— Мамочка, не надо, пожалуйста! — Вера лежала на полу, подогнув ноги и закрыв голову руками, пока мать хлестала её отцовским ремнём с пряжкой. — Я больше не буду! Пожалуйста!
Но маму было не остановить, Вера знала. В моменты ярости у мамы становился безумный взгляд, рот перекашивало и, казалось, она совсем не понимает, что творит. Оставалось только терпеть, не пытаться сбежать, чтобы не раздражать ещё больше, и прикрывать лицо, чтобы потом не получить еще и за то, что в школе сделают замечание.
Спину жгло от тяжелой пряжки — единственное отцовское наследство служило маме верой и правдой. Ремень со свистом рассекал воздух, предвещая новую боль, а слезы стекали на пол, размазываясь по полусгнившим доскам.
— Только попробуй! Ещё хоть раз! — в перерывах между ударами кричала мама.
Следующим взмахом она попала по собственной ладони и выронила ремень. Вера тихонько скульнула — наказание закончено, теперь подождать, пока мама уйдет на кухню, и уползти в свою комнату, забраться на кровать и постараться не шуметь до утра.
Вера не понимала, что делает не так. Мама каждый раз находила повод для наказания. Двойка по русскому, плохо вымытый пол, не тот купленный хлеб — даже если она сама просила взять именно такой, но пока Вера ходила в магазин, она уже передумала. Казалось, причина не имела значения, важным было только наказание.
Когда мама только кричала на неё, это был хороший день. Крики можно было вынести, хоть мать и называла её уродкой, толстухой, тупицей и безруким наказанием. Вера с этим свыклась. Она считала, что так и есть — если бы не она, отец бы не ушел от мамы, или мама смогла бы снова выйти замуж, смогла бы красиво одеваться, уехать куда-нибудь, жить своей жизнью, когда ей не мешает лишний рот.
Вера очень старалась не напрягать мать, с шести лет вся уборка и дела по дому были на ней, пусть она и справлялась неважно, за что получала, но маме не приходилось больше за ней следить. Не нужно было думать, чем кормить Веру, она могла уходить гулять по ночам, могла приводить мужчин. Вера молчала, закрывала уши и пряталась под одеялом, чтобы не слышать мамины стоны в чужих руках.
Когда появилась возможность, Вера устроилась на подработку и все деньги честно отдавала матери, считая, что обязана вернуть все, что мама на нее потратила.
— Молодость мою и жизнь ты не вернешь! — кричала мама, забирая деньги. — Всё из-за тебя, всё!
Вера не знала, что это за "всё", а спрашивать боялась. Как-то она спросила, зачем мама её родила, на что получила ответ:
— Потому что ты мой ребёнок.
Вера долго размышляла над этим, и решила, что это означает, что мама её любит. Ведь своих детей мамы любят? Во всех книжках так написано. И у детей в школе, Вера видела, мамы их любят. Модет, её мама просто не умеет любить как другие?
Она как-то попробовала приластиться к маме, обнять, думала, научит её любви, но мама отшвырнула её, с яростью прошипела чтобы она больше никогда не смела к ней прикасаться. И Вера не стала.
Закончив девятый класс, она поступила в техникум. Ей предложили общежитие, но мама, к удивлению Веры, оказалась против. Она закатила истерику, что не для того её рожала, чтобы дочь потом от неё ушла.
— И думать не смей про общагу! — залепив Вере пощечину, резюмировала она.
А Вера даже обрадовалась — всё-таки она маме нужна. Всё-таки мама её любит.
После того, как Вера стала хорошо зарабатывать, мама перестала её бить. Остались только упреки, крики, и претензии. Но с этим можно было жить. А потом мама встретила нового мужа.
Однажды Вера вернулась домой и увидела свои вещи перед дверью на лестничной площадке. Ключ не подошел. Мама из-за двери крикнула, что у нее теперь своя жизнь и Вере в ней места нет.
Усевшись прямо на пол, Вера закрыла лицо руками и заплакала. Не то от горечи, не то от облегчения. Вчера она отдала маме всю получку и теперь в её кармане были деньги только на проезд. У неё не было жилья, не было друзей, не было знакомых.
Ту ночь она провела на скамейке вокзала, делая вид, что ожидает поезд, и каждый раз дергаясь, когда видела охранника — ей казалось, что её сейчас выгонят.
