.
.
.
В чем тайна хороших , или, лучше сказать, удачных стихов? В иносказании. Чем прямее стихи, чем более пряма в них речь, тем стихи неинтереснее, скучнее, и хуже, а чем больше в стихах игры иносказания, чем игра иносказания тоньше и богаче культурно, тем стихи удачней, особенно если говорить об иносказании на уровне языка, его склада и глубин. Но стихи бывают удивительны иносказанием на уровне не языка, (как скажем, у Мандельштама или Пастернака), а на уровне просто речи, как у ранней Цветаевой, хотя, и у поздней, иногда, тоже . Цветаевские стихи Мне нравится что Вы больны не мной, мне нравится, что я больна не Вами, стихи, больше построенные на игре и иносказании прямой речи, чем на игре глубин языка, а пастернаковские стихи Сестра моя жизнь, безусловно построены на игре смысловых или музыкальных глубин языка. Но не об этих поэтах пойдет речь. Я все чаще вспоминаю Ольгу Бешенковскую, мы были хорошо знакомы, познакомился я с ней на ее лито, (лучше сказать в литературной, молодёжной студии) в Бродячей Собаке, в пору когда мне было 21 год . Помню, когда я прочитал свои стихи в Бродячей Собаке, и Ольга Бешенковская сказала примерно так, ребята, все вы слышали, что это настоящие стихи, талантливые , живые, и интересные, Ольга Юрьевна мне сделала по сути комплимент. Почему? Потому что если вспомнить, что писала она в 21 год, (а замечательные стихи Мандарины написаны ею в 21 год!! в 1968 году) и что писал я, примерно в этом же возрасте, это день и ночь. Я так хорошо не писал в 21 год, писал наивно, под Бродского, Пастернака, и под Серебряный Век. Сравните что писал Бродский в 1961 году. Первое шедевриальное стихотворение Рождественский Романс Бродский написал в 1962, то есть, в 22 года. Другое дело, что Ольга Бешенковская почему -то не развилась в большого поэта, после двадцати писала прямее и не так интересно, как в юности, кроме лишь отдельных или некоторых стихов ... Что то ей вдруг помешало. А помешало ей, как ни странно ее литературное диссидентство, хотя, скорее и вынужденное .
Одним поэтам диссидентство только помогало расти, а ей нет. Потому что у Ольги Бешенковской другой дар , дар близкий не Кривулину , а скорее Кушнеру и Ахмадулиной.. Ей бы продолжать писать чистую лирику про мандарины, лимоны , (есть у нее удивительные стихи про лимоны) , и про полевые цветы , издавать книги и печататься в журналах. Но жизнь распорядилась иначе, и Ольга начала писать социальные , злободневные стихи . Это ее и испортило. Однако, судя по тому что она писала в 21 год, можно заключить, что это ленинградская несостоявшаяся Ахмадулина . Ольга была прекрасным, душевным человеком. С ней было тепло ...Когда она уехала в Германию, а лито стал вести Вячеслав Лейкин, (вырастивший Полину Барскову) я ушел, потому что стало скучно, не смотря на то, что Виктор Кривулин очень Лейкина хвалил , и говорил, что зря я ушел из лито, что Лейкин бы мне много что дал.
Но я приходил в Бродячую Собаку только ради Ольги Бешенковской.
***
Мандарины зимой удивительно пахнут
С первой ёлки твоей - до последней отдышки...
Вот лежишь, и зрачок ожиданьем распахнут,
И щека согревает ладошки-ледышки,
Потому что на вкрадчивых ёлочных лапах,
Расщепляясь и в каждую щёлочку юркнув,
И висит, и течёт, и баюкает запах,
Беззащитный, щекотный, щемящий, уютный...
Словно горькие губы лишь в лоб целовали,
Извиняясь как будто за каменный привкус,
Если сказочным замком сквозит в целлофане
Мандаринного детства оранжевый призрак...
Словно где-то в дали моросит мандолина,
К пробуждению тоньше, протяжней и глуше...
Ты послушай, как пахнут зимой мандарины,
Как зима
мандаринами пахнет, - послушай:
Вся, от ропотной, робкой улыбки снежинки,
Мимолётом угаданной (было и нету)
До остриженных веток, скребущих с нажимом
В аккуратной тетради начального неба...
