У меня есть лучшая подруга, историю которой я хочу вам рассказать. История почти трагическая, очень тяжелая... И необъяснимая для меня, пожалуй даже таинственная.
Мы с Соней дружим с первого курса института. Жили вместе в общаге. Вели нехитрое студенческое хозяйство. К пятому курсу она насмерть влюбилась и переехала к бойфренду, как теперь говорят. Этот ее Глеб мне никогда не нравился. Хотя я бы затруднилась объяснить почему... Вроде все в нем нормально: молодой химик, защитил диссертацию, красивый, не был женат... Но всегда в разговоре с ним у меня было чувство, что он неискренний, к тому же слишком высокомерен: не только по отношению ко мне, главное — к Соне. А ведь она обожала его. Готова была оставить все и служить ему, пока он занимался научной карьерой. Едва не бросила из-за него институт, дурища! Слава богу, мать не дала. Приехала, устроила такой разнос... Мол, что ты с мужиком живешь без штампа в паспорте — это твое дело, а вот будущее перечеркнуть я тебе не дам! Изволь институт окончить, а потом хоть на глаза мне не показывайся! Кстати, матери Сониной этот Глеб тоже не понравился. Уезжая к себе в Волгоград, она шепнула мне на перроне (мы с Сонькой провожали ее на поезд): «Только бы не забеременела. С такими мужиками детей рожать нельзя! Никакой на него надежды. Самовлюбленный павлин — красивый и бесполезный». Она так и сказала: «Павлин», я хорошо запомнила. От этого забавного и очень точного сравнения я прыснула, мама Сони строго на меня посмотрела и сказала: «А вот мне не до смеха». Я залилась краской и стала оправдываться: сказала, что смеюсь не над ситуацией, а над тем, насколько точно она подобрала для Глеба прозвание. Она ничего не ответила, обняла дочь и вошла в вагон.
Соня очень скоро забеременела от Глеба. И это притом, что он постоянно давал ей понять, что не желает связывать себя «цепями отцовства», как он выражался. Соня сказала мне о ребенке, когда Глеб был в отъезде. Она так переживала, так плакала, боялась его гнева. Я, собственно, тоже опасалась, что он примется ее укорять и оскорблять, подозревая, что Соня хочет женить его на себе. «Пока у нас нет собственной квартиры и денег, я не позволю тебе повесить на себя и меня обузу!» — так он всегда ей отвечал на робкие попытки завести разговор о малыше.
Я, впрочем, посоветовала подруге срочно признаться ему. Ничего, пусть вспылит! А потом все взвесит, успокоится, авось все уладится! Глеб вернулся, и Соня стала обдумывать, в какой момент лучше ему рассказать о беременности. Но прежде чем она успела открыть рот, Глеб ошарашил ее странным рассказом. «Представь, я видел о тебе один и тот же сон трижды! И такой неприятный сон!» — он нарочито строил испуганную физиономию. Оказывается, он видел ее во сне в положении. «Ты, милая, была ужасна: такая толстая, неуклюжая, опухшая от слез, — Глеб гримасничал, изображая отвращение. — Знаешь, как эти беременные ноют и пускают сопли по каждому поводу!» Соня окаменела. «И они такие все глупые, беременные самки, — продолжал он смеясь. — Я бы такого не вынес!»
У Сони в тот момент душа ушла в пятки, она едва не разрыдалась. А он ничего не замечал, конечно, и, развалившись в кресле, прихлебывал красное вино. «Но, слава богу, там во сне все кончилось хорошо! Ты потеряла ребенка. Какой-то выкидыш случился. И кровотечение... Кажется, ты упала со стремянки... Причем я отчетливо видел комнату в доме твоей матери, где это произошло. Чего тебя понесло какие-то коробки разбирать?! Все нелепо, как в жизни... Словом, ты грохнулась с лестницы и... сломала что-то там. И все так реалистично: кость торчит, фу-фу-фу! Меня едва не стошнило. Кровь, реанимация, твоя мать с упреками...» Он скроил такую брезгливую физиономию, что Сонька не выдержала: бросилась из дома и прибежала ко мне в слезах. Я не помню точно, как мне удалось ее убедить, что Глеба надо гнать. Что не тот он человек, чтобы связывать с ним планы на воспитание ребенка. «Это невозможно, растить малыша рядом с таким циником! Уходи от своего Глеба, возвращайся к матери и рожай!» — учила я Соню.
