Дрова. Музейная азбука от А до Я

История, факты, легенды

Экспонаты комнаты русского быта и фольклора. Школа №6 г.Великие Луки

На Руси жилище издавна отапливали дровами. Дрова - это куски дерева, лесоматериалы, предназначенные для сжигания в печи, камине, топке или костре с целью получения тепла и света.

Применение и история:
С наступлением отопительного сезона высохшие за зиму и лето дрова начнут постепенно убывать. Отсюда их охапками будут переносить в избу, когда придет время топить печь. Принести в дом охапку или, как говорили в старину, беремя дров, не запачкав одежды, практически невозможно. Случается и такое, что сучок или острая щепа, торчащие из полена, рвут одежду и ранят руки. Этих неприятностей избегали делая для переноски дров специальную корзину-дровницу В ней не только удобно переносить дрова, но и держать их у печи во время топки.

Поленница - сооружение из большого количества уложенных в определённом порядке дров (поленьев). Возводится под открытым небом или под каким-либо укрытием (навес, сарай, дровяник), её устраивают обычно около стены дома, дворовой постройки или глухого забора. Около стены вбивают четыре кола, которые должны удерживать поленья с двух сторон. Чтобы нижние поленья не оказались на сырой земле, под них подкладывают кирпичи или камни. В поленнице поленья укладывают торцами наружу так, чтобы они были слегка наклонены.

Упоминание в народном фольклоре:
Приметы:
1. Поленья трещат в печи - температура воздуха значительно снизится.
2. Если одно полено выпадет из камина - к приходу гостей.
3. Во время беременности носить поленья в подоле - плохая примета, сулящая появление грыжи у новорожденного.
4. Если дрова дымят, не разгораются - к наступлению тепла, слякоти.
5. Одно полено с дровницы упало - в доме будет свадьба.
6. Поленья рассыпались - предстоит переезд в новое жилище.
7. Не будет счастья молодым, если по дороге в ЗАГС повстречается повозка с дровами.
8. По осени дрова-поленья разгораются так, что пламя охватывает всю печь - к буре.
9. Если в конце зимы поленья из березы трещат - морозы ещё вернутся.
10. Если незамужней девушке из поленницы часто попадаются гладкие бревнышки - жизнь будет бедной, сучковатые – богатой, согласно приметам.
11. При укладке поленицу в печь уронить - к приезду родственников издалека.
12. Если дрова намокли - к финансовым неурядицам, потерям.
К чему снятся дрова - поленья.
13. Во сне увидеть целую кучу дров - пришло время отдохнуть, а затем что-то изменить в своей жизни.
14. Горящие дрова привиделись - кто-то из близких людей не позволит самостоятельно принять важное решение.
15. Гнилые дрова-поленья приснились - один друг тайно завидует, строит козни.
16. В сновидении колоть дрова на мелкие части - хорошая примета, предвещающая победу над недоброжелателями.
17. Складывать дрова во сне - к улучшению материального положения, если это делается аккуратно.
18. Бросать на землю дрова во сне - к новой болезни, тяжелому течению.
19. Видеть поленья в печке в сновидении - к неурядицам в семье, конфликтам.
20. Пилить дрова, полено в сновидении - к примирению с родственниками.
21. Рубить полено во сне - к предательству.
22. Покупать дрова во сне - к печали, горестным слезам.
23. Приснилось, что вокруг разбросаны поленья, дрова - впереди ждет череда неприятностей, согласно приметам.
24. Охапку дров в сновидении увидеть - к ссорам со второй половинкой.
25. Вязать (связывать) дрова, поленья во сне - к несчастному случаю, преждевременной кончине.
Объём тепла, который выделяется при сжигании, зависит от влажности дерева и породы. Абсолютно сухие дрова дают гораздо больше тепла, чем отсыревшие.

