Сережка, с сестрой Варей, практически выросли у бабушки Матрены в деревне. До восьмого класса внук ездил к ней, пока у него не появились более взрослые увлечения, и на лето он уже остался в городе. Варя без брата тоже не захотела ехать.
Вот так закончилось их деревенское детство, в котором часто они слышали от бабушки причитания, когда у нее что-то не получалось или шло не так, как она задумала — "это меня Господь за мой грех наказывает." Когда внуки ее спрашивали, что это за грех у нее такой большой, что Бог ее уже столько лет все наказывает и наказывает?
Она отшучивалась, говорила, что когда они вырастут, вот тогда она им все расскажет. Ребятишки спрашивали у родителей, но те просто отмахивались, мол старушка просто так причитает.
Бабе Моте шел уже восемьдесят четвертый год, когда ее сын, Василий, привез из деревни к себе, в городскую квартиру. Насилу уговорил старушку, не хотела ни в какую уезжать из своего бревенчатого, старого, правда еще крепкого, дома. Согласилась только потому, что на всю деревню остались в живых она, да Петр Ефремыч, семидесятилетний старик.
Дело в том, что за лето ушло в мир иной пять стариков, да еще две семьи переехали в соседний городок. А в начале сентября Ефимыча забрала его младшая сестра в соседнюю деревню. Так что на ту зиму Матрена могла остаться в дальней деревне совсем одна. Когда приехал сын, чтобы выкопать картошку, узнал эту печальную для матери новость.
Если честно, он обрадовался, есть причина, по которой она не сможет отказаться переезжать. И он безо всяких разговоров заставил ее собираться, пока он картошку копать будет.
Укладывала вещи, плакала и все причитала: "как она от могилок родных уедет, как дом без нее будет, а Дружок с Барсиком? И что это Господь за ее грех неподъемный, наказывает. Потому что она так хотела в своей кровати на тот свет уйти."
Животные, как будто чувствовали, что скоро все изменится не только для их хозяйки, но и для них тоже. Они крутились у нее под ногами, мешая собираться, пришлось старушке даже прикрикнуть на них, когда она, споткнувшись о кота, чуть не упала. Дружок присмирел, отошел к печи и улегся там, изредка вздыхая. Кот забрался на диван.
- Витюш, а куда моих животинок девать?
- Как куда, с нами. Не бросать же их, вон сколько лет с тобой прожили. Будешь с ними в одной комнате жить, гулять во дворе с Дружком, благо на первом этаже живем. В Вариной комнате будете, ей еще пять лет в другом городе учиться. Сережка только через восемь месяцев вернется. в свою комнату поселится.
Вот так, на старости лет, Матрена оказалась городской жительницей. Поначалу трудновато ей было, хотя раньше и приезжала к детям в гости, кое-что знала из городских удобств и с бытовой техникой была знакома. А по весне и с соседскими старушками на лавочке познакомилась, совсем веселее жизнь пошла.
А в мае вернулся из армии внук, повзрослевший, возмужавший. Он от радости старушку чуть в объятиях не задавил, потом подхватил и кружил по комнате. Баба Мотя, когда он ее поставил наконец на пол, смеясь, сказала:
- Фулюган, я от страха чуть не обмочилась.
Вечером он пришел к ней в комнату и хитро прищурившись, сказал:
- Баба Мотя помнишь, ты обещала рассказать о своем великом грехе, когда мы повзрослеем. Вот, я перед тобой, взрослый внук, почти мужчина.
- Господи, я думала, что ты про это и забыл.
- Как же, забудешь, когда ты все мое детство повторяла - это Господь меня за мой великий грех наказывает. Такая интрига — бабушка так нашкодничала, что всю жизнь об этом сожалеет.
- А ты знаешь, не сожалею, а просто из-за меня человек пострадал.
-Так, это уже интересно. Я весь внимания.
- Ну ладно, слушай:
Когда умер твой дед Александр, осталась я с тремя малолетними детьми на руках - работы нет, в хозяйстве одна корова. Три года я нищенствовала, подрабатывала, огород немного спасал. Замуж с таким довеском никто не брал, хоть и была молода, и красива. И вот как-то я встретила около нашего магазина председателя соседнего колхоза — Владимира Вавилова.
Он был старше меня на шесть лет и жил когда-то в нашей деревне, а потом с родителями переехал в тот зажиточный колхоз. Мы с ним разговорились. Он, оказывается, не знал, что Саша умер и сказал, что я ему еще в школе нравилась, девчонка-зажигалочка.
В то время он был награни развода, потому что его жена хотела жить в городе, где ей родители квартиру выстроили, кооперативную, а он в колхозе хотел жить. Жена в город с ребенком переехала, сказала, что не хочет в этой дыре оставаться.
Стал ко мне Владимир иногда захаживать, помогать и продуктами, и деньгами, мне легче стало. И так он меня жалел, так любил, сроду мне и не снилось, что такая жалость да любовь бывают на свете и слюбились мы с ним. Он хоть и подал на развод, но еще не был разведен.
Обо мне его жена узнала, кто-то из местных рассказал, что мол видели его несколько раз, как ко мне в дом заходил. Жена написала жалобу на него. А ведь он партийный и раньше с этим строго было. Вот его и сняли с должности и партбилет хотели отобрать. Но отец жены, начальник городской, заступился, с тем условием, что он с его дочерью в город переедет.
А я забеременела дочкой Верой, что сейчас в Сибири живет, родила, а она вылитая Владимир. И снова его жена написала жалобу, что он на стороне ребенка прижил. Его с партии и попросили. Володя приехал ко мне, когда из роддома вернулась, и сказал, что без партии проживет, а вот без нас нет. Предложил уехать вместе с ним в другой район, хотел сразу остаться у меня. Я обещала подумать, он расстроенный уехал, и больше я его не видела — разбился на машине в тот же день.
Вот это и есть мой великий грех. А послушала бы его, человек-то, глядишь, и жил бы. Вот в чем грех, внучек, вот я чего себе простить не могу.
Возможно за давностью лет баба Мотя уж и забыла, каков был на самом деле любимый ею человек, а может, и верно, имел он хорошее сердце. Только Сергею бабушкин грех не показался ни смешным, ни страшным. Просто он дал ему человеческое название — ЛЮБОВЬ!
========================================