В 1912 году, уже после смерти великого писателя, была опубликована повесть Л. Н. Толстого «Хаджи-Мурат», главное действующее лицо которой - реальный исторический персонаж, наиб имама Шамиля, перешедший в 1851 году на сторону русских. При жизни, по решению самого Льва Николаевича, повесть не печаталась, а впервые увидела лишь свет в «Посмертных художественных произведениях Л. Н. Толстого» с цензурными изъятиями, но уже в том же году вышла без купюр в Берлине.
Один из персонажей повести – Пётр Авдеев, рядовой Куринского егерского полка, квартировавшего в крепости Воздвиженской. В самом начале повести Авдеев и ещё один рядовой, Бондаренко, проводили чеченского лазутчика Бату к князю Воронцову, тогдашнему Кавказскому наместнику.
Находясь в дозоре, Авдеев поведал унтер-офицеру Панову свою историю о том, как он попал в военную службу.
«… — Ведь я охотой за брата пошел, — рассказывал Авдеев. — у него ребята сам-пят! А меня только женили. Матушка просить стала. Думаю: что мне! Авось попомнят мое добро. Сходил к барину. Барин у нас хороший, говорит: «Молодец! ступай». Так и пошел за брата.
— Что ж, это хорошо, — сказал Панов.
— А вот веришь ли, Антоныч, теперь скучаю. И больше с того скучаю, что зачем, мол, за брата пошел. Он, мол, теперь царствует, а ты вот мучаешься. И что больше думаю, то хуже. Такой грех, видно…».
Наверняка, всякий, кто прочитал эти строки, подумал о порядочности и высокой нравственности Авдеева. Мол, «сам погибай, а товарища выручай» (тем более, родного брата). Все поняли, что Авдеев сильно жалел («скучал») о своём благородном поступке, хотя на сей счёт существовали подробные правила. И дело тут не в великодушном порыве.
Так, статья 100 Рекрутского устава издания 1831 года определяла строгий порядок отдачи в рекруты мужчин из очередного семейства:
«… 1) Если в семействе есть женатые и холостые, то из них предпочтительно отдаются в рекруты холостые. Из холостых старшие летами отдаются прежде младших, но не запрещается младшему идти охотой за старшего.
2) Если в семействе все женаты, то отдаются сперва бездетные. И здесь старшие летами отдаются прежде младших, но не запрещается младшему идти охотой за старшего.
3) Если в семействе все женаты и притом имеют детей, то из них отдаются в рекруты: а) по воле отца или матери, а за недостатком их, б) по добровольному согласию, или в) по жеребью.
Независимо от правила, в предшествующих пунктах означенного, предоставляется родителям, по наступлении очереди семейной:
а) отдавать в рекруты женатых сыновей, если они бездетны, прежде холостых, или младшего прежде старшего, и
б) давать всем сыновьям жеребей…» .
В общем, пошёл Авдеев в рекруты по закону и по решению семьи, как мы узнаем чуть позже.
Жизнь Авдеева оборвалась внезапно. Его гибель в реляции, которая была послана в Тифлис, описывалась следующим образом: «23 ноября две роты Куринского полка выступили из крепости для рубки леса. В середине дня значительное скопище горцев внезапно атаковало рубщиков. Цепь начала отступать, и в это время вторая рота ударила в штыки и опрокинула горцев. В деле легко ранены два рядовых и убит один. Горцы же потеряли около ста человек убитыми и ранеными».
Раненый в живот Авдеев вскоре скончался в Воздвиженском госпитале.
О том, что происходило дальше в семье Авдеева, Толстой описывает так.
«… Старик-отец вместе с невесткой – женой старшего брата, за которого Авдеев пошёл в солдаты – и дочерью старшего брата, молотили овёс. Уже начинало светать, когда старший сын, Аким, вышел к работающим.
Отец озлобился на лодыря.
- Дурак Петруха, что за тебя пошел. Из тебя бы в солдатах дурь-то повыбили бы, а он-то дома пятерых таких, как ты, стоил.