Сказочное происхождение:

Иван-царевич и сам с ноготь борода с локоть

Жил-был царь. У ца­ря был сын Иван-ца­ревич. За­хоте­лось ему в по­ле по­гулять; и вот он хо­дил по ле­су близ не­дели. На­такал­ся на Го­рыню-бо­гаты­ря; по­том они сдру­жились, пош­ли с ним вмес­те. Пос­ле это­го еще на­така­лись на Усы­ню-бо­гаты­ря. Их сос­та­вилось трое те­перь.

До­ходят они до та­кого до­ма, в ди­ком ле­су. Дом этот кру­гом за­перт. Под­хо­дят к во­ротам; во­рота на тя­желом зам­ке за­пер­ты. Зас­тавлял он Усы­ню-бо­гаты­ря за­мок ло­мать; Усы­ня-бо­гатырь ни­как не мог этот за­мок из­ло­мать. Го­рыню зас­тавлял (Иван-ца­ревич все гля­дит на них); Го­рыня то­же не мог по­ломать за­мок этот. А Иван-ца­ревич пос­ле них — как взял за за­мок — ку­ды за­мок по­летел: жи­во все раз­ло­мал и во­рота от­во­рил. За­ходят они во двор, уви­дели там раз­ной ско­тины — ко­ров, овец — мно­го.

Нуж­но им вор­вать­ся в ком­на­ты, а дверь то­же на тя­желом зам­ке за­пер­та. Иван-ца­ревич тог­да их не зас­тавлял, взял за за­мок, из­ло­мал, за­ходит в ком­на­ты. В ком­на­те ни­кого нет. Прош­ли они в ам­ба­ры, наш­ли мя­са и бе­лого хле­ба; при­тащи­ли, на­чали мя­со жа­рить и са­мовар ста­вить. При­гото­вили они ку­шанья, на­елись.

А дров у них во дво­ре не­ту, не пред­ви­дит­ся. Наш­ли они то­поры; Иван-ца­ревич го­ворит, что «мы пой­дем с Го­рыней дро­ва ру­бить, а ты, Усы­ня, к ве­черу нам на­жарь и на­вари боль­ше го­вяди­ны». — Усы­ня-бо­гатырь ва­рит го­вяди­ну; ки­нул­ся в ко­мод, в ко­моде день­ги на­шел, вы­воро­тил их из бу­маж­ни­ку, день­ги пос­чи­тыва­ет, а сам пе­сен­ки по­пева­ет, ве­селит­ся. По­том яв­ля­ет­ся к не­му Сам с но­готь, а бо­рода у не­го с ло­коть; ска­зал: «Кто в до­му?» — А Усы­ня от­ве­ча­ет: «Я, Усы­ня-бо­гатырь!» — «Те­бя и на­до!» — Взял Усы­ню-бо­гаты­ря, при­нял­ся его тре­пать; до то­го его ухай­кал и под лав­ку за­пих­нул, а пи­щу у них на­гадил, толь­ко вро­де опо­лос­ки ос­та­вил. Ушел он тог­да из ком­нат.

Усы­ня-бо­гатырь кое-как раз­вернул­ся, ото­шел; при­нес све­жей го­вяди­ны, на­чал сыз­но­ва ва­рить. Ва­рю прис­та­вил, сам раз­мухлы­нил­ся (го­лову рас­тре­пал), си­дит не­весе­лый. (Ухай­калтот его.) При­ходит Иван-ца­ревич с Го­рыней-бо­гаты­рем — то­варищ у не­го не­весе­лый. — «Что же ты, то­варищ, очень не­весе­лый! Как нас встре­ча­ешь! Или что нез­до­ров?» — Усы­ня от­ве­ча­ет, что «я уго­рел». — Се­ли, по­ужи­нали, ночь пе­рено­чева­ли.