Коллега по работе предложила ей комнату и Вера с благодарностью согласилась — заплатить можно было с зарплаты. Впервые в жизни она осталась одна, без маминого контроля, и ей было очень страшно.
Со временем она привыкла к одиночеству, ей даже понравилось спокойствие, хоть иногда она и вздрагивала по ночам, когда ей снилась мама с тем самым ремнём. Ей постоянно казалось, что она поступает плохо, когда покупает себе какую-то вещь, когда перестает думать о матери, когда улыбается просто так. Постепенно её немного отпустило, и жизнь оказалась не такой мрачной, как представлялась прежде. Хотя заводить отношения Вера все еще не решалась. Мамин голос прочно поселился в голове:
— Кому ты кроме меня нужна, страхолюдина? Посмотри на себя в зеркало!
И Вера отвергала очередное предложение сходить на свидание. Смотрела на себя в зеркало и плакала — никто не полюбит такую. Никто.
Она научилась жить одна. Научилась радоваться, научилась не бояться, и начала понимать, что её мама была монстром. Только всё чпще ей хотелось снова увидеть её. Вера не понимала, зачем. Модет, услышать, что она молодец? Добилась хорошей работы, квартиры. Хоть раз услышать от мамы что-то доброе? Или высказать ей все, что копила эти долгие семь лет разлуки? Все, что она поняла за это время?
Мама будто услышала. Однажды она позвонила и пригласила в гости. Вера не знала, где мать раздобыла ее номер, но оолос у нее был такой ласковый, что в душе зародилась надежда.
Накупив целую гору гостинцев и подарков, Вера поехала к маме. И узнала, что теперь у неё есть сводный брат.
Ванечка сидел за кухонным столом, размазывая кашу по тарелке, а мама хлопотала вокруг, улыбалась, целовала его и кормила с ложечки, даже не думая, что в шесть лет ребенок может делать это сам.
Что-то в груди у Веры неприятно кольнуло. Видеть мать такой было непривычно, в голове всплывало ее разъяренное лицо, рука, замахивающаяся ремнем, когда в свои шесть лет Вера не удержала и уронила тяжелый графин с водой. Но она честно порадовалась за братца. Ей подумалось, что модет мама, наконец, научилась любить. И теперь сможет дать любви и Вере?
Она улыбнулась и подошла к маме, раскрыв руки для объятий.
Только что мама ласково улыбалась Ванечке, лопоча что-то вроде: "мой же ты зайка", а в следующий миг, увидев Веру рядом, лицо её переменилось, брезгливо поморщившись, она отшатнулась от Веры.
— Чего тебе надо? — грубо спросила она.
А Вера застыла с нелепо вытянутыми руками.
"Полюби меня тоже, мама, подалуйста!" — говорила она в своих мыслях, но вслух ничего не ответила.
— За стол давай, руки вымой, — строго сказала мама, и отвернулась к Ванечке. На ее лице снова заиграла улыбка. Вера поняла, что для неё такой мама никогда не будет. Но зачем же она её позвала?
— Ванечке в сентябре в школу, а Петя недостаточно зарабатывает для частной. Не могу я его в обычную школу отдать, к гопникам этим, — начала ммама, даже не поинтересовавшись, как дела у Веры, как она жила все эти годы. — Вот я и подумала, у него же сестра есть, должна помочь. Ты одна живешь, работа хорошая... Да-да, я у Клары узнала, не смотри так... Вот и поможешь, там сумма большая, но половину мы сами будем оплачивать.
Вера не верила своим ушам. Наконец-то что-то внутри неё сломалось, что-то, что держало её на привязи к матери.
— Почему ты думаешь, что я соглашусь?
Мама бросила на неё презрительный взгляд.
— Потому что я тебя кормила, растила, одевала. Жизнь свою сломала по твоей милости. Ты мне должна. Пожила для себя, и хватит.
Вера встала из-за стола. Внутри собрался ком, боли, гнева, обиды. Ей казалось, что сейчас он вырвется наружу и раздавит маму как многотонная гиря. Но она не смогла даже закричать. Просто помотала головой и вышла, позволив себе только хлопнуть дверью больше нужного.
— А ну вернись! — требовательный голос мамы догнал её на лестнице. — Неблагодарная! Так я и знала, что толку из тебя не будет!
Вера спускалась, вытирая слезы, льющиеся из глаз. И улыбалась. Теперь она по-настоящему свободна. Теперь сможет научиться любить. И мама ей для этого не нужна.