На диване храпел Пьеро - храп был его единственным недостатком. Постаревшая Мальвина, его жена, смотрела одним глазом на звёзды и вспоминала о том единственном поцелуе, который ей подарил Буратино - молодой, напичканный отвратительными привычками. Но любимый. И если бы теперь, двадцать лет спустя, он позвонил в их дверь, Мальвина бы и второго глаза не пожалела за ещё один его поцелуй.
Моя мама спросила: "Ты помнишь Мерз-х Римму и Анатолия?"
"В общем - помню."
"Напиши про них - они этого достойны!" - в трубке послышался смех.
Я попросила: "Ты мне напомни немножко."
Мама напомнила, и моя память кое-что сохранила. Так что, читайте историю, пожалуйста.
Итак, супруги проживали в том же пятиэтажном доме, что и мы с мамой. Второй подъезд, третий этаж, окна во двор. Однокомнатная квартира. Римма - ответственный квартиросъёмщик. Не замечая, жили они курьёзно, нараспашку, по своим принципам. А в нашем доме образовались, благодаря размену квартиры тестя и тёщи.
Несмотря, на возраст - супруги разменяли пятый десяток, женаты они были года четыре, имея предысторию отношений. Римма была первой любовь Анатолия, а он её. Они учились в одном классе и жили по соседству. В выпускном уже открыто ходили в обнимку, напрягая учителей и родителей. Особенно Римминых, считавших, что шалопай Толя дурно влияет на дочь.
Он плохо учился, курил. Уже знал вкус спиртного. Разболтанная походка, дерзкая речь. Длинные патлы, блатные песни. Правда, неплохо играл на гитаре. Парень таскал Римму на поздние сеансы в кино, на "взрослые" танцульки в парке и оставлял следы поцелуев на её юной шейке. Восставали, но то, что так не нравилось папе и маме, их дочку сводило с ума.
Пожениться сразу после школы, влюблённым не позволил возраст. Толя поступил в ПТУ, а Римма в торгово - кулинарное училище. Оба ждали восемнадцати лет, чтоб узаконить взрослые отношения и вместе пожить, покуролесить, не оглядываясь на родаков. Но за какой-то финт, Тольку из ПТУ отчислили и, в весенний призыв, мать с отцом лично сопроводили его в военкомат.
Шумные проводы. Риммины слёзы. Жаркие объятия наедине. Обещание ждать и писать. "Взаимно, Римуль, взаимно!" - кричал от автобуса парень. А время спустя, у Риммы образовалась забота в виде беременности. Подруга постарше, предложила достать "волшебный укольчик":
"При маленьком сроке он возвращает "женские дни." Импортное средство, в аптеке не достать, знакомая фармацевт спекулирует таким, как ты во спасение."
Сработав, средство вызвало такое кровотечение, что Римма оказалась на больничной койке и узнала, что такое "чистка." Информация просочилась в училище. Любопытные девчонки желали подробностей, преподаватели посматривали с осуждением. Дома отец с матерью каждый шаг контролировали.
Поплакавшись в письме любимому Толе, Римма получила в ответе совет послать всех по короткому адресу, бросить учёбу и на работу устроиться, чтобы стать независимой. Дальше шли поцелуйчики и десяток сердечек, красной пастой изображённых. И так всё прояснилось!
Римму приняли в кафетерий - пока вытирать со столов, мыть стаканы и полы. Но вот миновали "две весны, две зимы." Мать сказала Римме:
"Брата Тольки твоего встретила. Сказал, что вернулся солдат и с друзьями гуляет - к кому-то на дачу уехал. Что побледнела? А я предупреждала, что он за фрукт!"
Несколько дней спустя, Анатолий свистом вызвал Римму для разговора. Оказалось, прощального. Пояснил, отводя взгляд в сторону:
"Не хочу, чтобы ты обманывалась, Римма. В ближайшие лет пять я не женюсь. Погулять охота, с девчонками побаловаться. Я ж ещё ничего не видел, одну тебя любил. Даже в Москве не был! А тебе надо устраиваться - муж, дети. Помню, что в письмах писал-обещал. Тогда так чувствовал, а теперь - всего лишь школьная любовь!"
