Глава 37.
Зина оглянулась. Ну, конечно, это Васим, любитель сюрпризов.
- Зачем ты пошел встречать? Дождался бы дома, - Зина взяла бывшего мужа под руку, в которой он держал зонт. Здоровенный темный купол закрыл от нехотя моросящего дождя их обоих.
- Как видишь, не дождался. Хотелось поговорить с тобой без свидетелей. Ты прекрасно выглядишь, Зиночка. Только в тебе появилась какая-то жесткость. Если честно, я тебя боюсь.
- Не бойся, я тебя бить не буду, не стану и охмурять, и из семьи уводить не стану, в отличии от некоторых. Ты лучше скажи, каким ветром тебя занесло к нам всего через каких-то десять лет?
- Командировка в Москву посодействовала. Раньше не мог, прости.
- Не завидная у тебя участь, Васим. Любимую дочку не мог навестить столько времени. А теперь только расстроишь ее, будет тебя ждать и плакать ещё десять лет.
- Я теперь дорожку протоптал, буду часто приезжать, если примете. А ты, ждала меня?
- Ждала и сейчас жду того романтичного юношу, каким ты был.
- Какая тут романтика, Зина? Работа у меня совсем не романтичная.
- А кто ты, если не секрет?
- Не секрет. Я председатель ревизионной комиссии ЦК КПСС Таджикистана.
- Ничего себе! Да, романтики в этой должности мало! А где живёт семья председателя? Все там же или в городскую квартиру переехали?
- От квартиры я отказался. Никогда не понимал, что хорошего в квартире? Летом жарко, зимой холодно. Нет, теперь у меня двухэтажные хоромы на берегу Душанбинки, так положено по статусу. В них и живём: папа, я, жена, сын Рашид и дочка Гюзель. А в нашем доме живёт Амина с семьёй.
- А твоя мама?
- Нет больше мамы. Она долго лежала, а Есмин за ней ухаживала. Мама сиделок не признавала. Вот такая жизнь получилась, Зина. А ты всего добилась, к чему стремилась твоя душа?
- Как сказать? В школе полный порядок. Я свою работу люблю. На личную жизнь времени совсем не остаётся. Кручусь, как белка в колесе.
- Я всегда знал, что домохозяйкой быть не для тебя. Ты бы зачахла, сидя в четырех стенах. Да и я тоже. Мы с тобой одной породы, жалко, что не смогли быть вместе. И моя работа требует строгости и принципиальности. Пока справляюсь, меня, как ни странно, ценят, а некоторые даже боятся. Недавно была выездная комиссия в Куляб. Там постоянно зреют недовольства, интриги, ну и, конечно, хищения в крупных масштабах. Перерезали тормозной шланг у машины, на которой я ездил. Спасибо водителю, вовремя заметил. Думаю, что эти личности меня, в конце концов, достанут.
- Что ты такое говоришь, Васим? Неужели нельзя их поймать и наказать?
- Ох, Зиночка! Там такое змеиное гнездо! Ладно, не будем об этом. Вот полюбуюсь на Алию и назад поеду. Пусть она знает, что у нее есть отец.
- А мы как раз пришли, а твоя Алия вон в окошко выглядывает, рукой нам машет.
Они зашли в дом. Пахло пирогами, ещё чем-то вкусным и жареным. Алька подскочила к отцу, выхватила из его рук сложенный зонт, с которого ручьем текла вода, раскрыла его и поставила в угол на просушку. Потом взяла пальто, повесила на плечики сушиться и подала теплые тапочки, в которые Васим с наслаждением сунул озябшие ноги, скинув промокшие туфли. Дочка взяла его за руку, потащила в зал и усадила на диван рядом с дремавшим Мурзиком.
- Узнаешь зверя? - спросила Зина, поправляя волосы у зеркала в прихожей.
- Неужели тот самый Мурзик, которого мы нашли в кустах на берегу? Толстенный какой!
