Накануне Рождества Христова уважающие друг друга кумовья собрались за праздничным столом у кума Ефима. Кум Иван пришёл один, без жены. Жена у него замкнутая, неразговорчивая и в то же время довольно сварливая. Сам Иван, шестидесяти пяти лет – прямая противоположность своей супруги. Хвастливый весёлый балагур. Несмотря на возраст, одевался обыкновенно, по-деревенски. Чаще всего носил свитера, связанные женой. Сейчас за столом он сидел почти совсем седой, а в молодости был смуглым, черноволосым, но таким же, как и теперь, хвастливым, любящим что-нибудь приукрасить, а то и приврать.
Совершенно иной, чем кум Иван, кум Ефим. Больше молчал и любил слушать байки кума. Жена Ефима тоже не противница послушать кума Ивана. А он частенько заглядывал к ним на огонёк.
Разговоры вели разные. Будучи подшофе, переходили от одного к другому. Трудно было разобрать, где конец одного и начало другого. Жена Ефима, женщина лет шестидесяти, не могла всё время находиться за столом. То уходила по своим делам, то возвращалась к кумовьям, вслушиваясь, что «гнёт» теперь гость.
Ефим лет на семь старше Ивана, но физически выглядит лучше, моложе него…
– Вот чертовщина какая случается! – закончил кум Иван.
– Будя вам так языки чесать, – вмешалась в разговор хозяйка. – Всё черти да черти. И это перед праздником таким!
– Да, кум, – поддержал жену Ефим. – Хватит. Какие в наше время черти? Ты их видел?
– Чертей-то? Вот как тебя сейчас, – не раздумывая, ответил кум Иван. – Но в образе человеческом. Сатана да и только.
– Да ты что?! – удивился кум Ефим. – И когда видел?
– Зимой. Год назад. Где глиняные ямы.
– Брешешь, кум, – с усмешкой отрезал Ефим.
– Зачем мне тебе брехать? Не веришь? – не уступал Иван. – Так вот тебе крест святой! – Перекрестился и начал рассказывать
– Еду, значится, я из Шамякина. Смеркалось уже. Низом позёмка змейками тянется. Ветерок мне в спину. Колючий такой ветерок. До косточек пробирает, стервец. Слава Богу, туч не было. Чистое небо. Кобылка моя молодая тока рысцой бежит. Дорогу-то перемело всю. Лошадка и пропотела от натуги. И тут вижу, впереди человек по обочине идёт. Сторонится. Догоняю его. Пригляделся. Не нашенский, не здешний. «Здорово, – говорю ему. – Далеко путь держишь? А то садись, подвезу». А он, садясь ко мне, в ответ: «Иду от села до села. Где приютят добрые люди, там и заночую». У меня тут мыслишка в голове: «Беженец, наверное. Ныне много таких бродит…» Едем дальше. Я молчу, и он молчит. Оба будто воды во рты набрали. Пригляделся я попристальнее к нему. Нелюдимый какой-то. И вижу, дрожит он, что лист осины. Оказывается, в нём нечистая сила играла. Тут я и спрашиваю: «Замёрз ты?» – «Да, – говорит, – пробирает маленько. – И достаёт из карманов осеннего пальтишки бутылку водки и стакан. – Давай, – предлагает мне, – согреемся». И дёрнуло меня, дурака, согласиться.
– Ну и в результате, кум? – не вытерпел кум Ефим. – Где же Сатана? Разве настоящий человек похож на Сатану?
– А ты, Фимка, не перебивай! Слушай, – вновь вмешалась хозяйка. – Я сама в молодости видала чертей. У речного затона.
– Ха! Вы оба врать мастаки. Тебя бы с Иваном спаровать, так вы бы весь вечер байки травили без устали, – усмехнулся Ефим, закуривая.
– Э-эх, не веришь, кум. Весь чистый, как энтот атеист, – заворчал недовольный рассказчик, наливая себе водки.
– И что ж из этого?
– Не торопи, сейчас всё доскажу. Ты тока слушай и не перебивай. А ежели не веришь мне, так я не стану рассказывать далее. Понял?;– припугнул кума и плеснул ему в стакан водки.;– Давай для храбрости хряпнем по единой.
Выпили, закусили. Иван смахнул с губ и усов мокроту.
