраивается Ме-110. Увидел и лицо фашистского летчика, краснощекого, в синей пилотке с крылатой эмблемой. Мы встретились взглядами: он ухмылялся, торжествуя победу, и показывал мне пальцем вниз: мол, сдавайся. С его задней кабины стрелок разворачивал турельный пулемет в мою сторону. А у меня уже — ни патрона... Резким движением сектора газа и ручкой управления я направил «Чайку» в крыло «мессера»...
В санбате 3-й армии узнал, что в моем истребителе, чудом, с убранными шасси, севшем на ржаное поле, насчитали 136 пулеметных пробоин и 6 от авиапушки. Неожиданно рядом с моими носилками поставили другие. Сказали: это твой трофей... Вижу человека в зеленом комбинезоне, с завязанными платком глазами, с забинтованной ногой. Я узнал краснощекого фашиста. Он меня узнал тоже и внятно прошептал по-русски: «Чайка...» Этот фашистский майор, командир эскадрильи, имел два железных креста — за воздушные бои в Бельгии и Греции...
Так окончился для Данилова день 22 июня сорок первого. С задания он в часть не вернулся и попал в списки погибших. Он еще не знал, что Политуправлением ВВС выпущен специальный плакат в серии «В бой за Родину!». Фото Данилова стояло рядом с портретом легендарного Николая Гастелло. После госпиталя воевал на Ленинградском и Волховском фронтах. На Западном фронте командовал 15-м ночным бомбардировочным полком. Участвовал в боях против Квантунской армии. За войну в 136 боевых вылетах лично сбил 8 самолетов врага. Но сам получил 5 ранений. И после победы пришлось уйти из истребительной авиации.
Инвалид Отечественной войны гвардии подполковник в отставке Данилов к фронтовым четырем орденам и девяти медалям прибавил еще награду — медаль «За трудовую доблесть». А недавно друзья и близкие поздравили ветерана с вручением ему знака «50-лет пребывания в КПСС».
Победа... Она далась большой кровью и великими жертвами. Но, как ни трудны и длинны были фронтовые версты всех 1.418 дней войны, время, сглаживая остроту пережитого, не сотрет в нашей памяти тот первый день, то набатное утро 22 июня сорок первого. И тех, первых, открывших славную когорту героев священной народной войны. В канун 40-летия разгрома фашизма нельзя не вспомнить их поименно...
С. ВЕРХОВСКИЙ, член комиссии по увековечению памяти павших воинов Советского комитета ветеранов войны, Н. САУТИН, спец. корр. (1985)