По­ут­ру по­зав­тра­кали, ос­тавля­ют Го­рыню-бо­гаты­ря ва­рить, а са­ми пош­ли дро­ва ру­бить, Иван-ца­ревич с Усы­ней-бо­гаты­рем. Го­рыня-бо­гатырь при­гото­вил пи­щу, по­сижи­ва­ет за сто­лом, день­ги пос­чи­тыва­ет. При­ходит к не­му Сам с но­готь бо­рода с ло­коть. — «Кто у ме­ня в до­му?» — «Я, Го­рыня-бо­гатырь!» — «Те­бя и на­до!» — Взял Сам с но­готь бо­рода с ло­коть и при­нял­ся его тре­пать — толь­ко у не­го нож­ки мель­ка­ют — как он его по­лыщет. До то­го его до­бил, что и под лав­ку за­бил; за­пих­нул, сам от­пра­вил­ся в путь.

Си­дит (Го­рыня), раз­мухлы­нил­ся так же. При­ходят его то­вари­щи. — «Что ты, Го­рыня-бо­гатырь, не ве­сел?» — «Да не при­вык­шей я; жар­ко, вид­но, зак­рыл в из­бе, уго­рел, го­ловуш­ка бо­лит». — По­ужи­нали, лег­ли спать.

А по­ут­ру на­зав­тра­кались. Иван-ца­ревич их про­водил дро­ва ру­бить, а сам ос­тался ва­рить. При­ходит к не­му Сам с но­готь бо­рода с ло­коть. — «Кто здесь?» — «Иван-ца­ревич». — Под­ско­чил к не­му, хо­тел его взять: Иван-ца­ревич его тол­кнул, он к по­рогу уле­тел. Тог­да он под­бе­га­ет, ле­зет к Ива­ну-ца­реви­чу опять к ры­лу; тог­да Иван-ца­ревич схва­тил его за бо­роду и на­чал об пол бить; мно­го вре­мя хлес­тал, на­конец выб­ро­сил его на двор. Его то­вари­щи при­ходят. Иван-ца­ревич спра­шива­ет: «Как ва­ши го­ловуш­ки уго­рели? Силь­но ли?» (Сме­ял­ся над ни­ми!) Се­ли за стол, на­елись как треб­но быть.

Иван-ца­ревич ска­зал: «Пой­дем­те ис­кать здеш­не­го хо­зя­ина, ко­торый вас бил!» — То они ис­ка­ли по всем ко­нюш­ням и вез­де — ниг­де не мо­гут най­ти. Од­на­ко приш­ли к од­но­му мес­ту, тут есть вро­де ко­лод­ца та­кое про­вали­ще. То они наш­ли снас­ти, свя­зали дол­гий ка­нат и из­ла­дили зыб­ку; сде­лали так­же ва­лок, к зыб­ке при­лади­ли. Иван-ца­ревич сел. — «Ес­ли я най­ду его, убью там, при­ду об­ратно, трях­ну за ве­рев­ку — вы ме­ня та­щите!» — Тог­да спус­ти­ли его. Вот он хо­дит-хо­дит, на­такал­ся на дом: сто­ит дом не ху­же то­го; за­ходит в этот дом.

В пер­вой ком­на­те си­дит де­вица. Он с ней поз­до­ровал­ся. Де­вица от­ве­ча­ет: «Ку­да, мо­лодец, по­шел?» — Иван-ца­ревич от­ве­чал: «Я по­шел ис­кать са­мого хо­зя­ина Сам с но­готь бо­рода с ло­коть»! — Де­вица от­ве­ча­ет: «Это наш хо­зя­ин». — «Где же он?» — «По­ди во вто­рую ком­на­ту: там си­дит де­вица, она те­бе ска­жет!» — Во вто­рую ком­на­ту при­шел, уви­дала его де­вица; с ней он поз­до­ровал­ся. — «Ку­да же ты, мо­лодец, по­шел?» — «Я по­шел вас про­сить здеш­не­го хо­зя­ина, где он есть?» — Де­вица эта от­ве­ча­ет: «По­ди же ты в третью ком­на­ту, там си­дит де­вица: она те­бе ска­жет, а я не ска­жу!»

