На написание этой истории меня сподвигло смешное и одновременно печальное зрелище. Совершенно случайно я увидела здание типового советского детского садика, в котором обосновалась фирма по производству... надгробных памятников. На широких окнах, которые раньше были украшены снежинками, цветочками и чебурашками, сейчас красуются кресты, ангелы и надписи "Со святыми упокой..."
Сначала я была в шоке. А потом вспомнила свой детский сад... И вдруг подумала: " Наверное, директор данной конторы осуществил свою давнюю детскую мечту..."
—
Детский сад, куда привели меня, совершенно домашнего ребёнка, взлелеянного бабушками, дедушками, оладушками и прочим, с самого начала, мягко говоря, мне не понравился. Мне было пять лет, и по всем меркам меня давно пора было "социализировать". А то, понимаешь, живет себе ребёнок всю жизнь в деревне, и вместо сверстников-ровесников у него какой-то Никанор Андреич, сосед, бывший директор школы, к которому Оля, бежит, спотыкаясь, с радостным воплем. Или тётя Яня, жена его, с которой можно интересно поговорить о том - о сем... Или их взрослые дочери Аня и Лена, которые казались мне настоящими принцессами... Это же безобразие! Помню, как шли с папой и бабушкой Шурой за руку на маленькую деревенскую железнодорожную станцию. По дороге я плакала и просила остаться. И папа оставил меня ещё на полгода в деревне. Но это была лишь отсрочка.
Время пролетело быстро, и осенью я уже стояла, застенчиво прижимаясь к стеночке, в одном из дошкольных учреждений города Гродно. Повсюду прыгали дети. Их было много, и меня это страшно пугало. Я не знала, что с ними делать. Какой-то мальчик подбежал ко мне и крикнул, мол, девочка, скажи "клей"! Я тихо повторила:
- Клей.
- Ха! - обрадовался мальчуган. - Выпей баночку соплей!
Мне почему-то стало обидно, но от страха и робости не смогла сказать ни слова.. Так и продолжала молча стоять у стенки.
А потом всех детей, и меня в том числе, заставили сесть на ковер, который был расстелен на полу. Я до сих пор не понимаю, зачем так делали каждый раз. Возможно, чтобы мы не бегали по группе, пока будут накрывать на стол... Но дети не могли сидеть неподвижно. Например, девочка Инна славилась тем, что ползала по ковру и больно щипала всех за что придётся. А девочка Марина Гамбальская (мне слышалось как "Комбайская" , видимо, от слова "комбайн") постоянно дразнилась и кривлялась. Это было странно и непривычно видеть. Всю прежнюю мою счастливую и беззаботную жизнь меня окружали взрослые люди, которым и в голову не приходило дразниться и задираться. Нет, конечно, мы в шутку мерились с дедушкой носами и языками, но это было не обидно, а очень даже смешно и весело.
- Оля, а сделай так! - подбежала ко мне Люда Долобей. Люда Долобей иногда играла со мной. Но чаще играла с другими. А я стояла как всегда в сторонке.
Я сложила пальцы, как просила меня моя "подруга".
"Подруга" подпрыгнула и закричала, что есть мочи:
- Тереза Иосифовнаааа! А Оля фиииигу показаааала!!
Я не понимала, что такое фига, что я такое показала, но в тот же вечер получила большой нагоняй от мамы...
А ещё в суровом советском садике нельзя было оставлять еду на тарелке. Ну, нельзя. Хоть лопни, но съешь всё до конца. Помню, как старалась запихнуть в себя омлет. Он был холодным и трясущимся, как жаба. Я подавляла в себе рвотный рефлекс, но у меня ничего не получалось, и омлет возвращался на тарелку (в лучшем случае) в еще более неприглядном виде.
- Ну, посмотрите, что она творит!!! - орала во всё горло Тереза Иосифовна. И нянечка Раиса Эдуардовна брезгливо вытирала стол и собирала мои приборы. И мне было стыдно и неловко...
- Не можешь доесть? - шепнула мне однажды на ухо Ира Владимирова, моя соседка по столу. - А ты бросай всё, что не доешь, за батарею!
Эта идея показалась мне блестящей! Конечно! Ну, кто догадается полезть за батарею?! И с тех пор, всё, что оставалось у меня на тарелке, - кусок рыбной котлеты, кислый огурец или ненавистный омлет - незаметно для неусыпного ока Терезы Иосифовны отправлялось за батарею. За чугунную. Ребристую такую. Зелёную. И неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы однажды после тихого часа в группе не раздался бы крик.
- Всё, всё за батарею!!! Вы только посмотрите!! - орала воспитательница. А потом она то же самое повторяла моей маме при всём честном народе. И мама всё это дома повторяла мне, осыпая моё мягкое место крепкими ударами ремнём...
Надо ли говорить, что от батареи меня убрали. Подальше. Посадили за первую парту, чтобы на виду была.
-Глянь на неё! Вилкой суп ест! - я встрепенулась от голоса уже знакомой вам Терезы Иосифовны. Гляжу - и правда, вилкой суп пытаюсь есть. Задумалась, видимо, перепутала приборы... Стыдно как...
Перед тихим часом нужно было обязательно сходить в туалет. Иначе потом не пустят. Но даже если сходишь, то потом всё равно не пустят второй раз. Терпи. Иногда во сне терпеть не удавалось... И тогда с тебя сонного при всех демонстративно срывали одеяло. И ты лежал в мокрых трусах и дрожал от обиды, стыда и страха, пока не слышал заветное:
- Подъем!!
Какой уж там сон!
Когда я об этом рассказывала дома, мне не верили. Говорили, что этого быть не может. А это продолжалось и продолжалось... Не было ни одного дня, чтобы с кого-то не сорвали одеяло. Это было похоже на лотерею, мол, кто сегодня?
Правда, были у Терезы Иосифовны и любимчики. Например, Ира Йода. Или Света, дочка Раисы Эдуардовны. Они, бывало, даже сидели на коленях у воспитательницы. Невиданная роскошь для простых смертных, которых ругали за все подряд: криво приклеил цветок из цветной бумаги на картон, плохо вырезал гирлянду или - не дай Господь - разбил чашку... За разбитую посуду обычно орали долго. Иногда ставили в угол. И заставляли приносить чашку из дома взамен. К концу года у нас образовалась целая коллекция разнокалиберных чашек: вот эта огромная - Павлика, а эта полосатая - Ани Баненко, а эта с отломанным куском- Саши Зубик... Они так и остались где-то там, в нашей группе, а нас сфотографировали на выпускной альбом и отпустили в школьную жизнь...
И если присмотреться к фотографии, то на ней можно увидеть царапины... Нет, они возникли не от времени. А от моего детского ногтя. Спрятавшись дома за кресло и поджав губы, я в слезах царапала на фотографии лица тех, кто меня обижал... Наконец-то, как говорится, отомстила...)