Адам походит ко мне. У него на руках перчатки. У них у всех. Я понимаю, что, похоже, это часть их униформы. По крайней мере, у тех солдат, что окружали меня. Сейчас все остальные ушли, мы остались вдвоем.
- Идем.
Он тянет ко мне руку, пытается дотянуться, но я не позволяю ему этого.
- Возьми меня за руку.
- Я никогда... Никогда... - Говорю я. Мне хочется, чтобы земля разошлась и поглотила меня. Я монстр, и теперь он знает, хоть и не все.
Я двигаюсь вперед, и он следует моему темпу. Я чувствую, как он пытается прикоснуться ко мне, я хочу избежать этого. Я хочу, чтобы он ко мне прикоснулся. Его рука безжалостна. Она лежит там же, где совсем недавно лежала рука Уорнера. Но сейчас я чувствую, как жар разливается по моим венам, купает меня в красных волнах эмоций.
Мы так долго идем, что мне кажется, будто мы никогда не выберемся из этой тьмы. Но потом я слышу, как он шепчет мне.
- Мы собираемся выйти наружу. Я просто подумал, что тебе следует знать.
И я задыхаюсь. Я не выходила на улицу почти год. Я начинаю идти быстрее, почти бежать. Я не уверена, стоит ли мне идти вперед или развернуться назад. Я не знаю, смогу ли справиться со всем этим. Мне хочется, чтобы Адам снова обнял меня, поддержал, дал утешение и комфорт, но я знаю, что он не должен этого делать. И мое сердце плачет и кричит от боли.
Адам обгоняет меня, а потом открывает дверь. Яркий свет хлещет меня по лицу. Воздух сражает на повал. Я выхожу и останавливаюсь, пытаясь надышаться. Слезы стоят в глазах, которые щиплют от непривычных ощущений. Я словно заново родилась. Я пытаюсь схватить воздух в кулак, я с наслаждением ощущаю, как ветер ласкает мою сухую, потрескавшуюся кожу пальцев.
Я позволяю себе почувствовать ощущение рая и блаженства, хотя бы на несколько мгновений.
Я внезапно хочу жить.
Адам достаточно щедр, он не торопит меня, и я вдруг чувствую себя совершенно свободной, как та птица, которую я так ждала. Мне кажется, что сейчас я раскину руки, что за моей спиной вырастут крылья, и я улечу отсюда туда, куда захочу. Никто не сможет остановить меня или посадить обратно в клетку. Я буду парить над землей, насмехаясь над всеми, кто остался внизу. Над теми, кто еще совсем недавно смеялся надо мной.
Мои глаза закрыты, и я замечаю его руку, только когда она касается меня.
- Это довольно интенсивно, верно?
Я смотрю на него. Его глаза. Они такие красивые, как море, в котором можно утонуть.
- Нет необходимости дотрагиваться до меня.
- Я должен сопровождать тебя.
- Для этого можно использовать слова.
Я поражаюсь обиде в своем голосе. Какое право я вообще имею на такие эмоции? Ядовитое насекомое не ждет, что его будут радостно приветствовать. Оно ждет удара тапка, который прекратит его жалкое существование.
- Тогда следуй за мной. - Говорит он и движется вперед.
Мы не одни. Здесь есть и другие солдаты. Каждый занят делом, никто не бродит бесцельно. Они бросают на нас равнодушные взгляды. Я вижу брезгливость на лицах некоторых из них. Мне без разницы, что они думают обо мне. Я не выбирала это, со мной это сделали. И они, они часть этой системы, они выполняют эти приказы, превращающие людей в полуживотных.
Адам часть этой системы, но у меня нет никакого права злиться на него.
Я смотрю по сторонам, впитываю в себя вид разрушенных пейзажей, которые каким-то образом все же завораживают меня. Своим масштабом и разнообразием форм и оттенков, в сравнении с серыми бетонными стенами камеры. Мои мысли уносят меня далеко, и я не сразу замечаю, что Адам останавливается. Я смотрю вперед и вижу бронированную машину. Огромную, высокую, пугающую своими размерами. Вместо колес у нее гусеницы. Никаких опознавательных знаков. Цвет пожухлой травы делает ее почти незаметной на фоне мертвой природы.
Адам помогает мне забраться в нее, помогает сесть на сиденье. Все кажется таким странным, непривычным. Я чувствую восторг. Я не должна, но я ничего не могу с собой поделать. После стольких дней, проведенных наедине с собой, последние события — это настоящее приключение. И я чувствую ажиотаж. Это странно, честно говоря. Я никогда не думала, что во мне это есть. Может потому, что все серьезные изменения в моей жизни, вроде переездов и длительных поездок, были связаны с чем-то грустным и печальным. Это было из-за меня. И это было не добровольно, а вынужденно. Мне четко давали понять, что я порчу жизни и разрушаю счастье. Неважно, ехали ли мы в другой город, чтобы найти новое место жительство, или меня везли в больницу, суд, тюрьму, все, что я могла чувствовать тогда – это чувство вины.
