Вечер. Я привычно сижу за столом возле окна. Нога на ногу, руки на столе, голова на руках. Я не плачу, сижу неподвижно. От меня ушел муж — к другой, и она, конечно, намного моложе меня. Вероятно, ему просто стало скучно со мной. Все, что составляло смысл и фундамент наших отношений: страсть, надежды, совместные устремления, эмоции — все куда-то исчезло, растерялось, разлетелось на кусочки. ...Помню, как мы, совсем юные, только познакомились. Он — типичный ботаник в очках, с большим кожаным портфелем, который брал с собой даже на романтические свидания. Это предмет его тщательно скрываемой гордости. Забавно. Я в аляповато-ярком летнем платье на бретельках и новых венгерских босоножках, которые немного жмут. Вечер... Мы торопливо шагаем по набережной вдоль медленно текущей реки. В ней отражаются тусклым светом уличные фонари, а над головами трепещет мягкое кружево летней листвы. У нас — словно крылья за спиной. И первый целомудренный поцелуй…
Дальше — все традиционно: волнующие примерки свадебного платья, туфли на высоком каблуке — обязательно новые, потому что примета такая. После свадьбы — поездка на море. Темная, густая ночь. Мы, взявшись за руки, медленно бредем вдоль песчаной полосы дикого пляжа, а наши босые ступни ласкает море... Через год родились близнецы: Санек и Еленка. И началась моя настоящая взрослая жизнь — бесконечная череда обязанностей, вечная нехватка времени и денег. Но и в однообразной череде будней нет-нет да и мелькало драгоценными переливами счастье — Новый год, шампанское под куранты, смех детей, солнце над лесом и грибной дождь, наша нежность... Ну чего еще не хватало?!
А потом поезд нашей жизни словно начал сбавлять ход. Сначала уехал Санек: «Мама, я поступил на геофак!» И Еленка неожиданно выскочила замуж. Упорхнула из родительского гнезда. Грусть и тоска... Подруга Серафима, которая никогда не была замужем, твердила: «Займись собой, любимой, ну что ты, в самом деле, распустилась?» Любимой ли?.. За долгие годы гонки я и забыла, как это, любить себя. Работа, магазины, тяжелые сумки — скорей, скорей! Завтрак, обед, ужин. Дети — в садик, в школу. Утром — не проспать, вечером — валишься без ног... В этой круговерти я как-то совсем перестала себя любить. Нет ни времени, ни сил оглянуться, остановиться и посмотреть на себя в зеркало: а ведь я еще хороша, елки-палки! Я же женщина! Где моя помада?
Не послушала Серафиму, покатилась себе дальше по инерции. Катилась, катилась и... докатилась. От меня ушел муж.
Из навязчивого плена самобичевания меня вырвал телефонный звонок. Нехотя подняла трубку, ответила:
— Я слушаю.
— Добрый вечер, Татьяна Викторовна, это Алеша! — нервно зазвенел голос зятя.
— Что случилось? Еленка?
— Татьяна Викторовна, Лена рожает! Я вам из роддома звоню…
— Но ведь дата родов назначена на… — во рту у меня вдруг пересохло, и больше я ничего не сумела произнести.
— Да вы не волнуйтесь, врачи говорят, что все нормально. Я за вами заеду минут через сорок. — Он отключился.
Все у него нормально! Вот ведь мужлан! И я забегала по квартире, а в голове навязчивым рефреном бились лишь две мысли: «Как там Еленка?» и «Надо бы мужу позвонить, он все-таки должен знать, не чужой человек — отец». Всплыло в памяти, как мы с ним мечтали: лето, цветущий сад, а мы, постаревшие, но по-прежнему любящие, сидим в шезлонгах, и вокруг бегают внуки. Тьфу, какая банальность, ну надо же такое придумать. Нет, не буду звонить. Предатель! Тем не менее я подошла к зеркалу и уверенной рукой аккуратно подвела глаза и губы, а затем подчеркнула скулы, придав лицу выразительность. Высоко взбила все еще непокорные кудри. В роддоме мое волнение усилилось до такой степени, что я совсем потеряла над собой контроль. В конце концов, почему я одна должна нести этот крест? И с обманчивой уверенностью набрала номер мужа:
— Але… — только и успела произнести. — Танечка! — Он мгновенно узнал. — Наконец-то ты позвонила, а то я сам…
Я стояла у окна. Перед моими глазами снова пронеслась вся наша совместная жизнь... Муж тоже помолчал с минуту, потом встревоженно спросил:
— Ничего не случилось?
…Словно в противовес его радости, от которой мне, признаться, стало тепло на сердце, я, перебив его, сухо сообщила:
— Еленка рожает. Второй роддом.
— Еленка… рожает… Я сейчас, сейчас буду! Господи, Танечка!
Ну вот, опять я его жду. Жду и волнуюсь, как перед первым свиданием. И в глубине души радуюсь, что при макияже. Хотя где уж мне сравниться с его молодой… Печальна моя радость...
Бывший муж появился почти мгновенно. За те несколько месяцев, что мы не виделись, Филипп очень изменился. Вместо брутального героя-любовника, соблазнителя прекрасных дев, я увидела мужчину, облик которого говорил: «Я одинок!» Помятый костюм, близорукий и какой-то беспомощный прищур — вообще, весь его вид был какой-то пожухлый, подобно прошлогодней листве, выглядывающей изпод тающего весеннего снега. Неожиданное амплуа мужа сразило меня наповал. Мои глаза округлились, брови поползли вверх да так и остались там до тех пор, пока он не приблизился ко мне и не сказал:
— Привет! — улыбнулся заискивающе.
— Привет, — медленно произнесла я.
— Ну, как там Еленка? — спросил он, стеснительно пригладив несколько седых волосинок на обнажившейся лысине.
— Здравствуйте, Филипп Семенович, — подошел Алеша. — Пока никаких новостей.
Я растерянно смотрела на мужа. В голове никак не укладывалось, отчего с ним всего за несколько месяцев произошла такая метаморфоза? Из бравурного красавца — в облысевшего мужчину не первой молодости. Может, она плохо его кормит? У нее нет стиральной машины? А впрочем, раз новая любовь дарит ему незабываемые ночи, можно это и стерпеть... Но Филипп одним коротким движением опроверг мои умозаключения, привычно закинув себе под язык таблетку валидола. Вот тебе и донжуан! Мне стало жаль его. Я едва сумела сдержать себя, поборов желание взять его под локоток и сочувственно спросить: «Тебе плохо?»
— Присядем? — Муж показал рукой на больничную кушетку. Расположившись на обшарпанной казенной скамейке, он внимательно-оценивающе посмотрел на меня и, по-детски широко раскрыв глаза и улыбнувшись, заключил: — А ты все такая же красивая!
Я растерялась и почувствовала, как густо покраснела: от неожиданности и удовольствия.
— А ты... Прости, но ты что-то не очень хорошо выглядишь... Как себя чувствуешь? — решилась спросить.
Муж опустил глаза и замолчал, а на лице его промелькнула гамма разнообразных переживаний: неловкость, сомнение, нерешительность.
— Ты знаешь, я живу… один.
Видимо, на моей физиономии отразилось такое всепоглощающее недоумение пополам с недоверием, что он грустно засмеялся.
— Давно уже... Я не смог с ней... А вернуться, понимаешь, мне было стыдно...
Я молчала, оглушенная, пораженная, а он продолжал, решительно обнажая свое мужское, сокровенное:
— Я не смог с ней, она оказалась совсем другой… Слишком молодой, чужой.
Во мне звенела пустота.
— Я много раз стоял под нашими, то есть под твоими, окнами, и видел, как ты сидишь за столом, такая одинокая, родная, и чувствовал себя предателем. И не мог решиться…
В этот момент дверь палаты открылась и из нее вышла улыбающаяся медсестра:
— Широкова Елена Филипповна — ваша родственница?
— Да, да! — подскочили мы. Алеша, деликатно отошедший в самый дальний конец коридора и нервно куривший в открытое окно, бросился к нам.
— Девочка у вас родилась, здоровенькая. Вес 3900, рост 53. Поздравляю!
— Слава богу! — с облегчением выдохнула я. — А Еленка, как она?
— Роженица в полном порядке, отдыхает. Роды прошли хорошо, не волнуйтесь.
— Любимая, поздравляю! — Муж сильным, почти уже забытым движением, привлек меня к себе и поцеловал.
Ошеломленная свалившимися на меня новостями, событиями и словами, я, неожиданно для себя, ответила на его поцелуй, радостно и свободно. Мир завертелся вокруг меня, вспыхивая яркими огоньками, набирая обороты, а потом вдруг заблистал праздничным, счастливым фейерверком... Из головокружительного полета меня вырвал звук хлопнувшей двери. Алеша, деликатно мявшийся в сторонке, подошел к нам и, стесняясь и глядя немного в сторону, произнес:
— Ну что, поехали? Домой?
— Домой! — глядя на меня сияющими, помолодевшими глазами, звонко произнес муж. — Можно мне вернуться?
— Да, поехали домой, — кивнула я.