Надо сказать, что Глеб не слишком озаботился исчезновением подруги из дома. Ну, вероятно, он решил, что у Сони капризы на почве ее трепетного отношения к детям. Он позвонил мне только на третий день: наверное, понял, что дело серьезное. Нарочито холодным и почти безразличным тоном Глеб поинтересовался, где она. Я таким же ледяным тоном ответила: «Уехала к матери. Просила передать, чтобы ты ее не искал. Она уходит от тебя!»
На другом конце провода положили трубку. Он не поехал за ней и не стал просить меня посодействовать примирению. Наверное, он был даже рад ну или испытал облегчение. Во всяком случае, с юной блондинкой я его увидела уже через месяц. Оказалась его студенткой. И скоро стала сожительницей в той квартире, где еще стояли некоторые Сонькины вещи. Она, уходя от него, собиралась впопыхах, не проверив хорошенько, все ли вывезла. Глеб был на какой-то научной конференции, должен был вот-вот вернуться, а Соня уж очень не хотела с ним встречаться. Он потом прислал мне с курьером коробку с ее забытой косметикой, институтскими книгами и их общими фотографиями...
Сонькина мама жила в Волгограде, так что подруга моя кинулась к ней за советом. Естественно, та сказала: «Рожай!» И Соня решила до родов остаться у нее, а потом обещала подумать о возвращении в столицу.
Я не видела ее полгода, каюсь, жизнь закрутила, так что и звонила то я редко. А однажды зимой Сонька оказалась на моем пороге. Открываю дверь, а это она! Она была бледной, очень похудевшей и расстроенной. Я с тревогой смотрела на ее живот — вернее, на его отсутствие. Рожать ей было рано. У нее должно было быть месяцев семь сейчас. Стало быть, что-то случилось?
Печальным был наш разговор... У нее был выкидыш на шестом месяце, упала со стремянки... Полезла разбирать коробки с каким-то старым отцовским хламом. «В ушах, знаешь, до сих пор звенят вопли ужаса матери и бабушки, потому что у меня был открытый перелом ноги! — рассказывала Сонька дрожащим голосом. — И все было, как он тогда сказал... Понимаешь? Буквально до мелочей!»
С той блондинкой, как потом я узнала, отношения у Глеба не сложились. К тому же он уехал на стажировку за границу — в Китай. Перед отъездом они все же встретились с Соней. Она рассказала ему о ребенке. И он, как это ни странно, не злорадствовал и не корчил из себя циника. Она говорила, что он был очень расстроен... «Он пытался меня утешать, — убеждала подруга. — И у него, мне показалось, стояли слезы в глазах». Я не верю в это, но и спорить с ней не стала. «И он, знаешь, просил прощения, — горько усмехнулась Сонька. — И даже предлагал выйти за него замуж... Ну когда он вернется из Китая». По ее лицу я не могла понять, она положительно относится к такой перспективе или...
Я не стала допытываться, что думает подруга о его предложении, если это было оно. Однако все стало ясно уже скоро: погостив у меня, Соня все же уехала в Волгоград, заявив, что навсегда. Причем произошло это накануне возвращения Глеба из Поднебесной. Она оставила для него письмо. Я его добросовестно отнесла адресату, на словах пояснив, что все между ними кончено: они слишком разные. Вы думаете, он был подавлен этим известием? Ничего подобного... Этот мерзавец даже попытался со мной заигрывать, я бы даже сказала — грубо приставать. Получил по физиономии, после этого я никогда с ним не встречалась. У Соньки давно появился муж, детей пока нет. Кажется, какие-то последствия того падения сказываются, но врачи смотрят на проблему с оптимизмом.
Понравилось? Не скупитесь на 👍 Вам не сложно, нам приятно! Спасибо! ♥♥♥