Но сейчас все по-другому. Я не ощущаю прямой опасности, я не совершила что-то ужасное прямо сейчас, за что меня ждет наказание и, что самое необычное, никто меня ни в чем не обвиняет. Это ново, и мое подсознание спешит воспользоваться этой редкой возможностью, передышкой, пока не стало слишком поздно, и мир снова не погряз в мрачной бездне моей привычной реальности.
И я чувствую зарождающуюся во мне предательскую тень благодарности к тому, кто позволил мне выйти из лечебницы. Я даже не уверена, кто именно это был. Кто отдал приказ, кто подписал разрешение. Был ли это Уорнер или кто-то еще. Или это были сразу несколько человек. Сейчас мне важна не персона, а абстрактная форма, совершившая определенное действие. Это лишь об этом и только лишь сейчас, на долю секунды.
Несколько минут мы едем в тишине. Адам смотрит только прямо перед собой, и я его понимаю. Я помню его, но он, очевидно, не помнит меня. Может это и к лучшему. И он такая же часть этой системы, как и все остальные. Не знаю, почему подсознательно я все еще пыталась поверить, что ему не все равно. Пока мы были в лечебнице он казался мне таким понимающим. Но мне пора признать, что он просто играл свою роль.
И я смотрю в окно, с аппетитом человека, голодавшего месяцами, хватаю каждую деталь, чувствуя, как все внутри меня пылает восторгом. Глаза влажные от непролитых слез. Это почти наслаждение. Так близко к нему.
- Я...
Я резко поворачиваю голову, сомневаясь, показалось мне или Адам действительно начал говорить что-то. Он смотрит вниз, глотает, прочищает горло. И молчит.
Я моргаю несколько раз и смотрю на него, жду. Тишина. И я почти уверена, что мне показалось. Должно быть, мне просто очень хочется этого. Чтобы он сказал, что помнит меня, что не презирает. Так не бывает. Не в моей жизни.
- У меня был...
Нет, нет, это его голос. Это голос Адама. И это его губы шевелятся прямо сейчас, пытаясь донести до меня какую-то мысль.
- Что?
- У меня был план. Я уже почти решился, я… Я ненавижу это место. Я давно мечтаю сбежать отсюда. Очень давно. И я… я собирался предложить тебе бежать вместе со мной.
Мои глаза расширяются, и я не могу заставить их принять обычную форму. Рот открывается сам собой.
- Ты что?
- Не делай такое лицо, Джульетта. Я уверен, что ты думала о том же все это время в той камере.
Я сплю. Это глубокий, сладкий сон. На редкость, не кошмар, как это бывает обычно. Мне нравится это, ощущение нереальности много раз спасало меня от безумия. А может оно и означает безумие. Мне не у кого об это спросить. Мне некому доверять.
- Эти две недели… Они… - Говорит он. И я парю. Адам снится мне, это точно, и я позволяю себе быть другой Джульеттой. Той, которая смеет надеяться.
- Для меня тоже, - шепчу я, и он поджимает губы. Снова он долго молчит.
Какое-то странное тепло и уют заполняют кабину машины. Мне так легко, что я забываю про все, что было и что будет. В моей голове больше никаких мыслей. Только синие глаза Адама.
- Ничего не получится. - Вырывает он меня из моих фантазий. - Я надеялся воспользоваться любым шансом, надеялся, что он позволит мне сопровождать тебя...
Я ничего не понимаю. Разве это не то, что произошло в итоге? Я даже начинаю задаваться вопросом, не сделал ли Адам что-то, чтобы Уорнеру пришлось уйти. Ну конечно, он сделал, это был он… Я почти плачу от благодарности. Слезы начинают стекать по щекам.
- Я думал, что упустил этот шанс, но все сложилось так удачно…
Это был не он. Но он пытался, он хочет спасти меня. Он пытается и сейчас, понимаю я. Мы уедем из этого ужасного места, от этих ужасных людей, от Уорнера. Этого не может быть. Но я вдруг верю в крылья, и в небо, и в возможности, и в…
- Но это бесполезно. Мы не можем просто развернуться и вот так сбежать. Нас обнаружат. Догонят. Это все бесполезно, не имеет смысла. От них не убежишь. Они найдут нас повсюду. Я не знаю, Джульетта… Я даже не уверен, что нас не слушают прямо сейчас. Что, когда мы прибудем, нас не встретит рота с автоматами, что меня не расстреляют на месте.
Я судорожно сглатываю. Ужасные, кровавые картины в моей голове. Мир рушится, разваливается на куски вокруг меня, пока я сижу неподвижно. Розовые и желтые оттенки заменяются серыми, черными и мертвыми. Существуют ли мертвые оттенки? Может быть их и не было раньше, но в нашей нынешней реальности они определенно существуют. Наш мир соткан именно из них.
Моя голова сама поворачивается в сторону Адама. Я гадаю, что за человек сидит рядом со мной. И я не понимаю, зачем он дал мне надежду, только для того, чтобы тут же растоптать ее.
- Надежда есть всегда. - Говорю я скорее для себя, чем для него. Пытаюсь бороться за остатки той волшебной фантазии, которая баюкала меня эти несколько секунд чего-то самого близкого к счастью, что я когда-либо испытывала.