Излучают витрины зарю мандаринов,
И смягчаются щёк зачерствелых горбушки, -
Словно всю эту зиму тебе подарили,
В новогоднюю ночь положив под подушку.
И мерцает она в серебристой обёртке,
И нельзя на неё надышать - наглядеться,
Потому что зима, что сегодня обрёл ты,
Протянула метели
от самого
детства...
О. Бешенковская, 1968 г
Х Х Х
.
Восхитительных луж и обшарпанных стен,
И сквозных достоевских дворов
Нам достанет на жизнь, и потом, и за тем
Тупиком запредельных даров...
Голубой скорлупой отлетающий хруст,
Утлой лодочкой тонущий след...
Если с детства гнетёт априорная грусть
Ни при чём эмпирический свет.
Ни при чём наших гнёзд коммунальный галдёж
И нависшие гробики птиц...
Продолжением сна после смены идёшь
Мимо тихих расплывчатых лиц...
Ты какую зарницу подсёк, браконьер,
Хвост – на память, а сущее – спас?
Это гетовский спектр, феномен Пуркинье,
Золотой и сиреневый спазм.
Это лёгкий снежок на лету сентября,
Опыляет анод и катод...
Да обрящут искусство бежать от себя
Крылья радуг в ячейках пустот...
О. Бешенковская
***
Деревья никуда не улетают.
Летят, не отрываясь от земли...
Растут себе—и небо обретают,
Где птицы копошатся на мели.
Растут себе, не чувствуя предела,—
Как дети заплывают в синеву... ...
Естественность единственного дела,
Глагол, обозначающий: живу!
И кажется, что подняты для тоста
Созвучные соцветия дерев:
Не ведая о заданности роста,
Топорщиться,
себя преодолев...
О. Бешенковская
ххх
Двоюродный лире певучий кувшин
И галькой селеновой эллипс лимона
Прохладны глазам, как телам - крепдешин
В полуденном зное, томящем до звона
В ушах, до мифической связи сирен
С оливковой мухой, в девицах - навозной,
Вулкана - с букетом, - Сарьяновский крен
Июльской природы, готовой на воздух
Взлететь из последних расплавленных сил,
Снимает как приступ сквозная терраса
Миражем осенним... И дышит настил,
Не сдавленный ворсом и пылью паласа,
Полянного... Кто изобрёл витражи -
Наркотик для зренья, целебный двояко:
Сперва одеяльце лоскутное лжи,
А после - мозаика памяти, яда
Целебная доза... И падает жар,
И столбик венозный бледнеет , как будто
Снижается в воду оранжевый шар
Висящий над сыном, сидящим как Будда;
И бой в барабанных, слабеющий в стон
Настенных, и оспа газетного фона...
...И вот проступают кувшин и лимон -
Бессмертная и совершенная форма!
О. Бешенковская, 1978
* * *
Картинных галерей щадящий тихий свет,
Торжественный покой страстей, зажатых в рамы.
Как ясно на душе, нас не было и нет.
И чей-то острый шаг — как зуммер телеграммы.
Мне живопись давно дороже, чем слова.
Я так и вижу рай: с ликующим паркетом...
Вот бабочка Дега, вот мокрая трава,
А за окошком вход, оцепленный пикетом.
08. 12. 05 Ольга Бешенковская
х х х
Постой, Галатея. Взгляни на запястья: уже
Твои золотые потеряны...Время не терпит
Таких опозданий.На тёмном своём этаже
Он в куклу другую вдыхает мучительный трепет.
Отходит и смотрит. С улыбкой – как будто вослед,
Уже отстраняясь...Но рано: пока ещё – камень...
Её, как тебя, он прощает на тысячу лет,
Что будет валяться и бражничать с учениками;
Шлифовкой его – недостойные взгляды слепить...
Внимающий лепету, мастер не слышит оваций.
Но всех нас прекрасней и детская радость – лепить.
И грустная мудрость –любить – отходить – любоваться.
Вернись, Галатея, и больше его не тревожь.
Вернись не к нему, а к своим повседневным делишкам.
Ты – в камень готова, но одушевлённая ложь
На правду ожившую будет похожа не слишком.
Он занят всегда. Не пустеет его пьедестал.
Сестёр у тебя: кто на пенсии – кто в колыбели...
