Так и продолжается жара, ставшая изнурительной. Размечтался я было, что после обильных дождей целый месяц поливать не придётся. Но как бы не так, влаги в земле всего-то дней на пять хватило. Так что вновь приходится поливальщиком работать. Благо, что лук и чеснок уже собрали, теперь поменьше трудов стало.
Накануне нам с супругой пришлось в качестве понятых поучаствовать при осмотре места происшествия, коим стала соседняя квартира. Ситуация была трагичная и вместе с тем предсказуемая. Жил там Андрей Никифоров, непутёвый молодой мужчина тридцати двух лет. Был он единственным и любимым внуком нашей ныне покойной диспетчера Людмилы Васильевны. Души она в нём не чаяла, лучиком света он был для неё. Все разговоры сводила к своему ненаглядному Андрейке. Вот поэтому и знаком я со всеми его жизненными перипетиями. До армии был он парень как парень, вредными привычками не обременённый, с плохими людьми дружбы не имевший. Не знаю где он служил, но на «гражданку» вернулся большим любителем выпить. Мать и бабушка, чтоб не позволить любимому Андрейке покатиться по наклонной, решили отправить его на службу в милицию. Мол там остепенится. Вот только не знали они, а может и не желали знать, что в те времена милицейская дисциплина, мягко сказать, оставляла желать лучшего. Но всё-таки добились своего, приняли Андрея стажёром по должности милиционера ППС. Однако его правоохранительная карьера, даже не успев толком начаться, завершилась после двух месяцев стажировки. Проще говоря, за пьянку его выгнали. Ну а дальше места работы стали меняться как изображения в калейдоскопе. Уж не знаю, что на самом деле творилось в его душе, но внешне он никогда не выглядел унылым.
В прошлом году его бабушка Людмила Васильевна умерла, и вместо неё Андрей стал нашим соседом. Нисколько не страдал он от потери близкого человека. Наоборот, за версту была видна радость от чувства свободы и обретения своей жилплощади. Ещё бы, ведь до этого ему приходилось скитаться по съёмным квартирам, а там особо не забалуешь, случись чего, хозяева пинками вышибут, да ещё и ущерб взыщут. И началась у нас всех весёлая жизнь. Да, да, не только у Андрея, но и у большинства соседей. Всё дело в том, что не терпел он тихого пьянства в одиночку. Ему непременно требовались шумные компании и широкий размах. Единственное, что можно хорошего сказать, Андрей всегда был человеком добродушным, никогда не скандалил и не проявлял агрессии. Случалось, врубит громкую музыку поздно вечером, я приду к нему, и он тут же с порога: «Всё, всё, дядь Юр, уже выключаю!».
Мать всегда как могла контролировала Андрея, старалась не упускать его из вида. Но в итоге всё-таки упустила. После того, как Андрей более суток не отвечал на звонки, она приехала. Дверь оказалась запертой и несмотря на громкий стук, никто не открывал. Тогда открыла она своим ключом и тут же была шокирована тр-ми Андрея и какого-то незнакомца. Долго ли, коротко ли, приехала следственно-оперативная группа и попросили нас с Ириной поприсутствовать понятыми. Тр-п Андрея находился в кресле, а неизвестного мужчины – на полу рядом с обеденным столом. Причина их смерти была понятна, поскольку тут же лежали использованные шприцы и пакетик с остатками сероватого порошка. По всей видимости, Андрею стало недостаточно одного лишь алкоголя. Захотелось более мощного и яркого кайфа. Но просчитался он, получив вместо удовольствия преждевременную смерть.
Зачем я рассказал эту историю? Да просто в качестве примера того, как бездарно и глупо человек может распорядиться собственной жизнью.
Придя на «скорую», как всегда остановился я у крыльца для принятия дозы никотина. Смотрю, из подвала главный фельдшер вылезает в испачканном белом халате.
– Приветствую, Андрей Ильич! Чтой-то ты сегодня ни свет, ни заря по злачным местам лазаешь?
– Так у меня столько дел, что я вообще ничего не успеваю. Игорь Геннадьевич перед своим отпуском столько поручений надавал, что аж башка кругом. Я сегодня к шести утра приехал, сразу в подвал полез порядок наводить, завалы старой техники разбирать. Сейчас засяду часа на три изменения вносить в паспорт учреждения. А ещё надо срочно готовить аукцион по психосвидетельствованию работников. Раньше-то мы прямые договоры заключали с ПНД и вообще проблем не было. А теперь велели только через торги.
– Да, Андрей Ильич, ты прям как Золушка, которой мачеха миллион поручений надавала!
– Нет, Юрий Иваныч, у Золушки перспектива была на бал поехать. А у меня что? Люлей не дадут и то радость!
Что и говорить, незавидная эта должность. Обязанностей не сосчитать, ответственность за всё, что можно и нельзя, а оплачивается сей каторжный труд, мягко скажем, не совсем достойно.
Вот и конференцию объявили. В ходе доклада старший врач предыдущей смены постепенно передавал карты вызовов начмеду Надежде Юрьевне. Когда доклад был окончен, она, нахмурившись мрачнее тучи, разразилась претензиями:
– Дмитрий Александрович, из того, что я сейчас прочитала, можно сделать вывод, что карточки вы не проверяете и бригады не контролируете. Думала, что после нашего последнего разговора всё наладится. А оказывается опять происходит то же самое. Вам самому это не надоело?
– А что не так, Надежда Юрьевна? – спросил он в недоумении. – Я всё проверял.
– Ну вот всё да не всё. Почему при инсульте м***зию ввели внутримышечно в дозе десять миллилитров? Зачем дали г***цин? Зачем больную в позу Ромберга ставили? Вы считаете это всё правильным?
– Извините, Надежда Юрьевна, видать проглядел я.
– Вы не только это проглядели. Опять инфаркт с давностью до двенадцати часов привезли не в областную, а в кардио! Вот за это надо бы лично вас в Департамент заслать, чтоб получили по полной программе! Но получать мне приходится ни за что ни про что! Ещё один серьёзный ляп, который очень многие допускают. При констатации смерти, в графе о сознании по шкале Глазго, не надо писать ноль! Эту графу нужно оставлять пустой. Потому что это шкала ком и касается только живых людей. У тр-па не может быть комы! Ещё некоторые оказывают нерациональную помощь. Вот у меня карта двадцать третьей бригады, которая выезжала на высокое давление. Там написано, что до их приезда больная приняла две таблетки эн***прила, но без эффекта. А бригада ей ввела э***п, то есть тот же самый ингибитор АПФ. Я не понимаю, на этих ингибиторах свет клином сошёлся? У вас всех есть препараты и других фармгрупп, применяйте их!
– Так другие-то боязно применять, – сказал фельдшер Новиков. – Я как-то сделал ур***дил, а у больного давление рухнуло. Потом поднимать замучался. Удивительно как инсультом дело не закончилось.
– Алексей Викторович, а вы когда-нибудь слышали, что все препараты применяются в строго определённых дозировках? Конечно, если вы будете на глазок делать, ещё и не то случится, – парировала Надежда Юрьевна. – Кроме того, препарат выбирается не наобум, типа, а дай-ка сейчас это попробую. Ваш выбор должен быть клинически обоснованным. Теперь возвращаюсь к вам, Дмитрий Александрович. Всё сильней я убеждаюсь в том, что отпуск на вас очень плохо повлиял. Все карточки, оформленные с нарушениями, я передаю вам. Вызванивайте, выдёргивайте работников, пусть приходят и переписывают. Домой не уйдёте до тех пор, пока до всех не дозвонитесь. Хватит, мне уже надоело за вас работать! И ещё, наладьте, пожалуйста дисциплину в своей смене! Я имею в виду уходы с работы раньше времени. Сейчас, когда я шла на конференцию, смотрю на выход направились Савельева и Кузнецов. И хоть бы смутились для приличия! Так они мне ещё и руками помахали, кричат: «До свидания, Надежда Юрьевна!». Так, ладно, закончим на этом. Коллеги, вопросы есть? Всё, всем спасибо.
Бригада, которую мы меняем, была на месте и не просто была, а готовилась вот-вот отправиться по домам.
– Ну что, господа, я смотрю ваша смена удалась!
– Да, именно так, Юрий Иваныч! – ответил врач Анцыферов. – Это просто что-то небывалое! Днём то и дело сюда заезжали и ночью неплохо поспали. С последнего вызова приехали в половине седьмого и больше нас не потревожили.
– Да, везёт вам. А нас как с утра запрягут, так и гоняют в хвост и в гриву без заездов.
– Не, Иваныч, не завидуй, такое везение раз в сто лет бывает. В следующую смену опять придёт полная опа.
