Странный был сон. Она как будто лежит на кровати, но не спит, а смотрит на открытую в комнату дверь. Вдруг видит в дверном проеме фигуру сына – в рабочей форме, без фуражки. И такой он злой, каким никогда за 28 лет его не видела. Встрепенулась:
- Леня, что с тобой?!
Сын – ее ласковый и добрый мальчик! – даже не взглянул на мать. Круто развернулся и ушел...
Сердце забилось, будто у подстреленной птицы, но Ефросинья Петровна гнала от себя недобрые мысли и, как за спасительную соломинку, хваталась за недавнее Ленино письмо: «Я уже на чемоданах. Шмотки спаковал. Еще немного и – прощай, Афган!».
Сентябрь 1984-го в семье Белицких ждали с нетерпением. Во-первых, Леня должен был вернуться из Афганистана. Во-вторых, Ефросинье Петровне исполнялось пятьдесят. В-третьих, на конец месяца была назначена свадьба младшего сына Толи. Какое чудесное платье сшила себе мать! А какой шикарный наряд был готов у Наташи, жены Леонида!
В тот августовский день они готовились к свадьбе одного из друзей младшего сына, у которого Толя был шафером. По просьбе молодых Ефросинья Петровна пекла к столу и украшала свои фирменные грибки. Руки были в помадке, как вдруг сильно зачесалась переносица. Кое-как почесала, но зуд не проходил. «Господи, к чему бы это? – молнией мелькнула тревожная мысль (слышала, что это не очень хорошая примета). – Ведь Лене уже немножко осталось».
Телефонный звонок был пронзительно-резким. Трубку взял Толя. Мать услышала его сдавленное «что?!», но не успела ничего сказать, как у аппарата уже стоял муж:
- Что-о-о?
- Да что с вами, – хотела было рассердиться, однако муж, посеревший на глазах, передал ей трубку.
Услышала знакомый голос:
- Это командир полка...
- Слышу-слышу, спасибо, что не забываете!
- Ефросинья Петровна, 27 августа при выполнении боевого задания ваш сын Леонид Белицкий погиб...
От нечеловеческого крика задрожали в окнах стекла. Встрепенулся и оцепенел двор. Все, кто был дома, сбежались соседи. С этой секунды жизнь матери разделилась на две неравные части – до и после.
ДО...
Роды были трудными. Но это, пожалуй, первая и последняя трудность, с которой Ефросинья Петровна столкнулась, воспитывая старшего сына. Был он как маленькое солнышко и для родных, и даже совсем чужих людей. Ласковый, улыбчивый.
Его любили всюду. В ведомственном детском саду заведующая пошла на нарушение, оставив Леню у себя в то время, как все остальные «городские» дети были отчислены.
Уважали в школе. Вот что написано в характеристике – сплошь положительной: «Все годы успевал на 4 и 5... Поведение отличное... Хорошо воспитан. Вежлив, тактичен, общителен, самостоятелен... Любит спорт, окончил музыкальную школу...»
А память матери хранила детали. Вот она, никогда не изучавшая иностранный язык, по просьбе сына проверяет у него французский. Вот Леня впервые взял в руки баян. Вот ахает знакомая:
- Какая у тебя чистота, хотя в доме одни мальцы!
Вот говорит свекровь:
- Быть Лене военным, помянете мое мое слово. Порядок любит, дисциплину.
Но особенно хочется сказать о другом – о материнском счастье Ефросиньи Петровны, которое она пила полной чашей, хотя так и не успела допить до дна.
Приятельницы по-доброму дивились их нежности друг к другу. Леня всегда подбегал к матери, где и с кем бы ее ни встретил, – обнимал, целовал со словами: «Ну как дела?». Ни разу не постеснялся.
А когда уехал поступать в Сызраньское высшее авиационное училище, дошло до курьеза. Родители не могли дождаться весточки, и вдруг – «Получите бандероль». Распаковывали, а там ... дефицит, две бутылки лака для волос и записка: «Это для мамы. Купил в военном городке». По этому поводу над ней на работе еще долго подтрунивали.
А от Лени, уже курсанта, летело очередное письмо: «Мама, здесь есть очень красивое платье на тебя. 57 рублей. Но у меня не хватает денег...»
Это правда, что материнское сердце вещун. Еще когда Ефросинья Петровна узнала о направлении из военкомата в военное училище, причитала:
- Ай, сынок, ай, не надо!
Ее поддерживала вся родня, и однажды Леня не выдержал:
- Я могу, мама, послушаться. Но все равно когда-нибудь военным стану.
Тогда она и сказала близким устало:
- Не будем его больше мучить, пусть идет, куда хочет.