Нетрудно утешиться: болен, и стар, и устал,
Но это не он – это мы для него устарели.
О. Бешенковская
Х Х Х
Ничего и не надо особого, нового...
Лист смородины—младший братишка кленового.
А ладонь человечья—наверно, племянница.
Разрастайся, родня! Хоть кому-то вспомянется...
В золотых завитках, по-дворянски затейливо,
В ленинградском дворе—родословное дерево ...
И потрогать могу, и листаю взволнованно,
И под кроной стою, сентябрем коронована!
День, последним не ставший,—как праздник рождения!
И не лямку тяну, а рас-тя-ги-ваю наслаждения:
Обстоятельный чай с пирогами домашними,
Затяжной, как прыжок, поцелуй под ромашками,
Все вобравший в себя: страх, восторг, ожидание,
И случайные блики на смутное, давнее,
И до слез—хоть проси у кого-то прощения...
И другие, прильнувшие к ним, ощущения.
Я на свете живу по любви и посуточно,
Осторожно вздыхая, что время рассудочно,
И над быстрой водой под столетними соснами
Забываюсь все чащей как-то осознанней...
О. Бешенковская
***
Сколько слез—хоть выращивай лес! Тяжелее
мужские на вес:
Семена и осколки печали.
Пусть восходит стеклянный бамбук-
Дождь на почве горячих разлук—
И пустынно звенит за плечами.
А мальчишечьи слезы
— ежи.
Уколись,но в рукахподержи
Самолюбье в иголочках соли:
Это мир виноват...(Это шкаф
Не на месте стоял, — и, упав,
Лупят в дерево, морщась от боли...)
Вот свисает с еловых ресниц
Удлиненная капля: приснись,
Прислонись — отгремело исчадье.
Изломало,
прожгло, но уже
Посветлело вокруг и в душе.
И свежо... И тревожно... И счастье.
О. Бешенковская
***
Угомонилось
Улеглось.
Грозило• и не разразилось.
Шевелит ветер теплый силос
Сухих светлеющих волос.
Гудят ромашки, как шмели
Над головой...
Еще немного—
И нас обратная дорога
Отрежет
рельсой
от земли.
И снова станет недосуг
Вглядеться в сводчатую воду,
Доверив гром громоотводу,
А не глазам, сверкнувшим вдруг,
Как в заговоре озорства
Минутном, спрятанном ладошкой,
И — улеглось...
Еще немножко!
Еще—цветов из рукава!..
О. Бешенковская
Х Х Х
Я - ярмарка.
Весёлая и яркая,
Где яблоки,
где яхонты,
где яства,
Где якори бросают все, кому
Чего-нибудь, как птице - неба, хочется,
Я - ярмарка,
Где деньги ни к чему,
Где ясени застенчивые топчутся.
Я - ярмарка,
Я пьяная от гомона,
Отплясываю пламенно и дробно!
Я - ярмарка,
Я пьяная от голода,
Отплясываю плачуще и скорбно...
Я - ярмарка,
А надо мною ястребы
Роятся будто пушечные ядра...
Но нет наивней должности, чем ярмарка,
Как нет стихов гуманнее, чем ямбы...
Я - ярмарка,
Язычная язычница,
Я с ясель языкатая такая,
А то, что неприкаянная, зыбкая -
Не явствует за злыми ярлыками.
Пусть ярлыки меня изъели язвами,
(Язви их... Бьют - как ямщики коняг)
Но ягоды, наяренные ядом,
Не водятся в угодьях у меня.
Я - ярмарка,
Румяна как доярка я,
Я в яловых буяню на баяне!
Паясничаю,
Вырядясь в боярское
И тешась петушиными боями.
Я - ярмарка,
я - ярмарка,
я - ярмарка,
Отъявленно
отравленная
ярким...
Мне б всё забыть,
и снова всё начать,
Не с января,
а с первого Апреля...
Всем яровым, чтоб вовремя сопрели,
Мне “Я“ своё, закаясь, завещать...
Но ярмарка я,
ярмарка я,
ярмарка,
Судьба моя -
приклеенная марка...
Я - ярмарка,
Мне этого бояться,
Мне это, как ярмо, всю жизнь нести.
От „А“ до „Я“ был путь мой Анти -Ясным...
От “Я“ до “А“
отрезаны пути.
Ольга Бешенковская (1947-2006)