- Ну, будет, батюшка, - сказала сноха, откидывая разбитые свясла.
- Да, корми вас сам-шест, а работы и от одного нету. Петруха, бывало, за двоих один работает, не то что...».
В общем, как только «чаша сия миновала», старший брат, естественно, расслабился – за него теперь лямку тянул младший брат, у которого шансы на возвращение и вообще на дожитие стремились к нулю. Можно не утомляться и понежиться.
Ну, и, наконец, самое главное - ошибся и сам глава семьи, и корил после себя за это. В этом, в общем-то, «вся соль» рассказа про Авдеева.
Как только рекрутчина миновала, можно было успокоиться – что старший сын и сделал.
«… Нелады между отцом и сыном начались уже давно, почти со времени отдачи Петра в солдаты. Уже тогда старик почувствовал, что он променял кукушку на ястреба. Правда, что по закону, как разумел его старик, надо было бездетному идти за семейного. У Акима было четверо детей, у Петра никого, но работник Петр был такой же, как и отец: ловкий, сметливый, сильный, выносливый и, главное, трудолюбивый. Он всегда работал. Если он проходил мимо работающих, так же как и делывал старик, он тотчас же брался помогать - или пройдет ряда два с косой, или навьет воз, или срубит дерево, или порубит дров. Старик жалел его, но делать было нечего.
Солдатство было как смерть. Солдат был отрезанный ломоть, и поминать о нем - душу бередить - незачем было. Только изредка, чтобы уколоть старшего сына, старик, как нынче, вспоминал его…».
Рекрутчина подчас забирала не просто лучшие рабочие руки в хозяйстве, но и заставляла жертвовать самым дорогим. Выбор же зачастую мотивировался исключительно экономическими соображениями – он делался в пользу сохранения семьи и будущих работников, для чего приходилось жертвовать одним, пусть и любимым.
«… Мать же часто поминала меньшего сына и уже давно, второй год, просила старика, чтобы он послал Петрухе деньжонок. Но старик отмалчивался.
Двор Авдеевых был богатый, и у старика были припрятаны деньжонки, но он ни за что не решился бы тронуть отложенного. Теперь, когда старуха услыхала, что он поминает меньшего сына, она решила опять просить его, чтобы при продаже овса послать сыну хоть рублик. Так она и сделала. Оставшись вдвоем с стариком, после того как молодые ушли на барщину, она уговорила мужа из овсяных денег послать рубль Петрухе. Так что, когда из провеянных ворохов двенадцать четвертей овса были насыпаны на веретья в трое саней и веретья аккуратно зашпилены деревянными шпильками, она дала старику написанное под ее слова дьячком письмо, И старик обещал в городе приложить к письму рубль и послать по адресу…».
Но было уже поздно – раненый в живот Авдеев, младший сын, скончался от ран. Трагическая история от начала и до конца.
Почему-то было принято считать, что община выталкивала из своей среды в армию только худших – лентяев и бездельников. Однако это было однобокое суждение. Да, безусловно, на военную службу попадали и отбросы общества – армию часто использовали как наказание для разного рода проштрафившихся. Но на службу могли отправиться и в результате «экономических соображений», как видно из «дела Авдеева»: в попытке сохранить семью в армию направляли молодых и одиноких, зачастую жертвуя деловыми и человеческими качествами.
Сказать, что у тех, кто остался по отношению к поступавшим на службу, сохранялось чувство благодарности, значит, погрешить против истины. Живущие в общине крестьяне считали, что их родственники-солдаты теперь находятся «на государевой службе», т.е. на полном обеспечении. Им теперь не надо было заботиться о хлебе насущном, т.е. ежедневно пахать землю, сажать и убирать урожай. Им полагалась казённая одежда и, в конце концов, им платили за работу! Таким образом, с точки зрения «гражданских», справедливость нарушена не была. За что же быть благодарными?
Поэтому, часто возникали конфликты между вернувшимися в родное село служивыми, их жёнами, и остававшимися на родине родственниками: в основном они касались раздела имущества.