За­ходит он в третью ком­на­ту; та­кая де­вица си­дит — од­ним сло­вом, фрей­ли­на: очень хо­роша всем. С де­вицей он поз­до­ровал­ся. — «Ку­да, мо­лодец, по­шел? Ска­жи: от­куль, ка­кого ро­ду-пле­мени?» — Иван-ца­ревич от­ве­тил: «Я ро­ду не прос­то­го, Иван-ца­ревич; нуж­но бы мне ва­шего хо­зя­ина кон­чить, ска­жи мне, где он есть?» — Де­вица от­ве­чала: «Ес­ли ты ме­ня возь­мешь за­муж: (ког­да ес­ли кон­чишь его), тог­да я те­бе ска­жу!» — Иван-ца­ревич от­ве­чал: «С ве­ликой охо­той, ум­ни­ца, я те­бя возь­му, толь­ко ска­жи! Нуж­но мне его за­мирить (кон­чить)». — Де­вица от­ве­чала: «По­ди же ты к это­му вот ам­ба­ру; в этом ам­ба­ре есть два бо­чон­ка: один бо­чонок жи­вой во­ды, а дру­гой — мер­твой; ты эти бо­чон­ки с мес­та на мес­то пе­рес­тавь: мер­твую во­ду на жи­вую, а жи­вую на мер­твую! Тог­да иди вот в этот под­вал: в этом под­ва­ле он спит; ког­да ес­ли си­ла есть, так мо­жешь ты его бить. И все-та­ки он очувс­тву­ет­ся, сколь­ко ты его ни бь­ешь; тог­да он жи­вой во­ды напь­ет­ся, очувс­тву­ет­ся, опять бу­дет жи­вой жить!»

При­ходит он в этот под­вал, уви­дал его сон­но­го, взял его за бо­роду, да­вай его бить об зем­лю, где об пол, до той сте­пени его рас­тре­пал, на­конец бро­сил его. По­лежал Сам с но­готь нем­но­го, сос­ко­чил, ки­нул­ся к бо­чон­ку; на­катал­ся тог­да он мер­твой во­ды, тог­да его на три час­ти ро­зор­ва­ло.

При­ходит Иван-ца­ревич к де­вице (к пер­вой); брал их всех трех, при­ходит к это­му про­вали­щу, где у не­го зыб­ка спу­щена. Тог­да по­садил пер­вую де­вицу, трях­нул за ка­нат; мо­лод­цы, Го­рыня-бо­гатырь с Усы­ней, при­нялись, вы­тащи­ли де­вицу. Тог­да Го­рыня-бо­гатырь: «Вот мне не­вес­та!» — А де­вица от­ве­ча­ет: «Спу­щай­те: там еще две де­вицы!» — То они спус­ти­ли зыб­ку; по­садил Иван-ца­ревич вто­рую де­вицу. Вы­тащи­ли вто­рую де­вицу; го­вори­ли тог­да Усы­ня с Го­рыней-бо­гаты­рем, что «Нам бу­дет по де­вице; не бу­дем боль­ше!» — Эти уп­ра­шива­ют: «Спус­ти­те, мо­жет вам и та приг­ля­нет­ся луч­ше еще!» — Тог­да они спус­ти­ли в тре­тий раз; вы­тащи­ли и третью де­вицу (по­садил он).

Пос­ледняя де­вица очень кра­сави­ца: Го­рыня-бо­гатырь го­ворит, что «я возь­му эту за­муж». А де­вица уп­ра­шивать: «Вы­тащи­те Ива­на-ца­реви­ча!» — То они спус­ти­ли зыб­ку и ого­вари­ва­ют­ся: «Ес­ли нам его вы­тащить, он нам не даст не­вес­ты». — То они уду­мали: до­тащи­ли мно­го, от­ре­зали ка­нат, он и бух­нулся на­зад. («Вот-де убь­ем его!») — Тог­да пос­ледняя де­вица — ку­печес­кая дочь, про­жива­лась тут — по­вела в свой го­род их.

