Сегодня исполнился ровно год с тех пор, как Римма получила развод. Её любвеобильный муж ушёл к другой. Это произошло в такой же тёплый апрельский денёк. Женя предал всё, что связывало их крепкими узами. Не по глупости своей. Нет! Расчётливо и методично. Он долго окучивал этот белоснежный кочан капусты с редким именем – Еугения. И вот оно, свершилось! Как будто бы между прочим бессовестный жирный свин с огромным пузом, рассуждая о прекрасной погоде, сообщил: «Я ухожу от тебя. Я нашёл более подходящий вариант, чем ты. Прости!» Бедная женщина тогда стояла у кухонного гарнитура и доставала посуду, чтобы, как обычно, перед началом Жениного рабочего дня не спеша позавтракать, вместе, по-семейному. К счастью, она не работала. Но ежедневный уход за большим трёхэтажным домом и его многочисленным содержимым, наряду с придирчивым хозяином, требовал и сил, и времени, порой так выматывая, что поскорее хотелось добраться до постели, нередко в полусонном состоянии собирая ужин. Конечно же, от неожиданности выронила из рук две прозрачные тарелки, которые, вмиг упав на керамогранитный пол, разлетелись на мелкие осколки. «Как была ты мокрой курицей, так, похоже, ею и останешься, – зло заметил Евгений. – Уж постарайся, до завтра, не разнести моё жилище в щепки! Знаешь, я никогда тебя не любил! Ты мне нужна была чисто как домохозяйка. Сейчас же я по-настоящему полюбил… Она красива, богата, умеет себя вести в высшем обществе. Словом, не пара тебе! И мне придётся нанять прислугу. Взамен, так сказать, появившейся вакансии. Ну, что я буду за муж, если моя любимая будет вкалывать по хозяйству, вместо того, чтобы ублажать меня?! Даю тебе время до утра. Ты должна будешь немедленно съехать. Хоть куда, лишь бы здесь не быть. В моём доме тебе ничего не принадлежит. И, должен признаться тебе: те пять счастливых лет, в кавычках, прожитых вместе с тобой, – это каторга. Так не живут влюблённые. Я вижу: ты плачешь. Брось! Ты ещё найдёшь себе такого же, как я нашёл такую же. Приберись здесь! Завтракать я не буду. Оставишь ключи и захлопнешь дверь». Как же этот монолог долго продолжался! Римма едва выдержала. Она, если честно, ждала этого ужасного момента. Что-то ей подсказывало. Особенно в последние дни её придирчивый свин вдруг подобрел и стал на удивление лояльным и даже равнодушным. Это и указывало на конец в лжелюбовных отношениях. Уложив немногочисленный гардероб затворницы в один чемодан на колёсиках, тридцатилетняя бывшая жена, не проронив ни слова, без нравоучительных нотаций и проклятий, покинула свою ласковую обитель, где ей всё это время было уютно, тепло и неодиноко. Мама, к которой пришлось Римме обратиться за помощью, не сразу поняла сумасшедший поступок своей единственной дочери. «Я, – начала умудрённая жизненным опытом пятидесятилетняя сектантка, – будь я на твоём месте, поборолась бы! У тебя два высших образования! Ты – бухгалтер и юрист! А осталась нагишом! И после этого ты посмела ко мне приехать! На что я буду тебя, иждивенку, кормить?! Постыдилась бы!» – «Мам, я сегодня же уеду, – заплакала Римма, не в силах больше пить густой чай без сахара с хрустящими печенюшками. – Да, мне будет нелегко. Но как-нибудь проживу. Без денег. Без крыши над головой. Без работы. Пойми меня! Я удерживала, как могла, этого поросёнка. Как его не корми, он всё равно ищет ещё себе еду. Мам, там замешаны большие деньги. Я догадываюсь. Бизнес у Женьки начал в геометрической прогрессии хромать. Вот он и охмурил богатенькую. Я ничего не смогла поделать. Да он мне только вчера об этом рассказал. Обидно то, что все эти годы я была для него лишь домработница, а не жена, самая любимая и единственная. Именно поэтому у нас и детей не было». Пелагея Ильинична нежно погладила свою дочь по спине и извинилась: «Ты уж не обижайся на выжившуюся из ума старуху. Однако! Тебе, Риммушка, всё равно здесь нельзя оставаться. Здесь же храм! Мы с подругами молимся своему богу. А ты – не наша!» – «Я поняла тебя. Сейчас же поеду, куда глаза глядят!» – воскликнула Римма и стала собираться. Разве могла так поступить мать со своим ребёнком?! Бросить дочь в беде – расценивалось как дерзкое малодушие, как нездоровый отказ от собственного дитя со всеми его проблемами. Сектантка, одурманенная чуждой религией, считала, к сожалению, что поступает правильно, что эта её сомнительная вера диктует ей, какое нужно принять решение. Господи, да она выброшенную на улицу женщину ещё выбрасывала! Ковыляя по растаявшему тротуару, в неизвестном направлении, и катя за собой тяжёлый багаж, словно собралась куда-то далеко ехать, будто на курорт – с целью отдохнуть, Римма пребывала в глубоких сомнениях насчёт сегодняшнего ночлега. А найти работу, посчитала брошенка, до вечера, – нереальный труд, бессмысленный и безумный. Вдруг, прямо у неё на глазах, распахивается дверь какого-то офиса и оттуда выбегает стремглав полупьяный мужик, в расстёгнутой телогрейке, обросший весь, как бомж, а за ним – другой, более молодой, прилично одетый, и кричит: «Уволен! Ничего не получишь! Отдай ключи! И проваливай!» Это пугало огородное в растерянности бросило связку, на мокрый асфальт, у ног оторопевшей женщины. Работодатель, – а Римма это уже поняла, – искал взглядом ценную вещь. Грациозно наклонившись, прохожая подняла ключики и протянула их ухоженному хозяину. «От машины, – заметила она. – Пожалуйста, возьмите!» – «Ох! Спасибо вам! – ласково поблагодарил успокоившийся работодатель. – Да не стоило наклоняться и пачкаться! Этот урод мне весь день испортил! Вот где я сейчас найду нового водителя на шестёрку-такси?! Заказов – хоть отбавляй! Не успеваем! Простите! Что это я?! До свидания!» – «А-а, – неожиданно возникла мысль в голове у Риммы, – могу я попробовать?» – «Что попробовать?!» – обернулся хозяин таксопарка. «Ну, поводить, – расшифровала необычную просьбу прекрасная незнакомка. – Я окончила водительские курсы три года назад и до вчерашнего дня успешно водила автомобиль-механику».
Продолжение следует...