Вот и наступило время приятного безделья. Можно бы на лавочке посидеть, но в это время на неё солнце палит, уже с утра жарко. Поэтому в «телевизионку» пришли. Фельдшер Герман поделился историей из прошлой смены, которая после моего ухода приключилась.
– Иваныч, вы же слышали про Потапова, начальника Департамента <название>?
– Ты имеешь в виду, что уголовное дело возбудили?
– Да, да. Так вот, нас к нему домой вызвали якобы на психоз. Он поддатенький слегонца и нам прямо сразу: «Меня голоса в голове мучают, спать не дают. А ещё я чувствую, что какие-то чёрные люди вокруг меня собрались». Василич ему с подколкой говорит, так это наверно полицейские, у них же чёрная форма-то! А тот на полном серьёзе: «Не-не, они из ада пришли!». Ну короче, было похоже, что тут косилово наглое. Но с другой стороны, прямо сходу это нельзя точно определить. И тогда Василич с другого конца зашёл, просто рассказал, что его в дурке ожидает. А ещё популярно объяснил, что колония по сравнению с дуркой – это настоящий санаторий.
– Хм, странно как-то, почему он с адвокатом-то не посоветовался на этот счёт. Хотя может и сам адвокат его надоумил. Ну и чем дело кончилось?
– Понятно чем, сразу выздоровел и «голоса» пропали. Я, говорит, всё понял, не надо мне ничего! Ну и отказ подписал.
– Оказывается дурак он по жизни.
– Не, Иваныч, скорей всего просто трус. Он же наверняка чувствует, что закрыть могут, вот и решил подстраховаться.
– Да, удивительно, что до сих пор не закрыли.
Нет, что ни говори, а целенаправленное соскакивание с уголовной ответственности на дурку – поступок наиглупейший и не имеющий рациональности. Некоторые всерьёз считают, что психиатрическая больница – это прямо-таки санаторий со спокойной и почти вольной жизнью. В действительности это является очень жестоким заблуждением. Прежде всего те, к кому суд применил принудительные меры медицинского характера, лечатся либо в закрытых отделениях обычных психиатрических больниц, либо в специализированных стационарах для принудчиков.
В качестве наглядного примера приведу нашу областную психиатрическую больницу. Режим там очень жёсткий. Все гаджеты, включая мобильные телефоны, под запретом. Звонить можно раз в неделю по несколько минут. Курить не более пяти сигарет в день. Никаких денег и ценностей иметь при себе нельзя. Поскольку в некоторых отделениях нет специальных огороженных площадок для прогулок, то больные довольствуются зарешеченными балконами. С развлечениями там негусто: телевизор вечером и скудный набор потрёпанных книг. В туалетах нет не то что кабинок, но даже примитивных перегородок. Поэтому всё делается на всеобщем обозрении. Контингент в таких отделениях весьма проблемный, говоря по-простому, по-народному, много там настоящих психов, от которых можно ожидать всё, что угодно.
Но, всё сказанное выше – это второстепенные явления. Главный ужас заключается в том, что принудительные меры медицинского характера назначаются не на определённый срок, а до излечения либо достижения качественной ремиссии. Всё это может растянуться на долгие-долгие годы, если не на всю оставшуюся жизнь. А вот осуждённые к лишению свободы, по сравнению с принудчиками, находятся в неизмеримо более выгодном положении. Да хотя бы потому, что свободы у них намного больше. Но главное, они осуждены не до каких-то абстрактных исправления и перевоспитания, а на конкретные сроки. Да, срок может быть огромнейшим, но, тем не менее, он не бесконечен. Кроме того, есть ещё и перспектива освободиться условно-досрочно. Таким образом, у каждого осуждённого есть свет в конце тоннеля. Разумеется, здесь я не подразумеваю пожизненно лишённых свободы. Хотя и они тоже могут освобождаться по УДО.
И это ещё не всё. Если судимость, влекущая за собой массу ограничений, рано или поздно будет погашена либо снята, то последствия принудительного лечения останутся на всю жизнь. Так что нужно не трижды, а тысячу раз подумать, прежде чем решаться на симуляцию психического расстройства.
Вот и первый вызовок прилетел: боль в груди, теряет сознание мужчина пятидесяти восьми лет. Ну япона мама, настоящее «Г» нам Надежда подсунула. Почему-то была у меня стойкая уверенность, что нарвёмся мы там на жуткую опу.
Открыла нам молодая женщина в слезах и сразу с порога крикнула:
– Идите быстрей, он сознание потерял!
Больной, крупный мужчина с почти седыми волосами, лежал на диване. Лицо его было умиротворённым, словно у сладко спящего. Но, к сожалению, не спал он, а находился без сознания. Пульсация на сонных артериях не ощущалась, широкие зрачки на свет не реагировали. Клиническая смерть сомнений не вызывала. Хорошо, что дефибриллятор с собой притащили. Его можно использовать не только для нанесения электрического заряда, но и просто для оценки сердечной деятельности. Приложили «утюжки» в положенные места и что за чертовщина? На мониторе стали видны патологический ритм с редкими сердечными сокращениями, слишком широкие комплексы QRS. Это означало, что сердце не работало, но продолжало проявлять электрическую активность. Такая мерзкая бяка называется «Электромеханическая диссоциация».
Переложив больного на пол, начали реанимацию. Поскольку сердце не работало и даже не трепыхалось, проводить дефибрилляцию было нельзя. Поэтому на протяжении тридцати минут, непрямым массажем, пытались завести мотор. Однако жизнь так и не пожелала возвращаться. Сообщил обо всём дочери больного, которая мгновенно разразилась слезами и трагическими причитаниями. Когда она поуспокоилась, я решил с ней побеседовать, дабы хоть как-то прояснить весьма мутную картину.
– Скажите, чем он болел?
– Да вроде ничем таким. К врачам вообще не ходил. Но бывало жаловался, что сердце стало прихватывать.
– А сегодня с чего всё началось?
– Он рано встал и сказал, что в груди как-то печёт. Я ему к***лол накапала и вроде полегче стало. Мы думали, что само всё пройдёт. А потом такая сильная боль появилась, что он чуть ли не кричал.
– Примерно сколько времени назад она появилась?
– Ну, наверное, часа два назад, может и побольше. Я ему сразу две таблетки пент***гина дала, но они вообще не помогли. Потом он стал какой-то… Ну как во сне, короче.
– А почему же сразу-то не вызвали?
– Так ведь он не разрешал, сказал, что «скорая» в больницу увезёт, а ему сегодня в ночь на работу надо.
Выставил я под вопросом смерть от острой сердечной патологии. Что же касается электромеханической диссоциации, то она не является самостоятельным заболеванием и не служит причиной смерти. Это лишь следствие других болезней или состояний. А вот что именно её вызвало в данном случае, точно сказать не могу. Есть предположение, что вследствие обширного трансмурального инфаркта миокарда произошёл разрыв сердечной мышцы с последующей тампонадой сердца. Только смущает слишком короткий срок, прошедший с момента возникновения признаков инфаркта. Поскольку я не обладаю глубокими познаниями в кардиологии, коллеги могут меня поправить.
Следующим вызовом был психоз у мужчины двадцати девяти лет, находившегося в отделе полиции.
На крыльце отдела к нам подошла грустная женщина:
– Здравствуйте, вы к Углову приехали?
Вообще-то мы не вправе кому-либо сообщать такие сведения, поскольку врачебную тайну никто не отменял. Но здесь было видно, что женщина интересовалась не из праздного любопытства.
– Да, к нему. А вы кем ему приходитесь?
– Сестра я. Он раньше с матерью жил, но она в апреле умерла и теперь один остался. Когда в больнице подлечится, почти нормальным становится. Вот только ненадолго, самое больше месяца на четыре. Но у меня семья, не могу я постоянно за ним надзирать. Сегодня мне позвонили из полиции, сказали, что он чего-то натворил.
– То есть, он на учёте состоит?
– Да, уж давно, в двадцать два года заболел. Шизофрению ему поставили. Ой, я вот тут ему всё собрала для больницы, может возьмёте?
– Подождите, пожалуйста, дайте мы сначала на него посмотрим, побеседуем.
Дежурный, рыжеватый капитан с жизнерадостным веснушчатым лицом, начал с шуточного «наезда»:
– Здрасьте, чтой-то вы за своими клиентами не следите? Он ведь в центре города целый фестиваль устроил! Двух прохожих побил, от третьего сам по роже получил. Потом машины на стоянке начал кулаками и ногами лупить. Хорошо ещё, что от владельцев не огрёб! Я хотел узнать причины, но он такую пургу понёс, что я вообще ничего не понял!
В узкой клетке обитой оргстеклом, нас встретил мужчина с заплывшим глазом и сильно распухшей верхней губой. Вместо «здрасьте» или «зачем вы приехали?», он сказал:
– Я жил для людей и для бога, за что со мной так?
Подчеркну, что это он не спросил, а именно сказал без вопросительной интонации, абсолютно монотонно.
– Егор, а что, вообще, случилось? Зачем ты к прохожим задирался?
– Ну я же знаю, что они не просто так мне навстречу попались. Все друг с другом переглядываются, знаки подают и около меня притормаживают. Думали, наверно, что я совсем тупой, ничего не пойму.
– А что же они от тебя хотели?
– За мной давно уже крутые парни следят. Ведь я же знаю, что в пятой горбольнице при определённых возможностях из людей роботов делают. Мне нужно жениться. Сегодня я девушку встретил, говорю ей: «Идём жениться!», а с ней какой-то парень был, и он меня избил.
– Егор, получается, что ты пристал к девушке, которая несвободна?
– При чём тут? Мне же надо жениться!
– Ну да, логика железная, тут не поспоришь. А машины-то чем тебе помешали? Зачем ты их бил?
– И что? Я же бил только чёрные!
– То есть машины чёрного цвета бить можно?
– Конечно! Это же зло, оно всегда чёрное.
– Егор, а где ты сейчас находишься?
– Ну здесь и полицейские, и роботы. Мне наверно что-то будут делать.
– Тебе что-нибудь видится, слышится?
– Нет, ничего. У меня в голове такой шум бывает, как будто целая толпа орёт. Я им кричу, чтоб заткнулись, а они всё равно орут.
– Всё понятно, Егор. Давай-ка в больницу поедем.
– А мы через кольцо поедем?
– Через какое кольцо?
– Ну по которому машины ездят.
– Нет, у нас на пути никаких колец не будет
– Хорошо, просто кольцо всегда обручальное, а я не могу через него ехать. Я же ещё не женился.
В данном случае параноидная шизофрения сомнений не вызывала. Егор очень ярко продемонстрировал продуктивную симптоматику, включая бред преследования и отношения. Он был твёрдо уверен в том, что его преследуют некие «крутые парни» и всё происходящее вокруг имеет к нему непосредственное отношение. Кроме того, имели место расщеплённость мышления и паралогика. Егор ответил, что ему ничего не видится и не слышится, но тут же сообщил, что слышит в голове орущую толпу. Примером паралогичности мышления служит умозаключение, что чёрное – это зло, а значит нет ничего плохого в том, чтоб крушить чёрные машины.
К сожалению, ни о каком излечении здесь речь не идёт. Можно говорить лишь о достижении ремиссии. Однако моя психиатрическая чуйка настойчиво подсказывала, что ремиссия не будет полной и стойкой.
Сначала велели в сторону Центра следовать, но через пару минут вызов пульнули: в квартире упала и не может встать женщина восьмидесяти восьми лет. В примечании сказано, что больная в сознании. Ну ладно, хоть это радует.
Открыл нам пожилой мужчина, еле передвигавшийся и опиравшийся на трость.
– Ребята, с женой у меня беда! – сказал он со слезами в голосе. – Упала и встать не может. Сам-то я её никак не подниму! Не знаю, что такое, уж не парализовало ли её?
Больная, очень полная, лежала на спине в узком проходе между двумя кроватями.
– Что с вами случилось, Татьяна Петровна?
– Да вот упала и не поднимусь никак, – ответила она тихим голосом.
– Что вас сейчас беспокоит?
– Не знаю, как и сказать…
– А из-за чего вы встать не можете? У вас что-то болит?
– Да, вот тут больно, – показала она на правый тазобедренный сустав.
Тут я увидел, что её правая стопа была повёрнута наружу.
– Татьяна Петровна, попробуйте приподнять правую ногу. Невысоко, хотя бы на немного пятку от пола оторвите.
И ничего у неё не вышло. Согнуть ногу в колене она могла, а вот приподнять никак не получалось. Зато с левой, здоровой ногой, таких проблем не было. Вот и сложился диагностический паззл: перелом шейки бедренной кости. О нём свидетельствовали два признака: ротация стопы наружу и так называемый «симптом прилипшей пятки».
А вот дальше нас ждало по-настоящему увлекательное занятие: перекладывание больной на носилки и переноска её в машину. Ведь по обеим сторонам стояли кровати, которые полностью исключали какие бы то ни было маневры. Но, голь на выдумки хитра. Мои парни изловчились и одну кровать перевернули набок. Удивительно, как они при этом на больную-то не наступили. После того, как нашли двух мужчин-помощников, подложили под неё мягкие носилки и рискуя заработать грыжу, понесли. Этаж был всего-то третий, но путь до машины занял не менее пятнадцати минут. Ну а дальше все прошло гораздо проще, госпитализировали её в травматологию.
Дурная традиция с поздним отпусканием на обед, сохранялась неизменно. Очередной вызов всучили: в известном сетевом магазине, специализирующемся на продаже алкоголя, случился эпиприпадок у мужчины сорока под вопросом лет.
Больного увидели сразу. Небритый, непричёсанный, с опухшим лицом, он сидел на полу, прислонившись к стойке кассы. Рядом была разбитая вдребезги бутылка водки.
– Что случилось, уважаемый?
– Тряхануло меня… – не сразу ответил он.
Девушка-кассир пояснила:
– Ой, как мы испугались! Он хотел уже расплачиваться и вдруг кааак грохнулся! Потом его затрясло, мы уж думали, что он умирает!
– Ты с похмелья, что ли? – спросил я больного.
– Да… Не успел похмелиться… Бутылку разбил и денег больше нет. Всё, теперь мне <песец> настанет. Сдохну <нафиг>…
– Долго ли пил-то?
– Три недели… Б*я, мужики, что мне теперь делать, точно сдохну…
– Ну пойдём в машину, сейчас что-нибудь придумаем.
Жестокая абстиненция была видна невооружённым взглядом. Тут требовалось полноценное стационарное лечение. Вот только с этим были проблемы. Ведь больных без психозов наркология по «скорой» не принимает. Поэтому решили увезти его в неврологию с диагнозом «Состояние после судорожного припадка. Судорожная готовность». Однако заранее было известно, что там дадут от ворот поворот, поскольку припадок давно завершился и в статус не превратился, человек находится в сознании. И всё же привезли его туда, предварительно сделав внутривенно препарат бензодиазепинового ряда. Как и ожидалось, невролог в приёмнике недовольно спросила, глядя поверх очков:
– Ну и зачем вы его привезли? Он что, без сознания?
– Нет, но у него судорожная готовность, – ответил я.
– Ой, да ладно вам сказки-то рассказывать! Где вы увидели эту готовность? Ладно, всё, оставляйте, давайте я распишусь.
Для нас этот вызов закончился удачно, поскольку невролог расписалась за приём больного. А вот как для него, это нам неведомо.
Всё, наконец-то долгожданный обед разрешили. И вновь нарушили мы запрет, заехав в магазин за мороженым. А я ещё и бутылку холодной колы купил. Пусть сколько угодно говорят, что это вредно, зато вкусно и освежающе.
Как и всё хорошее, время приятного послеобеденного безделья пролетело быстро. Очередной вызов пришёл: психоз у мужчины тридцати под вопросом лет. В примечании было сказано, что психозничал он на улице возле пиццерии. Вызвала полиция.
Приехав на место, увидели мы полицейский УАЗ-«буханку» и оттуда сразу к нам вышел старлей.
– Здрасьте, мы невменяемого товарища задержали, походу наркот обдолбанный. Безумный полностью, крышу капитально снесло. Без трусов на карачках ползал, искал чего-то, прохожих за ноги хватал, из урны всё вывалил. Идите, любуйтесь на красавца.
Болезный, закованный в наручники, беспрестанно ёрзал по сиденью и глупо гримасничал. Одет он был в грязную некогда белую футболку, обут в кроссовки. А вот надевать трусы и штаны, в его планы видимо не входило.
– Уважаемый, как тебя зовут? – спросил я.
– А?
– Как зовут тебя?
– А? Саня.
– Давай полностью фамилию, имя, отчество!
– Саня.
– Фамилия у тебя есть?
– А?
– Чего ты употребил, рассказывай!
– А?
– Хватит акать! Употребил чего?
– Ничё, ничё, ничё, нет, погодите! Вон там, там, там лежит, пацаны сказали. А я ничего не нашёл, я не закладчик!
– Говори, чего употребил, клоун!
– А? Нет, нет, нет, погодите, щас, щас, щас. Дайте, дайте телефон, вон, вон, дайте!
– Никакого телефона тут нет. Говори быстрей, чего сожрал, покурил или чем ужалился!
– Не-не-не, вон, приехали, приехали, мне надо на дорогу выйти! Ну честно, мне надо!
Да, беседа оказалась полностью безрезультатной. Конечно же, Саню я осмотрел, его соматическое состояние опасений не вызывало. Что касается причин психического расстройства, то могу лишь предположить, что оно было вызвано так называемой «солью». Это группа синтетических наркотиков, губительно действующих на психику. Хотя поведение Сани не совсем укладывалось в клиническую картину солевого отравления. В частности, не было у него ни агрессии, ни параноидных явлений. Но поскольку догадки к делу не пришьёшь, выставил я отравление неизвестным веществом. Конечно же, Саню надо было везти в специализированное токсикологическое отделение. Вот только к великому сожалению и стыду, в нашем городе таковых отродясь не бывало. Поэтому свезли мы болезного в обычную терапию. Понятно, что дежурная врач не обрадовалась такому пациенту, ну а куда деваться? Приняли. Правда, мои парни сопроводили Саню в отделение, там отыскали вязки, коими и прификсировали его к кровати.
Следующий вызов был к избитому мужчине сорока девяти лет, находившемуся в состоянии алкогольного опьянения.
Подъехали к маленькому кривому частному дому. Только вышли из машины, как калитка распахнулась и оттуда выскочил мужик с разбитой рожей, воинственно держа в руках лопату.
– Ну чё, подходите, <распутные женщины>! <Песец> вам <самки собаки>! – дурным голосом завопил он.
Тут вслед за ним выбежала испитая растрёпанная бабёнка непонятного возраста:
– Ты чё, дурак, что ли, это же «скорая» к тебе приехала! <Фигли> ты на них кидаешься? Ты забыл, что ли, кто тебя <бил>? Тебя Женька Котов <избил>!
– Где он, <распутная женщина>? – крикнул мужик и куда-то побежал вдоль домов.
– Вовка, стой! Ты куда, дурак? – заорала вслед ему бабёнка. – Остановись я сказала! Ну <фигли> вы стоите-то, верните его, он же сейчас делов натворит!
– Да вообще-то мы не полиция, – ответил я.
– Вы чё, не понимаете, что ли, сейчас он убьёт его!
– Нет, не понимаем. Вызывай полицию и пусть они его ловят, – ответил я. Не слушая её вопли, мы сели в машину и отъехали подальше, чтоб спокойно всё оформить.
Ну что здесь можно сказать? Это был очередной пример безвозвратной потери человеческого облика и падения до скотского состояния.
Далее поехали на психоз к мужчине пятидесяти двух лет.
Подъехали к нужному подъезду «хрущёвки» и сразу к нам подошла женщина:
– Здравствуйте, я вас к сожителю вызвала, белая горячка у него.
– А откуда такой диагноз? Он у вас пьёт?
– Нет, мимо льёт. Пьёт конечно.
– Сейчас он трезвый или пьяный?
– Трезвый, уж третий день не пьёт, а что толку-то, всё равно крыша съехала.
– И что же он творит?
– Кажется ему, что какие-то жуки-пауки завелись. Всё бельё и одежду с балкона выбросил. Вон, я всё собрала.
И только после этого я обратил внимание на весьма приличную кучу всяческих вещей, лежавшую у подъезда.
Дверь была открыта и осторожненько мы вошли в квартиру. Тут же в нос шибанула пронзительная вонь растворителем. Виновник торжества, невысокого роста жилистый мужичок с мутным взглядом, встретил нас радостно:
– О, а вы «скорая», да? Отлично! Так, короче, мужики, у нас какие-то непонятные жуки завелись. Я таких никогда не видел! Огромные, во какие, с ладонь! И раздавить их нельзя, они как будто бронированные. Во-во-во, смотрите, смотрите, вон три штуки ползут! А кусаются, блин, как больно! Вон, смотрите, как мне ногу прокусили!
Жуков мы, разумеется, не увидели. А то, что он назвал укусом, было лишь небольшой ссадиной.
– А чем тут так воняет-то? Аж дышать невозможно! – спросил фельдшер Герман.
– Это я их травил уайт-спиритом. По идее-то надо было специальной отравой всё обрызгать, но у нас нет её. Ну я взял и всё, что смог уайт-спиритом облил. А бельё и шмотки я на улицу выбросил. Надо будет всё прожарить как следует. У вас есть такая штука?
– Конечно есть! Давай сделаем по-умному. Сейчас мы тебя увезём в больницу на обследование, надо проверить твой укус. Вдруг туда яд попал? А мы тем временем всех жуков уничтожим и все вещи прожарим. Ну как, годится такой вариант?
– Ну да, годится!
По пути в наркологию, болезный обнаружил несколько жуков в машине. Но мои парни его заверили, что и машина подвергнется самой суровой обработке. Что касается диагноза, то он был абсолютно ясен: банальный алкогольный делирий.
После этого на Центр нас позвали. Ну что ж, можно констатировать, что сложилась очень неплохая традиция. Моя смена завершается каждый раз после трёх послеобеденных вызовов. В этот раз домой я отправился вовремя, безо всяких неприятных заморочек.
А на следующий день, как всегда, приехали мы на дачу и визит Фёдора ждать себя не заставил.
– Пришёл я к вам за помощью, беда случилась, – прямо с порога мрачно сказал он.
– Федя, давай без предисловий! – ответила Ирина. – Что за беда? Похмелиться нечем?
– Ира, ну почему ты такая чёрствая? Тут вопрос в угрозе жизни, а ты «похмелиться»! Короче, у нас в сарае шершни завелись, гнездо на потолке висит. И они как самолёты, огромные, во какие! Если такой укусит, представляешь, что будет?
Тут мне ярко вспомнился последний вчерашний вызов, где мужик со страшными жуками сражался. Но в отличие от него, Фёдор в здравом уме находился. Ведь делирий ему не грозит по одной простой причине: уровень алкоголя в крови никогда не снижается до критически низких цифр и уж тем более до нуля.
– Федя, ведь у тебя не понос, так золотуха! Помню я, как вы с Юрой осиное гнездо ликвидировали. Нашли предлог и напились как два паразита!
– Ира, нет, не напьёмся мы. Просто одному мне несподручно, пойми! Но я всё сам сделаю, а Иваныч меня страховать будет!
– Ну ладно, идите, – сдалась Ирина. – Но только поосторожней будьте. Кстати, дихлофос дать?
– Конечно, Ириша, куда без него?
Тем не менее, всё-таки совершили мы преступление, выпив для храбрости. А дальше план разработали. Сначала щедро опрыскиваем гнездо дихлофосом и для надёжности – спреем от комаров. Затем при помощи пластикового плодосборника снимаем гнездо, уносим подальше и сжигаем.
Гнездо действительно было крупным и висело в углу на потолке. Вокруг с басистым гудением летали три огромных шершня. Но было похоже, что основные вражеские силы находились в гнезде. Фёдор приставил лестницу и взобравшись по ней, применил химическое оружие. Но враги так просто сдаваться не собирались. Из гнезда вылетели несколько штук и ошалело закружились. А вот дальше всё пошло не по плану. Федор подцепил и отодрал местообитания проклятой живности, но оно попало не в плодосборник, а шлёпнулось на пол. И тут же вылетели дополнительные силы, которые не стали хаотично летать, а целенаправленно двинулись к нам. Ну а мы, понимая, что силы не равны, резко развернулись к выходу. В следующий момент я со всего маха врезался левой бровью в какую-то железяку, так некстати оказавшуюся на пути. Тем не менее, мы вырвались на свет божий.
– Иваныч, ты бровь рассёк! – сообщил Фёдор.
– Ладно, ничего, – ответил я. – Кровотечения нет, значит ерунда.
Стало понятно, что дело мы до конца не довели. Тогда Фёдор, взяв палку и просунув её в приоткрытую дверь, всё же вытащил это чёртово гнездо. Потом, накрыв газетой, сжёг его к такой-то матери. А бездомные остатки шершней, сарай покинули добровольно.
Конечно же, супруга не оставила без внимания мою травму и в очередной раз заявила, что нас с Фёдором нельзя оставлять без присмотра. И подумалось вдруг: а ведь я становлюсь профессиональным борцом со всякими опасными существами. Причём как с галлюцинаторными, так и с реальными.
Все фамилии, имена, отчества изменены
Продолжение следует...
Реклама
Уважаемые читатели, предлагаю Вам свою новую книгу "Новые байки старого психиатра".
Приобрести её можно по этой ссылке:
https://www.chitai-gorod.ru/r/WaVWF