Иван-ца­ревич хо­дил мно­го вре­мя там; ра­зыс­кал та­кой дуб; на ду­бу есть мо­гут-пти­цыны де­ти. На­кати­лась ту­ча и град силь­ный, на­чало по­бивать, а де­ти на­чали пи­щать. Очень ско­ро на дуб Иван-ца­ревич за­лезал, паль­то с се­бя сни­мал, зак­ры­вал от гра­ду де­тей. Про­ходит толь­ко ту­ча, иха мать ле­тит, уви­дала Ива­на-ца­реви­ча, хо­тела его ис­хи­тить; а де­ти от­ве­ча­ют. «По­жалей, мать, не ше­вель его!» — Мать спус­ти­лась на зем­лю, от­ве­чала: «Иван-ца­ревич, что те­бе нуж­но? Я те­бя по­жалею!» — «Мне бы нуж­но на тот свет, вот в та­кое-то про­вали­ще вы­лететь».

То Мо­гут-пти­ца ска­зала: «Вот те­бе лу­чок и стре­лы, да­вай стре­ляй ди­чяти­ны мне нажер­тву!» — То он нас­тре­лял мно­го вся­кой пти­цы; по­том они на­гото­вили, на­чере­дили и от­пра­вились в про­вали­ще ле­теть. То она мог­ла его вы­вес­ти из это­го про­вали­ща. Тог­да рас­прос­ти­лись с ней; она спус­ти­лась на­зад, а он от­пра­вил­ся в ход по зем­ле.

Не­ча­ян­но Иван-ца­ревич в этот са­мый го­род при­ходит, где хо­рошая де­вица, ку­печес­кая, жи­вет. А у это­го куп­ца со­бира­ет­ся пир на весь мир; свою дочь хо­чет вен­чать на Го­рыне-бо­гаты­ре. На­род идет, и Иван-ца­ревич так­же при­ходит у не­го во дво­рец. Съ­еха­лось мно­го кня­зей, и бо­яров, и ку­печес­тва — пол­ны ком­на­ты, и мно­го во дво­ре на­роду; во дво­ре бы­ло тес­но — мно­го на­роду тес­но­тились. Иван-ца­ревич од­но­го тол­кнет, а де­сять ва­лят­ся. Тог­да на­родом сду­мали его за­переть в та­кой ку­рят­ник, что­бы не бы­ло его ту­та, мо­шен­ни­ка.

Ку­печес­кая дочь об­но­сила всем по бо­калу, ис­ка­ла сво­его же­ниха, Иван-ца­реви­ча; ниг­де не мо­жет най­ти. (Она ищет его все-та­ки.) Од­но­му под­но­сит бо­кал, а у не­го ру­ка не по­дыма­ет­ся, бо­кал при­нять не мо­жет. Де­вица: «По­чему ру­ка у те­бя бо­лит, от­че­го?» — «Есть та­койхит­ник, при­шел во дво­рец к вам: од­но­го, — го­ворит, — тол­кнул, 10 по­вали­лись, чуть и всех нас не убил!» — «Где же он?» — «Мы его за­тол­ка­ли в ку­рят­ник, за­пер­ли на­родом». — Тоде­вица ку­печес­кая не ста­ла вод­ку по­давать, пош­ла мо­лод­ца в ку­рят­ни­ке гля­деть, что за мо­лодец. При­ходит, обоз­на­ла Ива­на-ца­реви­ча, по­дала ему бо­кал вод­ки, по­цело­вала его, взя­ла за руч­ку, по­вела в ком­на­ты.

При­водит его в ком­на­ты; тог­да Го­рыня-бо­гатырь с Усы­ней ах­ну­ли, ис­пу­жали­ся. Тог­да ска­зал Иван-ца­ревич: «Что вы, под­ле­цы, на­дела­ли? Как я вам по­казы­вал, по­чему вы ме­ня не вы­тащи­ли?» — Тог­да па­ли пе­ред ним на ко­лени, ска­зали, что «Иван-ца­ревич, как мож­но, по­жалей нас!» — Иван-ца­ревич по­жалел их, при­казал на тех де­вицах же­нить­ся им: ко­торая на­пер­во вы­таще­на, на Усы­не-бо­гаты­рю, а вто­рая — Го­рыне. Иван-ца­ревич при­казал всем по­вен­чать­ся враз. По­еха­ли они в цер­кву, по­вен­ча­лись.