Как награда, летели из Сызрани в Витебск листочки, исписанные аккуратным почерком: «Сдал уже четыре зачета, вчера - самый «страшный», по авиаоборудованию. Могу похвалиться, что сдал очень хорошо. Каждый день у нас подготовка в тренажерном классе на вертолетах. Все нормально. Не волнуйся...»
А потом пришло письмо-признание, которое она берегла пуще глаза: «Теперь мне ясно, почему ты меня и ругала иногда, и даже гоняла по-матерински. Раньше я не совсем осознавал то, что ты говорила или советовала. Сейчас многое понял – что значит мать, чего она желает своим детям.
Помнишь, ты мне рассказывала про одну вашу работницу, которая читала вам письмо от сына из армии, где он благодарил мать за воспитание. Сейчас я полностью поддерживаю того парня. И сам скажу тебе, мама, что ты много сделала для меня. Я тебя все больше люблю и прошу у тебя прощения, если что-то не так делал или причинял тебе волнения, или чем-нибудь тебя обидел...».
После окончания училища Леониду предоставили право выбора. Он отказался от «теплого» места. Выбрал Кобрин, где располагалась авиационная часть, со словами:
- Хочу летать!
В 26 лет стал замполитом эскадрильи – в капитанском звании был на должности майора. Он и по жизни шел через ступень – быстро женился, и в 22 года у них с Наташей была уже крошка Катенька.
5 сентября 1983 года эскадрилья вылетала в Афганистан. И, конечно, Ефросинья Петровна не могла не приехать на прощальный вечер. В общем кругу с Лениными друзьями еще держалась, но время от времени, уходя на кухню, давала волю слезам.
А письма от сына приходили бодрые: «Организовал для ребят баньку... Все хорошо... Вернемся, вы закажИте для нас ресторан и сшейте новые платья...».
Намного позже невестка расскажет свекрови странный случай, произошедший с ней в тот самый день 5 сентября. Они с соседкой, тоже женой летчика, вернулись с аэродрома. Расположились в кухне, чтобы попить чаю, как вдруг под Наташей буквально рассыпалась еще минуту назад крепкая табуретка.
...ПОСЛЕ
Сколько раз мать буквально уносили с кладбища, сколько раз хотела умереть на могиле! Как выдержала? Но мой вопрос, который задала во время интервью, Ефросинья Петровна ответила с грустью и словно не о себе:
- Мать все выдержит.
За годы, что прошли с того черного августовского дня, боль как будто притупилась. И Ефросинья Петровна уже без слез могла слушать кассету с голосом сына, и его баян по-прежнему узнавала среди других. Она специально ходила на улицу имени своего старшенького, встречалась со школьниками. Всегда была первой гостьей в музее воинов-интернационалистов.
Была в Минске на открытии монумента погибшим афганцам. Именно ей была оказана честь представлять родную область на скорбной церемонии. Возложив цветы, Ефросинья Петровна поставила свечу и перед именем собственного сына. И на какой-то миг представила себе утро 27 августа 84-го...
Ее мальчик, уставший после трех вылетов для высадки десанта в душманском логове, опять готовится к полету. Вместе с другим летчиком, земляком, Олегом Тувальским. В их судьбах было так много общего. Они и погибли оба во время четвертого за то утро вылета своего «Ми-8», и похоронены в одном цинковом гробу.
Все десять лет, что Леня учился в школе, Ефросинья Петровна была членом родительского комитета. Все долгие годы, что жила без него, она тоже была в гуще общественной жизни. Благодаря сыну. И его принципы для матери оставались превыше всего.
Еще 2 августа 1984 года в газетах появилась информация о том, что Леонид Белицкий представлен к званию Героя Советского Союза. Однако посмертно ему был присужден только орден Ленина. Мать за наградой не поехала. Ее Леня говаривал:
- На славу мы не жадные. Истина дорога, а славой сочтемся.
...Кто сказал, что сыновья уходят навсегда? Он всегда был рядом. Смотрел на родителей с высоты огромного портрета в самой большой комнате квартиры, и в сердце матери звучали строки из давнего курсантского письма: «Я очень соскучился. Хочу сейчас перед сном прийти к вам в кровать, полежать с вами, пожалеться. Но...»
ххх
Ефросинья Петровна прожила без сына долгую жизнь. Но не было дня, чтобы о нем не вспомнила. Я это знаю, потому что после моего очерка о ней мы дружили более двадцати лет. Перед смертью, как рассказывал младший сын, вдруг просветлела лицом и тихо промолвила:
- Скоро я буду со своим Ленечкой. Жди, сынок...
Благодарю за вашу реакцию на статью.