Ну и всё, не считая, что Римма булыжником окно Толькиной комнаты вдребезги разнесла и дымовушку под дверь квартиры подложила. Не из-за её выходок, а давно искали, семейство Анатолия переехало в другой район, увеличив метраж жилья. Девушке стало полегче.
Год за годом, шла её жизнь, не особенно яркая. Недолгие романы, посиделки с подругами, которых становилось всё меньше. Сочувствующие вздохи родителей. Их дача. Перемена рабочих мест. И, наконец, буфет автовокзала с возможностью слегка обвесить и обсчитать торопливых пассажиров.
Одно грустно - замену Толе так и не встретила. Его одного Римма любила и ... немного ждала. Двадцать лет спустя, они столкнулись на улице.
Римма - чуть пополневшая от дармовых, буфетных пирожков, из шатенки стала блондинкой. Красная помада, сладкий аромат духов "Красный мак." Сиреневое платье из кримплена едва закрывало колени. Каблучки придавали ей роста, модная сумочка через плечо.
"А ты знойная женщина стала, Римуля," - выдохнул Анатолий, вовсе не супермен. Тенниска со следами штопки, спортивные штаны, кеды. Кепка скрывала поредевшие волосы. В руках сетка с батоном, бутылкой молока и порожней трёх литровой банкой. Пошутил: "У меня горе - пивной киоск оказался без пива."
Свернули в сквер, на скамью. И Толя пропел грустную песнь о своей трудной судьбе. Был дважды женат - на стервах. Выплаченные алименты. Семья брата проживает с родителями, а ему места не нашлось - в общежитие выгнали. Комната на четверых. Соседи молодые, шумные.
А у него работа в ЖЭКе ответственная, нервная - специалист по ремонту сантехники. И даже всхлипнул, уткнувшись в круглое плечико Риммы. Она вообще-то на тайное свидание с женатиком шла - потому и при помаде, в кримплене. Но дорожить особенно было нечем. Рядом сидел слегка общипанный "журавель."
И Римма откликнулась искренне: "А я тебя, Толя, все годы ждала!"
Без затяжечки расписавшись, попытались испортить жизнь родителям Риммы. Но те себя повели жертвенно и решительно, разменяв квартиру на две однокомнатных с приложением дачи. Вот так супруги оказались в нашей пятиэтажке. И вскоре жильцы наблюдали и слушали семейную пьесу, наполненную чем угодно, но только не скучным спокойствием.
Римма любила мужа неистово и так же ревновала. Ей мерещились соперницы, влюблённые в Толю. И даже среди жительниц дома. Римма придумала хитрую профилактику измен. Приметив на лавочках кумушек из тех, кто не ленится разносить новости по квартирам, она выходила на балкон с мокрой простынкой.
Демонстративно долго развешивая, она сетовала задравшим головы:
"У моего опять недержание началось. Ладно, хоть только мочи. Энурез называется. Как младенцы, спим на клеёнке. Да и в штаны иногда подпускает."
Через время, ошалевший Толя, вышедший к мужикам поиграть в домино, выслушал совет, как себе помочь травами, анекдот про "писающего мальчика" и просто гыканье. Римма от своего участия в "утке" отказывалась, говоря, что всего лишь одиночную простынь вывешивала.
Обнимала жарко: "А я бы тебя, милёнок, и с недержаньем любила!"
Но ведь ещё работа была и весьма испытательная, как Римме казалось. Наверняка Толю - сантехника встречают не женщины, а вампирши с жаждой интима с прекрасным специалистом ЖЭКа! Зацелуют, выпьют без остатка и будет Толя рядом с Риммой, как мёртвый лежать. Чеснок - злой, деревенский пришёл супруге на выручку.
При готовке его добавляла, убеждала есть "живьём" для иммунитета. И в карман брюк совала в бумажечке, предварительно вилочкой проколов. Анатолий, имевший привычку вечерком хлопнуть пивка, а утром облить себя одеколоном, да в купе с чесночным запашком, получал страховку от женского интереса.
Забавно, но сотворяя такое, Римма открывала свои секреты то одной, то другой соседке. Наверное, ей всё-таки не хотелось стойкого впечатления, что она замужем за "стрёмным мужиком." Поэтому и талантом его хвасталась. Толя был увлечён оригами - делал из бумаги фигурки, тогда это так называли.
В их маленькой квартирке они отовсюду выглядывали. В особенном настрое, Анатолий мастерил цветы, требуя от жены: "Не подглядывай - это сюрпрайз!" Наделав энное количество (эдакий мульёон роз), он их раскрашивал акварельными красками и, встав на одно колено, Римме преподносил. Романтик!
Она ценила. откликаясь дорогим портмоне, ремнём из натуральной кожи, новой рубашкой, коих у Толи скопилось, как никогда. Да и во всём угодить старалась. Анатолий пьяницей не был, но выпить любил. В компании. И если, с прежними жёнами, ему приходилось искать, где бы с приятелями примоститься, то Римма сама условия создавала.
Обычно в конце месяца, в пятницу, поскольку в крайнюю субботу она генералила. Тогда стол от буфетных закусок ломился, дым стоял коромыслом, а из окна их кухни слышались мужские голоса, довольный хохоток, нестройное пение и бренчанье гитары.
Хозяйка, ненавязчивой тенью, иногда объявлялась, чтоб узнать не надобно ли чего гостям. В эти часы мужское население дома завидовало семейной судьбе Анатолия, а женское ненавидело Римму. На другой день, умея не потревожить храпящего мужа, она убирала квартирку до блеска, варила уху - хорошо при похмелье.
А к вечеру, с переполненным мусорным ведром, выходила на "растерзанье" к соседкам. Они, тоже в ожидании мусоровозки, порицали её за поощрение бытового пьянства. На что Римма, искренне, отвечала:
"Режьте меня на куски, бабоньки, а давала и буду давать своему милёнку... (тут она делала паузу) раздохнуться немного! Компания из коллег, ваших не трогает. Так что помалкивайте!"
К слову, благодаря таким нечастым попойкам, по месту работы Анатолия о Римме слагали легенды и даже шутили: "Надумаешь разводиться - шепни!" А он, самодовольно улыбаясь и торжествуя, показывал кукиш. И вот так, не особенно чинно и благородно, но себе в удовольствие, развивалась семейная пьеска.
Римме то завидовали, то называли блаженной дурой - про то, что Толя её первая и долгожданная любовь всем уж было известно. И тут случилось такое, что впору всем хором её пожалеть. Мать Риммы, после операции "по женски," выписали домой. Не катастрофа, но кое-какая стеснительная помощь ей требовалась на несколько дней.
Договорившись со сменщицей, Римма взяла день к двум положенным выходным и с ночевой определилась к родителям. Шла будничная неделя. Анатолий, днями на работе, обедал в столовой. А на три завтрака и ужина жена ему налепила вареников и пельменей. Ближе ко сну, он ей звонил от соседей, чтоб доложить, что "жив и здоров."
И вот, на третий вечер, не позвонил. У Риммы сердце испуганной пташкой забилось. Давай соседке звонить - номер-то знала. А та не откликнулась. Позже выяснилось, что была в гостях и там с ночёвкой осталась. Ну Римма, себя накрутив страхом и подозрением, оставив мать на отца, примчалась домой.
В её окне горел "маленький" свет, шторы задёрнуты. Поднялась, чуть успокоенная. Своим ключом открыла дверь и странные звуки услышала - проигрыватель пел про любовь, голос мужа и женский, вперемежку со смехом. Прошла. В их единственной комнате накрыт столик журнальный.
Поблёскивают Бутылки винного содержания - пустая и ополовиненная, два фужера, большая тарелка с пельменями. В пепельнице окурки со следами морковной помады. А на диване, просторно разложенном... (читатели, до восемнадцати, закройте глаза!) совершенно голые Толя и какая - то баба.
Оказалось, Римма добродушная, пока ей в душу не плюнуть - помните булыжник в окно и дымовуху под дверь? Бабе, из разряда "дам без ухаживаний," скомандовала:
"Взяла барахло и пошла вон! В подъезде нарядишься. Вас, сук, бить - рука устанет!"
Та, мелкая, пьяненькая, рада до смерти. Бормоча: "Он сам привязался, а я спокойно пиво возле пивнушки пила," убежала, задом посвёркивая. Римма за ней лично захлопнула дверь. Наглухо. В комнату вернулась со скалкой. Толик, уже успев что-то накинуть, давай оправдываться:
"Я, мля, ванну горячую принял да что-то так перегрелся. Ну и сидел нагишом. Для настроения музЫку включил. Сам с собой выпил, за здоровье тёщи и от тоски по тебе. Тут в дверь звонок. Я думал ты, Римуль. Распахнул в чём был. Там эта чуда. Причитает: "Спасите, за мной бандит гонится!"
Я и впустил. Она дверь захлопнула. Слышно - кто -то пробёг. Эта просит пересидеть чуток. Сама себе вина налила, твоими пельменями закусила. Хвалит, мля - никогда таких не едала! А я то уж пьян был. Сел на диван и задремал. Очнулся - она на мне и ты, как возмездие! А я за наивность свою пострадал..."
Римма, молча, наверное для удобства, толкнула его на диван и ударила скалкой по голове. "Неоднократно," как потом в протоколе запишут. Дезориентированного, в обморочном состоянии Толика, связала по рукам и ногам. И принялась пороть ремнём - из натуральной кожи, ею подаренным.
"Милёнок" так орал, что соседи милицию вызвали. Впервые, за историю нашего дома, жену увезли за избиение мужа. К пострадавшему приехала скорая помощь, но в травмпункт Толян ехать отказался, как и побои снимать, говоря, что "сам упал." Он так, на утро, и в милиции утверждал, умоляя отпустить Римму.
Там выматерились и отправили парочку восвояси. Уточнив по телефону соседки, как у мамы дела, Римма прошлась по соседям, с просьбой передать по цепочке, что через час просит всех собраться "на суд." Заинтригованный народ, набился в их квартирку - не продохнуть.
Римма, коротко и чётко, изложила дело. Смягчающие обстоятельства назвала: "Ранее в изменах не замечен, отсутствие жены, алкоголь, слабость характера." Прежде, чем объявить приговор, предоставила слово "обвиняемому." Анатолий упал на колени, никого не стесняясь. Сплошное "прости" и "никогда."
Римма, хладнокровно, озвучила "приговор":
"Ты прощён, Толя, но условно. В случае рецидива (за ночь в милиции нахваталась, что ли?), заявляю при свидетелях, я тебя убью без объяснений и суда. И если уйти вздумаешь - жить не оставлю. Я свой срок, в двадцать лет без тебя, отбыла и повтора не будет. Только твоя смерть нас разлучит."
И, спокойненько всех поблагодарив, попросила их с мужем наедине оставить. Все, конечно, гадали, в каком направлении их "пьеса" пойдёт? Должно быть, закончилась кудрявая Толина жизнь - крепче чая жена не нальёт, друзей на порог не пустит, а будет только покрикивать да попрекать.
Пару недель спустя, в последнюю пятницу месяца из кухни Толи и Риммы раздавались пьяненькие мужские голоса и нестройное пение.
от автора: И годы - годы спустя, пока мои родители не переехали из городской жизни в поселковую, Римма и Толя дружненько, душа в душу жили, постепенно старея, но не теряя интереса друг к другу.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь.