То при­казал пос­ле это­го сво­ей же­не ба­ню из­го­товить. При­ходит в ба­ню; она на­тащи­ла на не­го хо­рошие ру­баш­ки и под­штан­ни­ки. Он и го­ворит: «Мне это не нуж­но, у ме­ня ру­баш­ки свои есть!» — А у не­го бы­ло коль­цо: пе­реб­ро­сил он с ру­ки на ру­ки это коль­цо, выс­ко­чило 25 ухо­резов. — «Что ты, Иван-ца­ревич, нас пок­ли­ка­ешь, на ка­кие ра­боты по­сыла­ешь?» — «Нуж­но мне цар­скую одеж­ду пре­дос­та­вить — ру­баш­ку и под­штан­ни­ки хо­рошие, све­жие! (Не хо­чу, — го­ворит, — же­нино на­девать, по­дай свое!)» — Вы­мыл­ся, об­ря­дил­ся в цар­скую одеж­ду. При­ходит он в ку­печес­кие па­латы; при­казы­вал сво­ей же­не за­дать се­бе не мень­ше трех ве­дер вод­ки. Ку­пец за­вел пир на весь мир; ку­тили сут­ки.

Де­ло к но­чи идет. Тог­да ку­печес­кой до­чери ве­лел у ро­дите­ля спро­сить: «Где под по­лом под­ве­дены мат­ки здо­ровые (что­бы не мог пол под­ло­мить­ся по­до мной)? — На три ча­са я ля­гу спать; бу­ду хра­петь — дом ваш зат­ря­сет­ся, — го­ворит, — пу­щай ваш ро­дитель не пу­га­ет­ся: это бу­дет толь­ко на три ча­са». Ку­пец ска­зал: «Вот тут мат­ки здо­ровы по­ложе­ны: тут мо­жете, Иван-ца­ревич, ло­жить­ся!» — Же­на ему рас­ки­нула пос­те­лю мяг­кую — пе­рину пу­ховую, по­душ­ки мяг­кие, и оде­ялом со­боли­ным при-ук­ры­ла. Зас­нул он креп­ко; стал очень хра­петь, и ком­на­ты дро­жат. Ро­дитель у не­го ис­пу­жал­ся: «Это, ми­ла дочь, что та­кое бу­дет?» — «Это не на дол­гое вре­мя, толь­ко на три ча­са, тя­тень­ка, по­дож­ди!»

То он прос­нулся сверх трех ча­сов. — «Бу­дет, ми­лая же­на, про­живать­ся здесь: я хо­чу от­прав­лять­ся до­мой, ме­ня до­ма по­теря­ли». — То Иван-ца­ревич пе­реб­ро­сил с ру­ки на ру­ки коль­цо свое, выс­ко­чило 25 ухо­резов, ска­зали ухо­резы: «Что ты нас пок­ли­ка­ешь, на ка­кие ра­боты по­сыла­ешь?» — «Нуж­но мне трой­ку ло­шадей и ка­рета с ку­чером!» — То пре­дос­та­вили ему ка­рету и ло­шадей с ку­чером; са­дил­ся с ку­печес­кой до­черью, от­прав­лялся до­мой. При­ез­жа­ют в свое го­сударс­тво, за­ез­жа­ют во дво­рец. Уви­дели Ива­на-ца­реви­ча, очень сде­лались ра­ды. — «Где же ты, Иван-ца­ревич, про­живал­ся мно­гое вре­мя?» — «Мно­го я, тя­тень­ка, вез­деблу­дил, мно­го хо­дил, вот ра­зыс­кал се­бе не­вес­ту хо­рошую, бу­дем с ней по­живать». — «Хо­рошее де­ло!»