– Ну, слушай дальше… Подъезжаем мы к этим самым глиняным ямам, не доезжая до Садовой. И вроде бы деревня совсем близко, огоньки изб приближаются, а мне почему-то кажется, уж больно долго мы едем. И тут в башку стукнуло, а может, сам Господь подсказал, «Отче наш» прочитать. И оказался я вдруг не в санях, а в сугробе. Аж по пояс в снегу! Один-одинёшенек, да на крутом берегу, над самым обрывом. Ни кобылы моей рядом, ни саней, ни того человека. И тут в голову мысль пришла: «Сатана! Нечистая сила!» Дрожь по всему телу так и побежала. Под шапкой волоса дыбом. А в руках вместо стакана с водкой – мёрзлый катях лошадиный – в одной и пучок старой соломы – в другой. Но я ведь хорошо помню, выпивали же мы вместе. Я чуть в штаны не наложил от страху. Вскочил и по сугробищам рысью помчался на огоньки. Так до самой деревни и мчался без оглядки и по полю, и по сугробам. Аж запыхался весь. Прибёг домой, а кобыла моя как ни в чём не бывало у изгороди постаивает, не распряжённая ещё. Вот тут у меня не только дрожь, как в лихорадке, началась, а даже пот холодный прошиб. Я давай осенять себя крестным знамением да просить усердно: «Господи, прости меня, грешнаго!» Значит? На самом деле грешный я, кум, раз Сатане поддался… Но всё же немного погодя лошадь распряг, в сарай завёл её и давай барабанить в окно. А жена, чертовка, как назло не торопится отворять мне. Да ещё бранится, окаянная: «Ты что там, чёрт шалапутный, колотишь? Стёкла разобьёшь!» А я ору что было мочи: «Отворяй скорее, мать!» Залетаю в комнату как ошпаренный, рухнул на колени и давай поклоны бить и креститься. Нинка-то, жена моя, глазища вытаращила с испугу. Плюх рядом, лоб щупает мой: «Что с тобой, отец?!» – «Мать! – выкладываю ей. – Сатана меня чуть не погубил. Вроде и выпивали вместе в санях, а оказался я в глубоченном сугробе вместо саней. И около меня ни их, ни кобылки, ни того человека незнакомого». – «Какой такой Сатана?!» – таращится на меня Нинка, ничего не понимая. А по мне мурашки так и сыпятся, так и катятся. Кожа сделалась, как у гуся.
«Налей, – говорю жене, – хоть грамм сто пятьдесят для успокоения души! Успокоюсь, тогда всё и расскажу, как дело было. А щас не в состоянии. Дрожь окаянная забирает».
С испугу Нинка не пожадничала, налила стакашку. Шандарахнул я его враз, тут вроде бы и дрожь проходить начала. Пересказал Нинке всё по порядку, а она не верит мне. «Брешешь,;– говорит. – Нажрался самогонищу, оттого и померещилось тебе». – «Да ты что, мать?!» – убеждаю в правде рассказанного, сам на образа крещусь, крещусь, не переставая. Тут-то она и поверила наконец… Вместе решили: никому ни гу-гу об том случае с Сатаной. Люди ить разное могут подумать. Скажут, допился Ванька до белой горячки…
С той поры я, ежель когда где-то припозднюсь, энти глиняные ямы обхожу иль объезжаю за версту. Нехорошее это место. Вот вам, кум и кума, крест святой. Очень нехорошее!
Кума, повернувшись лицом к красному углу, что-то запричитала образам Божией Матери и Николая Чудотворца. Помолившись, сказала строго:
– Будет вам, мужики, трепать языками. Да ещё такое перед Рождеством Христовым.
Гость глянул на наручные часы, спохватился.
– Ох, засиделся я у вас, кумовья. Поздно уже. Ну, будьте здоровы. Пойду потихоньку…
Кум Иван, покачиваясь, брёл по пустынной деревенской улице. Лёгкий ветерок осыпал с деревьев бархатистый иней. Он радужно искрился под светом кое-где ещё горевших уличных фонарей.
Из подворотен на Ивана с лаем набрасывались собаки. «Чёрт бы вас, тва_рей окаянных, побрал!» – ругался он, позабыв обо всём…
...
Автор: Виктор Фоменков. Все произведения автора ЗДЕСЬ
https://proza.ru/avtor/gomzaki2020
Уважаемые читатели, если у Вас есть истории из жизни которые могли бы чему-то научить, предупредить, оградить от чего-либо, или просто вызвать добрую улыбку - присылайте на почту автора канала Николая Лакутина Lakutin200@mail.ru будем публиковать, делиться опытом, теплом, искренностью.
Наши каналы на Дзене:
От Сердца и Души. Онлайн театр https://dzen.ru/theatre
Николай Лакутин и компания https://dzen.ru/lakutin
Тёплые комментарии, лайки и подписки приветствуются, даже очень!!!
