Горькое варево обжигает глотку, отдаёт в нос, как крепкая горчица. Тощая ведьма придерживает голову Орландо, а пухлая натирает грудь и рёбра. Пальцы проминают плотные мышцы, оставляют на коже красные следы. Брови Маришки сдвигаются к переносице, взгляд сужается и становится острым как бритва. За дверью нервозно вышагивает Луиджина, а кот сидит на шкафу, царственно взирая на операцию. В тусклом свете свечей сверкают жёлто-зелёные глаза.
— Мне вот интересно, — сказала Марика, зачерпывая густую мазь из глиняного горшочка, — где ты достал мёртвую воду?
— Длинная история. — Стиснув зубы, отвечает Орландо, когда Аксинья отошла за новой порцией снадобья.
— А мы не торопимся.
— Мара подарила. — Нехотя ответил парень, стараясь не смотреть в глаза чаровницам.
Руки замерли на теле, а ведьма с чашей остановилась на полпути до кровати. В глазах сверкнуло нечто среднее между удивлением и злостью. На шкафу захихикал кот.
— Вот как. — Процедила Аксинья, нависая над парнем. — Зачем же тебе понадобилась помощь второсортных ведьм? Пусть Мара подарит тебе зелья исцеления, аль живой воды.
— Мы с ней... немного не сошлись во взглядах. — Говорит Орландо. — Боюсь, она больше не хочет меня видеть.
— Почему это?
— Я несколько порушил её план, не просто «план», а «ПЛАН».
Хихиканье кота стало тоньше, затем Асмодей с наслаждением облизнул лапу и принялся тереть ухо. Ведьмы переглянулись и с осторожностью продолжили процедуры. Аксинья помогла приподнять голову и приложила чашу к губам. В этот раз снадобье густое и сладковатое, с привкусом полыни.
***
Серкано остановился у кровати, молча смотря на крылатое существо в белом хитоне, озарённое золотым светом. Ангел стоит у окна, четыре крыла сложены за спиной и напоминают белый башенный щит. В груди затрепетало изменённое Кровью сердце, появилось острое желание опуститься на колено.
Клинок Ватикана остался стоять с прямой спиной, глядя на нежданного гостя с лёгким недоумением, перерастающим в раздражение.
— Пади ниц.
Голос громовым раскатом вибрирует в костях черепа и груди. Тело почти поддалось.
— С чего бы мне это делать?
— Перед тобой Посланец Господень, раб!
Глаза ангела вспыхнули, а крылья с угрожающим шорохом разошлись в стороны. Концами касаясь противоположных стен. Свет усилился и стал выжигающим глаза.
— А перед тобой, его творение, по образу и подобию. — Рыкнул Серкано, описал крёстное знамение и поцеловал кончики пальцев в процессе. — Разве Господь не приказал вам преклонить колени перед Адамом?
Ангел появился перед ним, будто вспышка молнии, навис подавляя мощью. Под капюшоном чистый свет и ярость. Ладонь, закованная в латную перчатку из небесного железа, легла на плечо. Сдавила до треска. Серкано зашипел и невольно согнул колени, начал опускаться под немыслимым давлением. Ощущение, что на плечо рухнул дворец римского императора!
— Гордыня. — Сказал ангел. — Неуместна, ты более не человек, Серкано ди Креспо, ты есмь орудие Господне, Его инструмент, не более. Гордись этим, но не чрезмерно. Молоток или нож не гордятся и не перечат, они служат, пока не сломаются.
Серкано рухнул на колени, почти пробив доски, застонал через стиснутые зубы. Сознание затуманивает, кровь вскипает и бьёт в голову. Внизу, на первом этаже таверны, кто-то поёт разухабистую песню. Снаружи брешут псы, делят территорию или помои.
— Чего желает Господь? — Просипел Серкано, склоняя голову.
— Смерти Орландо ди Креспо, твоего названного сына.
Ледяная проволока обвила сердце и хребет. Серкано застыл. Понтифик и Гаспар требовали привести парня к ним, но раз так сказал Бог... Голос ангела расплавленным золотом втекает в уши, заполняет сознание образами пути и места, где спрятался воспитанник.
***
Терц грохнул кружкой пива по столу, утёр губы тыльной стороной ладони. Шумно выдохнул, обводя гуляк взглядом. Да, хоть что-то со времён Рима стало лучше. Это крестьянское пойло превосходит cerevisium, так же, как вино превосходит воду. Ладонь подцепила горсть жареных бобов из тарелки и швырнула в рот. Гвозденосец довольно крякнул... и замер, наблюдая, как по лестнице деревянным шагом спускается Серкано.
Волосы мечника растрёпаны, взгляд пустой. Ладонь лежит на рукояти меча. Заметив напарника, мотнул головой на дверь. Терц повёл бровью на гвардейцев, что заливают в себя пиво и разбавленное вино со специями. Серкано покачал головой.
Улица встретила колючим морозом и блеском луны на снежных завалах. Терц шумно втянул воздух носом, выдохнул с довольной ухмылкой. Повернулся к Серкано, что подцепил снег и с яростью втирает в лицо. На дальнем конце улицы кружит свора псов, в некоторых домах горит свет. Полная луна зависла над крышами, рассыпаясь искрами по белым шапкам снега.
— Что и к тебе явился ангелок? — Буркнул гвозденосец.
— Как догадался?
— Смрад. — Римлянин постучал пальцем по носу. — Эти твари воняют мёртвой чистотой. Что сказал?
— Потребовал голову Орландо.
— Хм-м-м... — Протянул Терц, стискивая кулаки. — А мне сказал, что спектакль должен продолжаться!
— Вот как? Занятно, а мне добавил, что игры кончились. Парень должен умереть.
— Понтифику это не понравится.
— Ну и пусть высказывает Богу. — Ответил Серкано, двинулся по улице в сторону городских ворот.