Жена предлагала заказать кафе, но молодежь решила, что лучше устроить проводы во дворе нашего дома. Сын с друзьями натянули большой тент, для старших соорудили скамейки у длинного стола, а сами в основном не сидели — то хлопотали у мангала с шашлыком, то танцевали на лужайке. Хорошие вышли у сына проводы в армию, никто не напился, не подрался, как у соседей бывало. И старших уважили, и сами повеселились.
... Только у одной девчонки весь вечер были грустные глаза. Мы ее уже видели у нас — сын приводил домой, угощал чаем, вместе смотрели кино в его комнате. Жена делала круглые глаза: мол, смотри, какая невестка у нас будет! Я ее успокаивал — первая любовь, а ты уже и поженила их. Да и чего переживать, девушка и вправду хорошенькая. На проводах эта девчушка не отходила от нашего Василия, хотя вели они себя оба довольно скромно. Ни поцелуев на публике, ни зажиманий. Чуть приобнимет сын ее порой, и все. Жена, глядя на них, шепнула:
— Как думаешь, она будет ждать? А то сейчас провожает, а завтра… Сын наш там будет с ума сходить.
— Перестань, чего ты раньше времени себе придумываешь? И служить-то всего год. Дождется. Ты ж меня дождалась? И мать отца ждала, да не год — целых три!
Отец мой служил в морфлоте, тогда служба длилась три года. Жаль, не проводил внука в армию, лежит в больнице — ни с того ни с сего сердце прихватило. Надо бы наведаться к нему завтра, а то за этими хлопотами уже два дня его не проведывал. Мама у него почти все время находится, только полчасика посидела на проводах и попрощалась:
— Не серчайте, пусть веселится молодежь, а я — к Васеньке.
Сына в честь деда мы назвали Василием. И когда-то вот так же уходил тот Василий в армию, и так же провожала его девчонка. Обещала ждать. Подумал я про родителей, и сразу вспомнилась мне бабка Дарья… Я сам ее почти не помню. Ну была в поселке старушка — много их таких было. Здоровался я с ней, а она угощала, бывало, меня пряником, по голове гладила. «Добрая бабушка», — говорил я друзьям. У нас все бабули подразделялись на добрых и злых. Злая могла отругать, если что не так (не поздоровался или бежал сильно быстро, или еще к чему прицепится). Но добрых, мне казалось, было больше — они к нам ко всем как к своим внукам относились. Узнал я, как много значит бабка Дарья для моей семьи, лишь в день ее похорон. Отец тогда пришел сильно выпивши, что случалось крайне редко. Он мог опрокинуть стопочку после трудного деревенского дня, но тут явно одной не обошлось. Явился затемно, споткнулся на крыльце, уронил фуражку, чуть не сел мимо лавки. Мать, скорее обеспокоенная, чем рассерженная, стала укорять:
— Василий, да ты что, сердце же у тебя! И на работу завтра как пойдешь? Скажут: бригадир — и с перегаром. Еще отстранят! А у Катюшки праздник в школе, она танцевать будет, хотела, чтобы мы вместе присутствовали. Ты же завтра болеть будешь!
— Не ворчи, переживем как-нибудь. Я же не просто, не для развлечения…
— А что ж за горе великое? Ну проводили бабку Дарью, она тебе кто, родня, что ли? Это все Мишка, внучок ее, тому только повод был бы выпить. А ты-то с чего?
— Лучше молчи! Если б не Дарья… — рявкнул отец. Он не то что на мать, вообще голос редко на кого повышал, а тут гаркнул, хлопнул дверью и выскочил на улицу. Мама стояла ошарашенная. Я тоже молчал. Потом вроде пришла в себя, закончила хлопотать в кухне и попросила меня:
— Сынок, если не сложно, сходи, посмотри, где он. Ведь сердце, сам знаешь. Я не хочу: скажет, бегаю за ним, проверяю, опять вдруг кричать начнет. Перебрал он крепко, ерунду какую-то говорил. Если бы не Дарья — что к чему? Сходи-ка…
Папа сидел на крыльце, мял папиросу, дыма не было. Значит, не такой уж и пьяный, раз не закурил, хотя знаю, очень тянуло его. Но врач советовал бросить. Вот он и таскал с собой пачку: когда мужиков угостит, когда сам помнет одну, да и выбросит. Я присел рядом с ним:
— Ты как, бать? Ничего? Спать идешь?