- Ты плохо их знаешь, плохо знаешь их мир. Ты либо играешь по их правилам, либо тебя уничтожают.
Это так сильно злит меня. Это рождает бунт в моей душе, в моем сердце. И я клянусь, что не сдамся, что буду бороться. У моего тела нет сил, но она есть где-то в глубине меня. Оказывается, это та.
Он больше не говорит. И я снова смотрю в окно. Долго-долго. Плакаты, обещающие светлое будущее. Призывы к равенству. К исцелению.
Мир, лишенный красок – это серый мир. Мир, лишенный желаний и потребностей – безрадостный мир. Мы живем в сером, безрадостном мире. Огонек внутри меня постепенно гаснет, оставляя после себя лишь холод, пепел и разочарование. Может Адам и прав. Может я слишком полна надежд, потому что мой мир сотрясся сегодня. Но это не значит, что что-то изменилось для всего остального мира. Пыль внутри меня взметнулась вверх от удара по моему запыленному сознанию, но как только она вновь осядет, я вспомню свое место. Бороться? Я слишком слаба для этого. Я даже едва передвигаю свое собственное тело. Я еле сдерживаю свое собственное сознание. Я живу в мечтаниях о птице, которая прилетит и спасет меня. Все это так далеко от реальности.
И я съеживаюсь на сиденье. Обхватываю себя руками. Первый восторг погас, когда Адам перекрыл кислород надежды, подпитывающий его. Никто не дал мне дополнительную одежду, и здесь так холодно. Я мечтаю о своем тонком одеяле, о своей жесткой кровати и скудной еде, которую получала почти каждый день. Там все было так просто и привычно. Рутина, которую повторяешь изо дня в день. Ожидание смерти. Но я могла существовать в своей зоне комфорта, наедине с собой. Реальный мир огромен, страшен. О какой надежде я говорю, когда меня хотят превратить в монстра?
Я уже монстр.
Адам? Да, возможно, он не мой враг, но он тот, кто будет следовать чужим приказам, потому что это единственное, что мы можем делать. Зло, совершенное по чьему-то требованию, не становится добром, оно становится предательством. И, кажется, он только что попытался оправдать себя за это. За то, что уже сделал, за то, что еще сделает. И он не новичок во всем этом. Он знает лучше.
Он и сам хотел этого, сбежать, не для меня, для себя. Если даже Адам говорит, что сбежать шанса нет… И я уверена, что он знает, о чем говорит. Он знает этот мир лучше меня, и если он так считает… Значит шанса и вправду нет. Нельзя летать, если тебе суждено ползать. И я отрезаю себе крылья, которые только стали проклевываться в районе моих лопаток. Я хочу назад. Я не хочу быть здесь. Никто не кормил меня, никто не дал мне одежду, несмотря на холод снаружи. Меня ударили. Мне угрожали. Мне не стоит ждать лучших условий. Вместо этого придет что-то более ужасное. Просто вместе с душем я еще буду заходить в пыточную, чтобы лишить жизни или здоровья нескольких человек по прихоти лощенного монстра. И меня трясет, но никто не тянется ко мне, чтобы утешить меня.
Он больше не говорит мне ни слова, пока мы не приезжаем. А ведь он еще даже не знает, что я из себя на самом деле представляю. Я чувствую, как внутри меня умирает надежда. Шанс на спасение, возможно единственный, промелькнул так рядом, в миллиметрах от меня. Но у меня нет шансов на спасение.
Адам выходит первым, помогает мне спуститься. Он старается не смотреть мне в глаза. И я не могу винить его в чем-либо. Он пытался, он хотел, но он ничего не мог поделать. И я готовлю себя встретить свою судьбу.
1 глава | предыдущая глава | следующая глава
Заметки к главе для тех, кто знаком с оригинальной серией книг (могут содержать спойлеры)
Я знаю, что в начале книги одной из интриг было предатель Адам или нет. Можно ли ему доверять. На этом строится целый сюжетный блок. Постепенное возрастание веры Джульетты, что, возможно, она не одна. Она все равно каждый раз цеплялась за Адама, хотя больше и не верила ему. Эта сюжетная линия не так уж и плоха, на самом деле.
Но мне хочется показать противоречивость натуры Адама. Лучше раскрыть его персонаж. Он хочет действовать, быть решительным и смелым. Но в конечном итоге он, при всей своей силе, из тех, кто выбирает зону комфорта и смирение. Ему сложно поверить в трудноосуществимый, почти нереальный план, и он не пытается даже пробовать. Я думаю, что про это шла речь, когда Джульета говорила про застойную воду. Но мне не хватило этого раскрытия в книге. Может, только мне. В любом случае я позволю себе несколько другую версию развития событий.
Я пропустила многие описания, которые есть в книге. Там и так все прекрасно описано, нет смысла повторять это снова, даже своими словами. Так что я решила больше сосредоточиться на сюжете.
В книге все время говорится про танки, но вместе с тем про двери, а не люк. Так что я взяла на себя смелость вместо этого писать про бронированную машину на гусеничном ходу.