Хоть Салехард и столица Ямало-Ненецкого автономного округа, стоит он на земле хантов. В ЯНАО живёт треть этого крупного среди малых (31 тыс. человек - после ненцев и эвенков) народа, но доля хантов тут даже выше, чем в Ханты-Мансийском автономном округе (1,9% против 1,2% по региону).
Более того, в Югре ни в одном районе ханты не составляют даже 10% жителей, а на Ямале их 45% в Шурышкарском районе выше по Оби и 20% в Приуральском. Именно с хантами, как мы убедились в поездке Медиаразведки Туту.ру. при поддержке туристического портала VisitYamal, и связана в первую очередь местная этника. Однако северные ханты - очень обособленный народ...
...Издавна ханты делили себя на две фратрии - древа полумифических исходных родов Пор и Мось. Близ устья Оби считалось, что первые попали сюда по течению, а вторые - из-за гор.
"С заката пришедшими" были коми-зыряне, в 14 века не принявшие победы Стефана Пермского над верховным жрецом Памой в Усть-Выми, и бежавшие за Урал со своими идолами. Следом с гор спустились сосьвинские манси, а уже под Россией - коми-ижемцы, построившие тогда собственную "империю второго порядка" от Иртыша до Колы.
"Люди плотов" же, по легенде, спаслись тут от инфернального потопа, давным-давно накрывшего Югру: якобы, когда-то на Сосьве росла Вселенская берёза о Семи верхах, но однажды она рухнула, и из её корней стала хлестать вода. За семь дней она залила всю хантыйскую землю, и люди, падая в ту воду, сваривались заживо, а вылезали из неё чудовищные ящеры и змеи, пожиравшие тех, кто пытался уплыть. Спаслись лишь те, кто сделали себе транспорт особой конструкции: например, плоты из семи слоёв лиственницы или лодки, обшитые кожей налима.
Само описание катастрофы наводит на мысль, будто паводок размыл нефтеносные пласты, да такие богатые, что нефть на воде горела, но более вероятно, что просто случайно унесённые паводком люди, прибившись к чужому берегу, рассказывали ужасы, чтобы их не гнали восвояси.
Гнать же было кому: у северных хантов есть и третья группа родов "не Пор и не Мось", в которых исследователи подозревают ассимилированных ненцев или даже сихиртя. Тут стоит сказать, что любые народы Крайнего Севера - по умолчанию изгои: откуда пришли сихиртя (вероятно, родня саамов), теперь не знает толком никто, а вот самодийцев порядка 1500 лет назад тюрки вытеснили с Алтая и Саяна.
Оттуда они принесли горно-таёжное оленеводство да расселились в привычных ландшафтах между Камнем и Обью. В 9-10 веках, однако, тюрки выжили с Южного Урала ещё и угров, как бы разрезав их кочевья пополам. Те, кто оказались западнее - ушли с Камы аж на Дунай, и теперь это венгры.
Другие же пробирались вдоль Урала на север, в итоге разделившись на горцев манси и равнинных жителей хантов. Они вытеснили самодийцев ещё дальше в тундру, причём хантыйские предания повествуют о долгой войне племён. Реликт тех событий - оставшиеся в тылу экспансии лесные ненцы, которые живут гораздо выше по Оби (и другая группа - на реке Пур восточнее).
В тундре, однако, самоеды обратили беду во благо, на просторе разведя гигантские оленьи стада и сконструировав лёгкие быстрые нарты, на которых вернулись за реваншем. К Новому времени два народа нашли баланс: оленеводы Ямала унифицировались по ненецкому образцу, а промысловики - по хантыйскому.
Только ненцы признавали лишь кровное родство, а вот у хантов оно было двух видов - рат (по крови) и сир (по вере, делу, ясаку), что и позволило им сплотить воедино жителей разных племён.
В музее Салехарда (а с 2015, когда сняты эти кадры, зал был изрядно обновлён) в одних витринах собраны вещи обоих народов:
Однако летний чум, в отличие от крытого шкурами зимнего, выглядит явно хантыйским:
Дело даже не в том, что рядом с ним вместо нарт калданка (хантыйская лодка из 3 досок), а в материале: если ныне летние чумы кроют брезентом, то исторически мя и хот (названия чума у двух народов) отличались материалом.
Ненцы в голой тундре пользовались старыми худыми шкурами, а ханты в своих лесах выделывали герметичную обшивку из бересты. Слишком сложную в изготовлении, и потому ныне попадающуюся только в музеях:
Что же до интерьера, то он был актуален ещё годах в 1980-х, когда в летних чумах буржуйка не заменила очаг, а вещи хранились в сундуках, сменивших много поколений хозяев. Зато почти такой же костюм мне предстояло увидеть на реальных чумработницах в тундре Полярного Урала:
Обратите внимание, что нигде в сегодняшнем рассказе не увидеть, пожалуй, известнейший символ хантыйского зодчества, верную примету югорских скансенов - четвероногие лабазы.
Подобно ненцам, всё, что не помещалось в чум, северные ханты хранили в нартах. В том числе - святыни: у народов Югории не было как такового культового зодчества, а место храма занимали священный амбар или священные нарты.
Вот слева фигурки и одежды духов-покровителей и ушедших предков (вроде бы ненецкие), а рядом с ними жертвенные шкатулки и фигурка оленя. Ханты редко приносили кровавые жертвы, а в основном, чтобы уважить бесчисленных богов начиная от громовержца Торума и праматери Калтащ и заканчивая бесчисленными сущностями вроде духа, подводящего зверя под выстрел или духа, кладущего хрусткую ветку под ногу охотника, человек должен был сам изготовить какую-то вещь им в подарок да оставить на святилище.
Правее - маски Медвежьего праздника, на котором ханты ублажали дух убитого Хозяина Тайги да покрывала с изображением Небесного всадника Мир-Сусне-хумо, более известного как За Миром Смотрящий.
Слева - бубны, колотушки, остов шапки, принадлежавшие ертаку, как у хантов называли шаманов. Но такого мощного шаманства, как в Восточной Сибири, тут не знали: ертаку не был единственным посланников в иные миры, а лишь руководил обрядами, да и общаться с богами также могли лекари, знахари или сказители.
Так что на соседней с бубнами витрине - тумран (варган), нын-юх ("хантыйский кобыз") и в двух вариантах огромный нарс-юх ("хантыйская лира").
Всадники да кобызы... В культуре хантов многое напоминает, что их предки пришли из Великой Степи, а покровителем было Сибирское ханство. На Оби его продолжала целая россыпь оформившихся в те же 14-15 веках княжеств в бескрайних болотах с населением от нескольких сот до нескольких тысяч жителей.
Большую их часть (Пелымское, Сосьвинское, Ляпинское в предгорьях Урала, Кондинское, Белогорское и Бардаково на болотах Оби) возглавляли манси, покорившие многочисленных, но не столь воинственных хантов. Собственно хантыйскими оставались Кодское, Казымское и Обдорское княжества, из которых последнее было самым дальним и непокорным.
Обдорцы дружили лишь с сибирским ханом, враждуя со всеми соседями, будь то кочевники-ненцы, соперники-манси или русские от ушкуйников до миссионеров. Главной святыней Обдоры был Ангальский мыс (на фото за ближними кранами) в устье Полуя, на котором, по преданию, жил дух, ведавший ходом рыбы в реках, то есть - "хлебом" народов Югры. Там-то, на этом мысу, лишь в 1585 году русские казаки изловили князька, имя которого история не сохранила.
Он был привезён в Москву, представлен царю, крещён как Василий и с жалованной грамотой отправлен домой, где в 1605-07 годах поднял один за другим несколько мятежей, итогом которых стала казнь в уездном Берёзове. Потомки Василия, - сын Мамрук, внуки Молик и Ермак, - хоть и числились русскими подданными, но оставались язычниками и при всякой возможности продолжали сопротивление.
Сказывалось и то, что жили они натурально в чистом поле, а потому объектами их нападений были не остроги, а ясачные заставы и караваны на Мангазею. В 1662 году Ермак и вовсе собрал союз югорских князей, которые бы выступили единым фронтом, а он тем временем прибудет в Берёзов и ударит по русской крепости изнутри.
Заговор был раскрыт, и вместо трона князей встретила виселица, однако следующему князю Гынде Моликовичу было дозволено в 1679 году обращаться по спорным вопросом напрямую в Москву, а не к продажным воеводам. Его сын Тайша в 1714 году крестился как Алексей, положив начало династии Тайшиных.
В тундре, правда, ещё десятилетия шла религиозная война - язычники расправлялись не столько даже с миссионерами, сколько с крещёными соплеменниками. Пока всех не уравнял Обдорск и возникшая там в 1825 году ярмарка, в 12 километрах от которого на Княжьих Песках (Канось-Пухор) образовалось самое странное в России дворянское гнездо - теперь это небольшое (120 жителей) село Горнокнязевск.
У въезда в Горнокнязевск всё так же высится памятник Ивану Тайшину (2003; кадр выше) - последнему князю обдорского рода, умершему в 1886 году. Не бездетным: дворянство Тайшиных не считалось наследственным, в каждом новом поколении выдавалось вновь, и вот кто-то счёл это анахронизмом. Чем, кажется, спас Тайшиных от сталинских репрессий - экс-князья живут в посёлке и ныне.
Там, где улица спускается к Оби - собственно дворянское гнездо, пара архаичных, похожих на амбары домов Тайшиных. Построенные в 1820-30-е годы, это с большим отрывом старейшие здания ЯНАО, и жили в них настоящие князья, а ближайшими участками владеют их потомки.