— Да, вот выветрится хмель. Пойду попрошу прощения, обиделась мать, наверное? — вздохнул он.
— Вроде есть немного. А что ты про Дарью-то эту говорил?
— Эх, не знает она ничего, мама твоя, и ни к чему. А тебе расскажу. Ты почти взрослый, болтать не станешь лишнего. Может, пригодится когда.
...Василий, отец мой, рос у мамы один, что для тех лет было редкостью в деревне. По своей воле мало детей обычно не заводили. Чаще или болезнь какая у родителей, или что-то случалось. В его семье тоже случилось. Когда Васе было три годика, погиб его отец — лошадь под ним, пастухом, чего-то испугалась, сбросила на землю, да так вышло, что упал он вперед. Еще и ударила копытами, попала в голову. Беременная жена от такого горя нерожденного малыша потеряла, так и осталась с одним старшеньким. Замуж больше не вышла — то ли не хотела, то ли не сложилось ни с кем, этого Василий не знал. Может, и не звал никто, потому что здоровьем стала слаба она, часто прихватывало сердце. Проводила сына в армию, да встретить не довелось — пришла Василию телеграмма, что лежит его мать при смерти. Парня отпустили сразу, но, пока добрался с Дальнего Востока до родных степей, успел только на похороны. Несколько дней отпуска он потратил на разные дела. Был у матери на могиле, конечно. Подправил возле дома забор, навел порядок во дворе — мужской руки не хватало, хотя хозяйка старалась все содержать в порядке. Раздал мелкую домашнюю живность: кур — соседям, собаку — другу. А кота взяла невеста. Вот так сюрприз! Именно в роли невесты была на похоронах с ним девушка, которая провожала его в армию. Как жених с невестой гуляли они по деревне вечерами, заходили к Василию. Разговаривали, пили чай. А за день до его отъезда стали близки. Что поженятся после службы, у них давно было договорено. Василий уехал дослуживать еще на целый год. Писем, кроме невесты, ему никто из деревни не писал, а она вдруг стала намекать на какой-то сюрприз. Мол, ждет тебя, как вернешься. Парень встревожился: что-то с домом случилось? Или, может, с котом? Все же жалко его, мамин любимец. Но девушка успокоила: дом стоит закрытый, ждет хозяина. А Кузьма потолстел и обленился. «Сюрприз так сюрприз», — решил Василий и перестал допытываться.
...И вот снова родной поселок. Солдат, не заходя домой, направился к невесте. И обомлел на пороге: она встретила его с младенцем на руках. И так держала, так смотрела на него, что сразу стало понятно — ее малыш, не подруги или сестры, не понянчиться взяла на время.
— Это… Это твой? То есть мой? То есть наш? Или это… она? — Василий с трудом выдавливал слова.
— Ты прям как в первом классе: он — мой, она — моя, — рассмеялась девушка. — Да, наш, Степочкой назвала. Тебе нравится? Смотри, улыбается как! Ишь, как мы улыба-а-а-емся, как мы па-а-а-апу рады видеть… Решили расписаться на неделе, а в субботу позвать гостей. Их немного было: у Василия только друг Мишка, а из родни — две тетки. Вот эти бабы-сплетницы и поселили сомнения в душе парня. Когда пришел их приглашать (жили они вместе, обе вдовы уже), речь завела тетка Марья:
— Как мальчонка? Похож на тебя?
— Не знаю, какое там похож — он же маленький совсем у меня!
— Ой, Вася, он-то маленький, да у тебя ли? — покачала головой тетка Вера.
— Ты точно знаешь, что твой? — присоединилась первая.
— Да вы что… Как это? Было у нас, когда в отпуск я приезжал, разве не мой?
— А что, твой? Вот ты когда был? А она когда родила? — Ты-то парень, что с тебя взять в женских делах, а мы с теткой Марьей посчитали…
— Да, посчитали. И выходит, рано она родила! Две недели еще носить надо было!
