Любовь — будь то романтика, к себе или что—то другое - это нечестиво. Несколько неразвитых недель, и вы можете потерять себя, части вас отламываются по кусочкам с восходом и заходом солнца. Вы не можете переключаться на круиз-контроль, игнорируя переключения, старты и остановки, которых требует культивирование любви. Вы должны быть сосредоточены, прилежны, присутствовать, иначе это может ускользнуть не все сразу, а медленно, пока вы не проснетесь дезориентированным, опустошенным, сбитым с толку.
Вот так ломается любовь. Не одним быстрым движением, а крошечная трещинка за крошечной трещинкой, пока это не приведет к краху. Мы не замечаем приближения этого, пока оно не начинает кричать на нас, почти слишком поздно, давая лишь небольшое предупреждение изменить курс.
Таким образом вы можете разлюбить своего партнера. Таким образом вы можете разлюбить себя. Таким образом вы можете разлюбить свою жизнь. Со своими друзьями. Со своей семьей. С вашими рутинами. С вашей страстью. С вашей работой. Время имеет свойство ускользать, никогда не чувствуя, что слишком поздно, пока оно не наступит. И любовь - это мчащийся поезд — неважно, какую форму принимает любовь, — и если вы не держитесь за него, если вы не наблюдаете за собой в нем, это может оставить вас позади, затаившего дыхание, неуверенного, потерянного.
Мы не можем позволить дням пролетать незаметно, не задумываясь о них, потому что так мы теряемся. Так мы бегаем по кругу, потому что мы недостаточно долго останавливались, чтобы найти направление. Наша жизнь может убегать с нами или без нас, привязанных к ней, и, хотя кажется, что мы являемся водителем и проводником всего, что существует в нашей жизни, любой человек с жизненным опытом знает, что это неправда.
Жизнь продолжается без нас. Время идет независимо от того, тратим мы его разумно или нет. В природе существует нейтралитет — она расцветает, растет и умирает без нашей помощи. Иногда любовь настолько стремительна в своих преобразованиях, в своем росте, что, если мы не обратим внимания, мы можем упустить ее, устремившись вперед по пути, который уводит нас все дальше от того, куда мы хотим идти.
Я делаю это, когда жизнь становится трудной, когда я отказываюсь от себя. Как будто я сбрасываю часть себя, которая нуждается в совершенствовании, и перехожу в режим выживания, в безопасный режим с ограниченными возможностями, ограниченным доступом. Я теряю веру в себя. Я реагирую, причем резко, раздражающе, как будто любая возложенная на меня просьба - это слишком много. Я мечтаю о местах, куда я мог бы сбежать, где мое имя и личность могли бы легко измениться, где я мог бы найти способ жить с хаосом в моей голове, став кем-то новым. Я знаю, что куда бы ты ни пошел, ты там, но я очень хорош в переосмыслении. Я могу убедить себя, что я новый. Я могу начать новую жизнь, возможно, слишком умело. Я пугающе хорош в бегстве со сцены жизни, которую я больше не могу терпеть.
И таким образом, отказ от самого себя становится отказом от всего в моей жизни, включая любовь, добро и свет. Некоторые могут назвать это депрессией, но я чувствую, что больше причиняю это себе. Мне становится почти комфортно, когда я окутан негативом, печалью, своими резкими реактивными мыслями по отношению к другим, когда я тот, кого обижали снова и снова. Перестать любить себя - значит вернуться домой к тому, что я помню, что я знаю, что кажется знакомым. Уйти в себя — погрузиться в самоанализ и оказаться в чистилище между мышлением и действием — это самое безопасное, что я когда-либо чувствовал. Я испытываю извращенную радость, когда не позволяю никому любить себя, даже самой себе, даже когда я окружена людьми, которые осмеливаются любить меня.
Не гордость побуждает меня признать это. Это очищение, выплеснуть это из себя, чтобы мне больше не приходилось нести бремя причиненных самому себе страданий, каким-то образом резко прекратить эмоциональную гимнастику, через которую я прохожу, чтобы оставаться маленьким, нелюбимым и несчастным. Быть одному и принадлежать только тому "я", которое мне не нравится, все равно что надевать удобную одежду — безопасную, теплую, легкую.
Это означает, что я понимаю, как любовь может легко разбиться, как потерять из виду жизнь, несмотря на то, что она прямо перед тобой. Потому что вы можете жить, не проживая. Вы можете любить, не испытывая чувств. Вы можете чувствовать, не позволяя чувству глубоко проникнуть в вас. Это может показаться противоречием, но любой, кто тонул у всех на виду, понимает, как противоположности могут одновременно оставаться правдой.
Раньше я успокаивал эту меланхолию, эту тяжесть алкоголем. Я пытаюсь больше не использовать этот метод, и иногда мне кажется глупым пытаться это сделать, потому что алкоголь - одобренное культурой средство спасения. Я теряюсь в своем собственном разуме, когда я не могу убежать от него, когда я не отвлекаюсь от себя. Иногда я думаю, что мне следует просто быть “нормальным” и позволить своей жизни плыть в потоке других, перестать плыть против течения, которое не сулит за это ощутимой награды. Я думаю, в целом, мне интересно, почему я делаю все то, что я делаю, почему моя история достигает кульминации в одной и той же точке.
Тридцатилетие не было тем приключением, о котором мне говорили, что это будет “ни хрена не дано”. Я был внутри себя в течение шести месяцев, подвергая все сомнению и не находя ни ответов, ни решений, все дальше и дальше отходя от своего собственного руководства и понимания. Жизнь ускользала от меня, крошечный кусочек за крошечным кусочком. Это треснуло, раздробилось, готово рухнуть. Это может случиться со мной, но я думаю, что пока я в этом, я забываю, что мне нравится восстать из пепла, который я сам создал. Мне нравится наблюдать, как что-то горит в моей жизни, и видеть, как это очищает меня.
Итак, я подтверждаю свои обязательства перед самим собой и перед любовью. Я снова нахожу твердую опору, даже если это на несколько ступеней ниже по лестнице, чем я помню. Я снова начинаю карабкаться, потому что прекратить карабкаться - это способ умереть, не умирая. Я снова ищу любовь в неожиданных местах, в незначительных моментах, и я вспоминаю все то, что забыл, пока был кем-то другим на некоторое время, обитая в своем теле, но не признавая свою душу. Я тянусь к вещам, которые, как я помню, приносят мне радость, и поднимаю их к свету, чтобы увидеть их чистоту. Это все еще хорошо для меня? Перерос ли я это? И я остаюсь нежен с самим собой, потому что это единственный способ. В мире, который хочет твердости, я буду продолжать сглаживать свои углы, помнить, что они должны быть мягкими и сглаженными по необходимости, из-за силы.
И сколько бы раз любовь — к себе, к другому, к окружающим, к чему угодно — не разбивалась на фрагменты и трещины, я найду способ вернуться к целостности. Целое может выглядеть по-другому, сложиться в пакет, который я не узнаю, но я узнаю, когда оно станет целым, основываясь на знакомых моих чертах. Кусочки каким-то образом, в конце концов, сойдутся воедино. Вот как это происходит. Это промежуток между знанием того, что происходит, и ожиданием того, что это произойдет, когда разум может убежать, поезд сошел с рельсов, опасно близок к тому, чтобы сгореть так, что может потребоваться слишком много времени, чтобы вернуться. Это сложное пространство. С этим пространством нужно быть очень осторожным.
Это та пропасть, на которой я сейчас нахожусь. Итак, я жду.