(«Правда - хорошо, а счастье лучше»)
«Ну, как мне себя не хвалить! Добрая-то я всегда была, а ума-то я в себе что-то прежде не замечала, всё казалось, что мало его, не в настоящую меру; а теперь выходит, что в доме-то я умней всех. Вот чудо-то: до старости дожила, не знала, что я умна. Нет, уж я теперь про себя совсем иначе понимать буду. Какую силу сломили! Её и пушкой-то не прошибёшь, а я вот нашла на неё грозу». Этим восклицанием почти что в самом финале комедии Филицата подводит итог своей плодотворной деятельности. И здесь нет никакого хвастовства – действительно, всё сложилось к лучшему благодаря именно ей.
Автор представляет её как «старую няньку Поликсены», однако из её слов нам известно, что в доме Барабошевых она живёт очень давно: «Сорок лет я в доме живу, отца её маленьким застала», - напомнит она хозяйке. И была, видимо, в своё время чем-то вроде доверенного лица Мавры Тарасовны. Не случайно на упрёк, что она «больно жалостлива» к Поликсене, ответит: «Такая уж я смолоду. Не к одной я к ней жалостлива, и к тебе, когда ты была помоложе, тоже была жалостлива. Вспомни молодость-то, так сама внучку-то пожалеешь». А после высокомерного заявления «Нечего мне помнить, чиста моя душенька» напомнит: «А ты забыла, верно, как дружок-то твой вдруг налетел? Кто на часах-то стоял? Я от страху-то не меньше тебя тряслась всеми суставами, чтобы муж его тут не захватил. Так меня после целую неделю лихорадка била».
Филицата хорошо знает истинную цену своим хозяевам (заметит же она очень метко о Барабошевой: «Какая ж бы она умная была, кабы с дураком не советовалась») и не стесняется говорить им правду в глаза. Она не только скажет Мавре Тарасовне: «Вот выдумала! А ещё умной называешься. Кто тебя умной-то назвал, и тот дурак», - но и будет пытаться открыть ей глаза на происходящее в доме. Она расскажет и о растратах Амоса Панфилыча («Одно дело, что прохарчился, матушка… Да что торговля! Какая она ни будь, а если нынче из выручки тысячу, завтра две, да так постепенно выгребать, много ли барыша останется? А тут самим платить приходится; а денег нет, вот отчего и тоска, и уж такого лёгкого духу нет, чтоб тебя погулять манило». «А много ль Амос Панфилыч на себя забрал из выручки-то?» - «Говорят, тысяч двадцать пять в короткое время»). Она вступится и за Платона Зыбкина: «Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги писал, что в них всё одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За то и возненавидели». И хозяйка даже, пусть и на недолгое время, задумается: «Конечно, такие люди дороги».
Судя по всему, своей семьи у Филицаты никогда не было. И поэтому всю свою нерастраченную нежность она обращает на воспитанницу. «Разумеется, завсегда в этом мы, няньки, виноваты, мы — баловницы-то. Да ведь как и не побаловать! Вижу, в тоске томится — пусть, мол, поболтает с парнем для времяпровождения. А случай как не найти? Хоть сюда в сад проведу, никому и в лоб не влетит». То, что Поликсена влюбилась не на шутку, стало для неё неожиданностью: «До страсти полюбила. Сама суди: характер огневой, упорная, вся в бабушку... И день и ночь ноги трясутся, так вот и жду, так вот и жду, что до бабушки дойдёт; куда мне тогда деваться-то? А моя ль вина, я давно твержу: “Пора, пора, что вы её переращиваете, куда бережёте?” Так бабушка-то у нас совсем состарилась, девичье-то положение понимать перестала. Я, говорит, живу же, ни об чём помышления не имею. На-ка! В семьдесят-то лет! А ты свою молодость вспомни!»
Филицата – мастер устраивать тайные свидания: «Вдруг ей придет фантазия; хочу, говорит, его видеть беспременно! А в другой раз никак нельзя, а ей вынь да положь, — вот и вертись нянька как знаешь». И «вертится» она, надо признать, виртуозно. Ну как не вспомнить её «телеграф»: «Мы ему сигнал подадим. (Отходит к кустам и достаёт что-то из-под платка.)… Какой телеграф да какой телеграф! Отстань ты! Ну, котёнок. Вот я ему хвост подавлю, он замяукает, а Платон услышит и придёт, так ему приказано». А потом ещё и пояснит: «На всё другое подозрение есть: стук ли, собака ли залает — могут выйти из дому, подумают, чужой. А на кошку какое подозрение, хоть она разорвись, — мало ль их по деревьям да по крышам мяучат?» Впрочем, и котёнок, похоже обижен не будет: «А он служи хорошенько; я его завтра за это молоком накормлю. Ну, ступай! Теперь ты свою службу кончил».
За свою воспитанницу она переживает, похоже, больше, чем за себя. В ответ на приказ хозяйки уходить со двора скажет: «Кто ж за Поликсеной ходить-то будет? Да вы её тут совсем уморите». И расскажет, что «вчера, как из саду вернулись, у ней изо рту коробку со спичками выдернула». Было ли это на самом деле? Или нянька в нужный момент вспомнила, как Поликсена приказывала: «Купи мне мышьяку! А если не купишь, я сама пойду»? Трудно сказать. В конце первого действия, устрашённая словами о мышьяке, она воскликнет: «Ай, погибаю, погибаю! Вот когда моей головушке мат пришёл». Но на самом деле у неё уже готов план действий – не случайно ещё раньше она упомянула о «колдуне», которого «увидала третьего дня». И приведя Грознова в дом, напомнит ему: «Только уж вы ничего не забудьте, всё скажите!» А потом скажет томящейся девушке: «Уж нечего делать, потерпи, может, моя ворожба и на пользу будет. Утопающий за соломинку хватается. Сама видишь, я рада для тебя в ниточку вытянуться… Ты поди к себе, посиди пока, да погоди сокрушаться-то! Бог не без милости, казак не без счастья»
Она неустанно заботится («Всё в хлопотах»), подготавливая всё для успеха своих замыслов (полагаю, что требование Барабошевой «Подай рому бутылку, водочки поставь, пирожка вчерашнего — ну, там, что следует» её врасплох не застало, раз чай у неё уже «давно готов»), - и добивается своего!
Венчает комедию её реплика «Ну-ка, служивый, поздравь нас». И мне кажется, что это «нас» отнюдь не случайно. Именно усилия Филицаты привели всё к счастливому концу, не дали комедии превратиться в драму, наказали растратчиков (ведь не только хозяину приказано «Платону кланяться», но и Мухояров перешёл в подчинение к Зыбкину: «Ты умел над Платоном шутить; так послужи теперь у него под началом!») и соединили любящих.
И к восклицанию Грознова «Честь имею поздравить Платона Иваныча и Поликсену Амосовну! Тысячу лет жизни и казны несметное число! Ура!» так и хочется прибавить здравицу в честь необыкновенной Филицаты…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь