Про Раюшку знали мало. В нашей деревне даже не все знали ее настоящего имени – Раюшка и все тут. Старики знали, еще знала почтальонша Женя. Но по имени ее никто не называл – «Раюшка» приклеилось прочно.
Бабка странная, непонятная. Дикая какая-то, одинокая. Пожалуй, единственный дом в деревне, перед которым никакого забора, выступал фасадом своим на всеобщее обозрение, как не совсем одетый человек. Не совсем, потому что забор все-таки был. Но он начинался от середины дома, закрывая совершенно заброшенный сад с одичавшими антоновскими яблонями, корявыми, неприятно торчащими из многолетнего бурьяна.
Очень редко и только в середине лета к Раюшке приезжал ее сын Василий. Приезжал с вечной невестой, которая никак не становилась женой, хотя невестилась с сыном Раюшки очень много лет. Василий с вечной невестой гостил у матери неделю, дней шесть из которой пил вместе с вечной невестой и самой Раюшкой. По деревне не шатались – открывалось окошко с малопрозрачными стеклами, Василий курил дымом на улицу или просто долго сидел, глядя мутными бессмысленными глазами из дома Раюшки. Создавалось непрочное ощущение, что дом оживал, но это ощущение было неприятным. У меня образовывалась странная ассоциация, будто кто-то, впервые за много лет, на проветривание вынес тухлый влажный матрац. Потом гости уезжали, окно надолго закрывалось, и дом снова становился не сосем обитаем.
Раюшка никогда не ходила в церковь. Из дома выдвигалась только в магазин и то нечасто. Не ходить в церковь – это для пожилых набожных жителей знак определенный. Раюшку считали ведьмой. Рассказов про ее связь с нечистой силой по деревне ходило множество. Но подтверждений реальным событиям не было. Непонятное легко объяснить потусторонним – вот и объясняли.
Когда создается коллективный, часто предвзятый, образ какого-либо человека, вырабатывается и коллективное же поведение. Раюшку не любили, сторонились ее, злобно шептали проклятия вслед. Если сама Раюшка это слышала, вспыхивала и начинала продолжительную визжащую ругань, не останавливалась, пока не доходила до своего дома. Нелюбовь деревенских имела противоположный полюс – Раюшка ненавидела всех без исключения. Абсолютно закрытая, резко и агрессивно реагировала на любую попытку с ней заговорить. С ней и не говорили. Разве только деревенские мальчишки специально задирали ее, чтобы потом бежать за ней до самого ее дома, дразнить, распаляя зло.
Раюшка была нашей соседкой – справа от нас год за годом оседал в землю ее дом, слева полуразворованная, давно не работающая деревенская библиотека. Моя бабушка часто сетовала на то, что Бог послал ей такую соседку.
Один из моих двоюродных братьев Серега, который был старше меня на несколько лет, выступал заводилой всех деревенских мальчишек и не только мальчишек. В нашей хулиганской компании, как сейчас говорят, тусовалась и одна девчонка. Каких только выходок не приходило нам в голову!
Так вот, Серега придумал хулиганскую забаву – стукалочку. Для забавы требовалось изготовить несложный механизм, и для этого вызывался самый смелый, или кидался жребий, если смелый никак не вызывался. Варианта было два – одноразовый и продолжительный. Первый делался так: под покровом ночи, почти на ощупь, на оконной раме следовало найти выступающий гвоздик, сучок или хотя бы щель, в которую можно было вставить веточку, к которой привязывался камушек на нитке, а вторая нитка, к камушку и от него протягивалась в какое-то укрытие – кусты или просто за дерево. Этой длинной ниткой такой вот маятник оттягивался и отпускался. При этом камушек несильно стучал в стекло. Хозяин думал, что кто-то пришел, раздвигал занавески, никого не видел, возвращался в комнату. Действие повторялось. Разьяренный хозяин понимал в чем дело, выскакивал на улицу… Но где хулиганы то? И след давно простыл!
Второй вариант страшнее ибо непонятнее. Тяжелый камень уже на веревках устанавливался на бревенчатую стену сбоку дома. Тяжелый камень глухо бил в бревно, не обнаруживая своего местоположения сразу. Звук распространялся по всему дому, пугая сонного хозяина среди ночи.
Эх, и доставалось же нам на следующий день! Хулиганы, среди небольшого сообщества деревенских мальчишек, вычислялись легко.
Вот такую хулиганскую затею мой брат решил применить в отношении Раюшки, легко сагитировав всех нас.
Искать точку, к которой нужно привязать верхний конец маятника долго не пришлось. Поскольку Раюшкин дом был по соседству, уже из своего сада, днем, мы увидели, торчащий из бревенчатой стены, ржавый железный штырь, на который когда-то вешали какие-либо инструменты.
Глубокая пасмурная ночь. На небе плотные тучи, фонарь на столбе далеко. Темно и волнительно. Все сделано, брат дергает веревку. В тишине деревенской ночи раздаются жуткие, глухие удары. Просыпаются соседские собаки, лаем запускают цепную реакцию по всей деревне, в окошках зажигается свет. Мы затихаем, ждем. Постепенно затухает и собачий лай. Потом все снова!
Распахивается дверь Раюшкиного дома, крик, визгливая матерная брань под аккомпанемент собачьего лая. Мы врассыпную, мы довольны – получилось!
Утром разборка с участковым, жесткое наказание ремнем отцами некоторых участников – я без отца – повезло…
Через много лет, когда после сноса бабушкиного дома мы получили квартиры в новостройке, оказалось, что и теперь Раюшка была нашей соседкой – жила в соседнем подъезде нашей пятиэтажки. Квартира ей досталась на первом этаже. Как-то я спросил мать, почему такое странное имя? От имени Рая? Мать ответила, что вовсе нет. Раюшка чокнутая. Помешалась на библейском рае, все говорила про рай, да про рай…
Шли годы, я взрослел. Иногда ни разу немытое окно на первом этаже раскрывалось, и Раюшкин сын Василий курил, выпуская дым в улицу, и старел. Заметно старел. Он так и не женился на своей вечной невесте.