— Может, не твой? Может, гуляла с кем до тебя? А теперь на тебя ребенка повесить хочет?
— Ты у нее все же спроси, Вася! Не будь олухом. Девки сейчас знаешь какие? Один не взял, теперь на тебе обуза!
Спрашивать Василий не стал. Язык не повернулся, да и знал, что тетки — главные сплетницы в деревне. Мама с ними не особо дружила, это сестры отца были. Она им с самого начала не по нраву пришлась, а после его гибели и вовсе не стали знаться. Но зерно сомнений все же они заронили. Целый вечер ходил Василий сам не свой, а на следующий день отправился к другу. Мишки не было, на завалинке сидела с вязанием его бабушка. Другу повезло еще меньше, чем Василию, — у него при родах умерла мать, потому рос он с отцом и его матерью. Отец через время женился на девушке из другой деревни и уехал туда. А Мишка остался с бабушкой Дарьей — и ей на радость, и ему внимания больше, чем в новой отцовской семье. Дарья до сих пор была в силе, не дряхлая, еще не перевалило ей за семьдесят. Василию она нравилась: когда прибегал к другу, не ворчала, улыбалась всегда приветливо, угощала вкусными пирожками. Он присел рядом. Поговорили, вспомнили мать, потом Дарья стала расспрашивать про маленького. Василий нахмурился и на вопрос бабули, когда свадьба, вывалил ей все, что говорили тетки.
— Баб Даш, чего делать мне? Я не знаю. Спросить, мой или нет? Если мой — это же такая обида! Я потом себя не прощу. А если не мой? Ее прощу ли?..
Дарья молчала, только спицы мелькали. Потом поглядела на парня:
— У вас с ней как? Серьезно все? Любовь? Или так вышло?
— Серьезно, я бы и без ребенка посватался. Хорошо у нас с ней. Было хорошо... до армии. Теперь вот не знаю, как лучше поступить.
Бабка еще помолчала. Посмотрела куда-то вдаль, поправила волосы, выбившиеся из-под-косынки. Потом перевела взгляд на парня. Наконец выдала:
— Женщины — они же по-разному носят детей-то. Какая сама большая, та и ходит подольше. А какая маленькая — та меньше. Корова вот большая, она же дольше ходит, чем коза. И у людей так же. Она ж у тебя невеличка?
— Ага, малышка она у меня, вот только до плеча достает головой, — заулыбался Василий, и на душе его потеплело. —
Вот то-то же и оно. Не глупи, если тебе с ней хорошо, то будь! Никого не слушай, кроме сердца своего, — заключила Дарья.
...Совсем стемнело. Гости разошлись. Завтра еще забегут попрощаться перед отправкой в военкомат. На скамейке под навесом, обнявшись, сидели сын и его девушка. Со столов было уже убрано, жена ушла в дом, а я присел на крылечке. Все думал об отце и матери, о бабке Дарье, ее словах. Намного позже после того памятного разговора с отцом я как-то пересказал эти слова жене — она у меня медсестра — и спросил, правда ли это. Ну, что женщины могут вынашивать младенца по-разному. Она только рассмеялась в ответ.
— Где же ты таких глупостей понабрался? Вроде взрослый уже. Причем тут коза и корова? Причем тут маленькая или большая? От этого не зависит. Беременность у женщин на самом деле протекает по-разному. Обычно говорят: девять месяцев. На самом деле считают по неделям. Сорок недель срок. Но может и на две недели раньше родить, и на две позже, и ребенок будет доношенный. Это от организма зависит, от генетики.
Больше я на эту тему ничего узнать не пытался. Ни с матерью, ни с отцом никогда не заговаривал. Отец он мне или не отец?.. А надо ли вообще выяснять? Василий Петрович играл со мной в детстве, учил кататься на велосипеде и колоть дрова, брал с собой и на рыбалку, и машину ремонтировать. Всему учил, что сам умел. Говаривал, мол, все в жизни пригодится. Ругал, случалось, за плохую учебу или какую провинность, но не обижал попусту. Заботился, как и о моей младшей сестре. В общем, был настоящим отцом. И есть. Выздоравливай, батя! А тебе, сынок, Василий-младший, отслужить хорошо. И чтобы любимая дождалась.