Утром мы с сестрой встали в шесть – бабуля боялась опоздать на автобус в 8 утра. (Это был тот самый древний автобус, двигатель которого при работе издавал звуки, напоминающие бульканье перебираемых в воде бутылок.)
До остановки идти было минут пять, но бабушку этот аргумент не убедил. Зевая и протирая глаза, мы оделись, полчаса подождали, пока бабушка отберет три сумки из десяти, накрасится, оденется, попрощается с подругой, а потом поплелись за ней сначала в магазин, затем на рынок, где бабуля со всеми здоровалась и беседовала, выспрашивая, не видел ли кто-нибудь ее подружку из Табунцов: а то вдруг и она уехала куда-нибудь.
Через полчаса я, наконец, спросила бабулю, не опоздаем ли мы на автобус, на что мне было сказано не встревать в разговоры старших, она-де сама все знает и держит все под контролем.
Насколько это было правдой, мы поняли, грустно наблюдая корму уезжавшего автобуса. Следующий автобус должен был приехать вечером, а времени дожидаться его у бабки не было.
В итоге, ею было принято волевое решение – идти пешком по дороге до самых Табунцов. Если правильно помню, путешествие заняло четыре часа.
Это было как переход Цири через пустыню Корат. Мы шли с этими ненавистными сумками по раскаленной каменной мостовой, покрытой смолой, которая под солнцем таяла и наполняла воздух ароматом гудрона. Никаких зеленых насаждений по бокам дороги не было, как и путников. Воздух дрожал и плавился, порождая миражи.
Все бы ничего, но бабка решила возложить вину за пропущенный автобус на нас. Она пилила нас с сестрой, и бухтела, и сопела, и проходилась по нашей генетике до шестого колена – причем только с папиной стороны. Материнская сторона вся как один отличалась мозгами Эйнштейна и сразу бы догадалась обогнать автобус и остановить его грудью или прыгнув под колеса. А нам, с нашей испорченной породой, было суждено всюду опаздывать и осложнять бабушке жизнь.
В конце концов, после повторения этой тирады в 20-й раз, я вынула из тюка свою ночнушку, обвязала ее рукава вокруг головы, как тюрбан, подолом закрыла лицо и плечи, чтобы не обгореть, как шашлык, на жарком солнце, потом взгромоздила тяжелую сумку себе на голову и ускорила шаг, чтобы оторваться от бабули и ее нотаций.
Через 20 минут так же поступила моя сестра, но ей на голову достался верх от ее пижамы. Бабка долго материла нас за неподходящий вид, из-за которого нас несомненно сочтут чокнутыми окрестные суслики, пыталась догнать и сорвать наши паранджи, но потом и ее припекло. После ещё получаса борьбы с собой, она надела на голову то, что ещё осталось – сестренкины пижамные штаны – и пошла в полукилометре от нас, наконец заткнувшись.
Зрелище, конечно, получилось преуморительное, но она это полностью заслужила.
Я не знаю, как бы мы без еды и воды дошагали до Табунцов, но нам повезло: мимо ехал какой-то внерейсовый автобус, его пассажиры тут же заинтересовались семьей шахтинских бедуинов, с мрачной отрешенностью идущих по камням в никуда с сумками и штанами на голове, и шофер остановил свою машину, чтобы рассмотреть нас и хорошенько проржаться.
Он же и довез нас до Табунцов, где бабуля тут же начала всем хвастаться, какая она гениальная и как все тщательно продумала: и за проезд не заплатила, и нас в Табунцы доставила.
Я не знаю, как она успела договориться ещё и с местной фауной, но посередине ее речи меня цапнула оса. Так-то это можно было счесть за случайность, но раз уж всё на свете происходит исключительно по желанию бабули…
Поскольку я была весьма аллергичным человеком, моя нога тут же раздулась, как арбуз. Бабуля предложила полечить меня аспирином, но у меня уже был опыт, когда она вздумала накормить меня лекарствами от давления, когда я не хотела есть ее кашу. Так что принимать что-либо из ее рук я отказалась наотрез. Сразу скажу, что в этом случае помогла народная медицина – растертая петрушка. Она и отек сняла, и боль убрала. Нога правда слегка посинела, но это уже издержки производства.
Сидя на завалинке с раздутой ногой, покрытой компрессом из петрушки, я наблюдала захватывающую деревенскую жизнь.
Вот собачья свадьба бежит за почтальоном, едущим на велике, вот все они мчатся по дороге обратно, спасаясь от быка, который вырвался из сарая и пошел навестить свою рогатую подружку-соседку. Вот стадо гусей щиплет мою громко визжащую сестру за коленки, а чей-то кот, забравшись на крышу сарая, потрошит огромную крысу, размером с мою руку.
Знаете, что я скажу: опасное это было дело – выходить из дому. Особенно с моей бабкой.
А уж когда наша мама переняла эстафету и принялась возить нас по родне и на богомолья – вот тогда мы изведали, почем фунт лиха! Хоть пиши книгу «Туда и обратно».
Предыдущее: