17 августа - день рождения великого русского композитора Валерия Александровича Гаврилина.
Гаврилин явился на свет в Вологде в 1939 году.
Судьба распорядилась так, чтобы не оставить документов о расположении на тот день и час родильного дома; летом того года учреждение переезжало с улицы Героев Арктики на улицу Свешниковскую, теперь это улицы имени Мальцева, имени Пирогова.
Деревянный двухэтажный дом на улице Мальцева, номер 7, затем занимала санитарно-эпидемиологическая станция, вслед за нею располагались мастерские художников, стоял он за ветхим покосившимся забором рядом с розово-пряничным домом, в котором жил в последние годы знаменитый писатель Василий Иванович Белов, а до Белова квартиру занимал вологодский Медичи, первый секретарь обкома КПСС Анатолий Семёнович Дрыгин.
Белову было хорошо, пиши про Гаврилина да в окно посматривай на двор. А мне четыре квартала надо пробежать, чтобы глянуть, жив ли тот ветхий дом; судьба подобных строений-деревяшек такова, что вечером любуешься живописной стариной, утром видишь дымящиеся руины; пока не расчистят площадку под новое строительство, чёрные обгорелые брёвна именуют не иначе как «Барак Обама»… Это теперь - бежать посмотреть, а тогда - недолгое время - мы с Василием Ивановичем переговаривались по телефону по нескольку раз в день...
На обложке публикации фото: Вологда, начало улицы Мира.
В розовом двухэтажном здании была школа, в которой Гаврилин учился в старших классах, приходя сюда из детского дома, с окраины города, с улицы Гагарина (нынешнее название).
Бульвар длинный, на весь квартал, здесь и можно установить памятник славному уроженцу города, Гаврилину...
…В нашем доме на улице Челюскинцев жила аккуратная скромная старушка, на ту пору восьмидесяти лет, в своё время бухгалтер облисполкома Елизавета Васильевна Лукичева, к ней привозила финансовые отчёты директор дошкольного детского дома в Воздвиженье (ныне Вологодский район), мать будущего композитора Клавдия Михайловна Гаврилина.
Это открылось для меня случайно.
Лукичева зашла в нашу квартиру из любопытства, отчего, сидя на лавочке у соседнего подъезда, уже год не видит меня: «Помер, что ли?»
Лето, жара, дверь открыта.
Я стоял на кухонном столике и эмульсионкой красил потолок!
Время было обеденное, обрадовался гостье, попросил принести из соседнего магазина хлеба и ряженки.
Проговорился, что докрашу потолок и продолжу щёлкать на электрической машинке книгу про композитора Гаврилина. Ещё скажи бы точнее, что помогаю Белову писать его книгу. На самом деле я отговаривал его бросить непосильную для него затею, писал для него комментарии. Говорить о том было ни-ни, намерения Василия Ивановича распространялись на книгу в серии «Жизнь замечательных людей»…
Думал, старушка ничего не поймёт, не обратит внимания.
«Книгу - про Валерку, что ли?»
Я спрыгнул со стола! "А ты говоришь!" - добавлял в таких случаях Белов... Дальше – больше. Выяснилось, что подружка Лукичевой живёт рядом с музыкальным училищем на улице Горького и навечеру приедет на Пятом троллейбусе в гости, бывает почти каждый день…
То была Елена Васильевна Копышева, бывший инспектор областного отдела народного образования. В своё время она трепала за волосы и Гаврилина, и Рубцова, приговаривая: "Молодец, хороший мальчик!" Разница в возрасте у них составляла три года, жили в разных детских домах, друг про друга сочинители ещё не слыхали...
Пропускаю, сколько и каких бумаг подружки нашли в архивах, сколько чего порассказали…
Всё то, копируя документы, приводя с видеоплёнок прямую речь многих других современников, я расписал-разукрасил в своих книгах: "Валерий Гаврилин. Воспоминания современников" (Череповец, "Метранпаж", 2001), «Валерий Гаврилин в череде великих русских композиторов» (Вологда, "Арника", 2018 и 2021 годы), «Сухая гроза. Заметки о творчестве Василия Белова и Валерия Гаврилина» (Вологда, «Арника, 2022), «Добавленное время» (Вологда, «Родники», 2023).
В компьютере хранится письмо Гаврилина к Копышевой, в котором по просьбе Елены Васильевны композитор перечислил основные свои (на ту пору) опусы, помогая адресату опереться на факты в беседах хоть со школьниками, хоть и с более солидными интервьюерами.
Взаимоотношения Белова и Гаврилина до самой кончины композитора были вполне дружескими, но – вот заковыка! – в своём повествовании «Голос, рождённый под Вологдой» (журнал «Наш современник», 2004) писатель бросил поводья, притом самые зловредные моменты поручил изложить музыкально грамотному соавтору, московскому композитору Антону Олеговичу Вискову. Висков принял техническое задание работодателя, исполнил его так, как требовалось. Белов давал мне читать первоначальный текст Вискова, когда тот ещё не осмыслил задачи, слова брал всё духоподъёмные, основательные, убедительные.
Вскоре я написал полсотни страниц категорических возражений и обоснованных поправок к тексту Белова (столько же страниц заняла потом, через два года, и его журнальная публикация), Василий Иванович обозвал их "блохами", и, с каждым разговором всё более разочаровываясь, я бросил дружбу с ним, потому не знаю, как переубеждал Белов московского соавтора, Вискова, что для журнала задуман не гимн ушедшему в мир иной вчерашнему беловскому товарищу, Гаврилину, а нечто совершенно противоположное…
«Честно скажу, что некоторые письма Вискова кидали меня то в жар, то в холод», – написал Белов в журнале.
Действительно, журнальный текст обидно поражает: ставя цель – иной не могло и быть – возвеличить ушедшего товарища, Белов и Висков писали так, словно за какую-то роковую провинность старались опорочить его... Попутно – и Советскую власть…
Из писем А. Вискова к В. Белову:
«...Во всех его сочинениях мы слышим голос русской послевоенной деревни. И это единственный в мировой музыкальной культуре пример столь высокого уровня художественного обобщения той исторической среды, поразительный памятник эпохи.
(В таком духе продолжался поначалу и весь текст А. Вискова... - А.А.)
Однако с точки зрения технологии его произведения не подымаются (за редким исключением) над уровнем гениального мастера-самоучки, пребывая в одном ряду таких явлений, как, например, народная живопись, народная архитектура (с её общемировыми шедеврами). В большой степени произведения Гаврилина – это картины кузнеца Вакулы.
<…> сколько бы ценители и поклонники русского искусства ни пытались превознести Гаврилина на уровень классической русской музыки, у их противников всегда найдётся большое количество аргументов (увы, объективных) в обратном. <…>
недоработка также присуща многим его произведениям, где, после открытия оригинальнейшего, драгоценнейшего материала, композитору не хватает чисто ремесленного мастерства, чтобы отделать детали, «дотянуть» произведение до классической планки (как, например, в «Скоморохах»). (Я не знаю, может быть, учили его не слишком качественно, а может, он сам растерял всё по дороге.)
Удивляет и то, что композитор крайне редко обращается к русской классической поэзии, да и к подлинно фольклорной отдавая предпочтение либо весьма посредственным виршам, либо обыкновенной тарабарской бессмыслице, попахивающей какой-то идиотичностыо <…>
И, уж конечно, предельной по степени выражения, почти натуралистической была песня «Простите меня», в общем-то и не песня вовсе, а скорее предсмертный крик, не музыкальная вещь, а записанная нотами интонация вопля, причитания, в поражающей банальностью и пошлостью обработке, жуткий звуковой документ расставания человека с миром, притом, как часто водится у Гаврилина (особенно в конце пути, в «Перезвонах»), всё это пропущено сквозь пьяную слезу.
Те, кто видели композитора на последнем авторском концерте в зале Капеллы в Питере во время исполнения этого шедевра, сразу могли бы понять, почему многие считают его символом конца, распада и разложения русской культуры».
А. Висков - В. Белову. «Наш современник», № 9, 2004.
«Мне кажется, в этих острых суждениях Вискова о Гаврилине много справедливого», – так осторожно заключил Белов нелепые, хамоватые измышления московского соавтора; опровергать их тут не время и не место, за такие рассуждения (говоря словами И. Бунина) соавторам надо "язык на пяло вытянуть"...
Романс «Простите меня» (стихи Александра Моисеевича Лившица (Володина) в упомянутом концерте пела Народная артистка СССР Ирина Богачёва; кадры, как реагировал Гаврилин, потрясают глубиной, искренностью чувств. («Синее море, белый пароход». ГТРК Санкт-Петербург, 2009).
По свидетельству Александра Аркадьевича Белинского, старенький пьяница Володин плакал, когда Гаврилин исполнил перед ним романс на его стихи, довольно слабые, наполненные самоиронией, предназначенные для слабенького телефильма "Графоман". Белинский заподозрил неладное, оснастил фильм музыкой матёрого волка Владимира Дашкевича; не помогло...
"...надо пить красиво. Вот Александр Моисеевич Володин пил великолепно. Был случай, когда на его 80-летний юбилей [Олег Валерьянович] Басилашвили шутя подарил ему маленькую. Володин тут же выпил её из горлышка на сцене (кого стесняться, все свои - А.А.) под дикую овацию зала».
Валерий Попов – Екатерина Варкан. «Огонёк», 2003.<…>
В день празднования 100-летия МХАТа для меня было мучительным, когда на сцене (пир победителей... – А.А.) приглашённые пили водку. И среди них, между прочим, были и мы с Володиным».
Сергей Юрский. «Октябрь». №1, 1999.
Известного драматурга Володина, пившего помаленьку ежедневно, назвать "символом конца, распада и разложения русской культуры" никому не приходило в голову, наоборот, титул "совесть нации", свободный после ухода академиков Сахарова и Лихачёва (оба, как выражался Белов, "с проредью"), назначили подержать у себя Володину. Явно не русский, а еврей, попробуй тронь его! Сыновья в Америке, старику восьмидесяти лет позволено очень немногое свыше ста граммов, пусть поиграет с титулом...
...Давно ли, с первых дней знакомства, с 1970-х годов, Белов величал Гаврилина «первым композитором России»?
Ни одного поэтического опуса Белова не омузычил, не озолотил земляка Гаврилин, потому «кажется справедливым» считать его «символом конца, распада и разложения русской культуры»; ушедшему товарищу со дня концерта оставалось жить полгода...
Такие прохладные к Гаврилину настроения преобладают и в вологодских кругах богемы и властей предержащих.
Чем ещё можно объяснить факт, что памятник Белову стоит в центре Вологды, а памятника Гаврилину в городе нет?
Выражаясь грубо житейски, Гаврилин шёл впереди на десять-пятнадцать лет: и Государственную премию РСФСР получил гораздо раньше Белова, в 1967 году, и умер раньше, в 1999 году…
Возразят ради юмора: Государственную премию СССР Белов получил в 1982 году, а Гаврилин лишь в 1985 году…
И областная филармония носит имя Гаврилина, есть и улица Гаврилина – в деревне, примыкающей к южной окраине Вологды… Что ещё надо? - скажут... Всё это – первые шаги к установке в Вологде памятника великому русскому композитору…
Мы с приятелем, которому слон на ухо наступал не однажды, шли по улице Мира, я с азартом рассказывал о перипетиях судьбы Гаврилина.
Слушатель внимал рассеянно, с иронией, мол, чего он не слыхал, того и не существует в природе.
Над головами затрещал под ветром, вспыхнул цветастый рекламный щит: "Музыкальный фестиваль посвящается памяти великого композитора..." "Смотри-ка ты, действительно - великий!" - воскликнул собеседник.
Памятника-то нет...
На церемонии открытия памятника Василию Ивановичу Белову мне присутствовать не довелось по причинам, как говорится, от редакции независящим.
Смотрю в интернете видео: всё знакомые лица. И музыка, чуть слышно... Что же это знакомое? А-а! Большой вальс из телефильма "Анюта", музыка Валерия Александровича Гаврилина... Опять два друга рядом, теперь их никто не перессорит...
...Когда в Вологде станут открывать памятник Гаврилину, непременно вспомнят и слова Белова:
"В своё время, предваряя публикацию о первой посмертной гаврилинской книге, я писал так:
"...Его сердце остановилось в январе 1999 года... Мы не осознали ещё, кого потеряла вологодская земля, да и вся Россия в ту зиму". (В. Белов. "Наш современник", № 9, 2004).