- Жизнь у него хорошая. Отчего солдат гладок? - Поел, да на бок! Он ровесник нашей Альке, ему тринадцать лет. Вон какая шубища у него, к зиме подготовился: жирку нагулял, шубку обновил.
- Эх! Какой я недотёпа! Мой чемодан так в сенях и стоит! А там ведь подарки для вас! Шубка для Алии. Представляете, у нас в Душанбе спокойно висят в универмаге, никому ненужные!
Васим принес чемодан, раскрыл его и достал чудесную беличью шубку, нарядную, легкую на блестящей шелковой подкладке. У Альки перехватило дыхание.
- Красота какая! Даже не верится, что это мне! - прошептала она.
- Мне твоя мама рассказывала, как была счастлива, когда ей твои дедушка и бабушка подарили шубу. Вот и я решил не отставать от Григория Семёновича и Варвары Петровны, - говорил Васим, бережно одевая дочь и приговаривая, - какая красавица у нас Алия! Самая красивая в Покровке и самая нарядная!
- Спасибо, папочка! - обняла отца Алька.
- Да, это очень кстати. Она из пальтишка своего выросла. Я собиралась свою мутоновую шубу на нее перешить, а теперь подожду, сама ещё поношу, когда холодно будет, - улыбнулась наконец-то Зина, а Васим только вошёл во вкус:
- А теперь подарки взрослым: тебе Зиночка - брошь с бирюзой, к тем свадебным сережкам в комплект, вам Варвара Петровна - турецкая шаль из натурального шелка, вам Григорий Семенович - махровый банный халат и шапочка для парилки в память о том, как вы меня в первый раз пропарили. А тут в пакете разные сухофрукты и орехи.
- Ну, спасибо, Васим! Всех одарил! Никого не обидел! Хорошим зятем ты был, таким и остался. Хорош халат, мягкий, теплый! - говорил, стоя перед трюмо и примеряя подарок, отец Зины.
- Из нашего таджикского хлопка, сто лет носиться будет, - заверил Васим.
- Во, как! Придется завещать его кому-нибудь из вас. А обедать мы сегодня будем, мать?
- Конечно! У меня все готово, - кутаясь и прижимая к щеке мягкий блестящий шелк роскошной шали, сказала Варвара Петровна. - Убирайте подарки и будем накрывать на стол.
Алька схватила шубку и повесила ее в шкаф, любовно погладив мех.
А Зина в своей комнате любовалась тяжёлой золотой брошью. Она открыла шкатулку со своими немногочисленными драгоценностями, сравнила брошку с сережками с бирюзой, подаренными в день никаха, и удивилась памяти бывшего мужа. Брошь была точно такого же дизайна. Правильно сказал Васим - получился комплект. Брошка была отправлена в шкатулку, прилично ее утяжелив.
После обеда Алька поставила табурет около шкафа, стащила с него семейный, с корками из малинового потертого от времени бархата альбом и, отодвинув толстого Мурзика, продолжавшего мирно спать, уселась рядом с отцом.
- Хочешь, посмотреть фотки, пап? На них и ты есть.
- Конечно, хочу. Я на твои фотографии хочу посмотреть. Ведь я столько пропустил, моя девочка!
Положив альбом на журнальный столик, Васим с Алькой начали их рассматривать, переворачивая толстые картонные листы. Некоторые фотографии были аккуратно склеены, окошки для фото отреставрированы. Алька, потупив глазки, призналась, что это ее рук дело (в ещё неосознанном возрасте), и с упоением принялась рассказывать, когда был сделан снимок, кто на нём. Васим всматривался в родные лица и терзался, скрывая свои чувства под улыбкой. Как он мог жить без них? Уехал бы, никуда не делись бы сестры, кто-нибудь да поселился в их доме и ухаживал за матерью. Да та же Амина из своей хибары вместе с мужем и свекрами прибежали бы. Эх, да что теперь говорить! Завтра у него уже рейс на Душанбе, в его любимый город. Но теперь он, пока есть силы и возможность, будет приезжать сюда каждый год и, может быть, вместе с сыном Рашидом и дочкой Гюзель.