«Кентавр» Кирилла Кемница в российском прокате уже около месяца, однако, интерес к нему среди отечественных синефилов все не ослабевает (чему свидетельство – наличие зрителей даже на дневном сеансе в будни). Думаю, что было бы ошибкой назвать эту высококлассную картину всего лишь жанровым упражнением, ведь, по крайней мере, в первой своей половине, когда экшен еще не так закручен, и все построено на чистом саспенсе, лента Кемница выглядит размышлением о природе экзистенциальной опасности в жизни человека и ее роли в производстве сексуального напряжения. Нельзя сказать, что все в фильме удалось: слабые диалоги, довольно бедная эмоциональными нюансами работа Борисова, чудесное спасение героев в финале. В то же время камерность этой ленты (не больше десятка персонажей), сюжетная модель ложного детектива, отчетливая визуальная подражательность Рефну, корейским триллерам (на что указал в интервью сам режиссер) и не в последнюю очередь недавнему отечественному фильму «Казнь» (правда, Кемниц постарался обойтись почти без грязи и «чернухи») указывают на формальную проработанность «Кентавра», его структурную и композиционную сложность.
Такие профессиональные картины, тем более в жанровой оболочке выходят в России не часто (с артхаусом у нас нет проблем, а вот коммерческое кино безнадежно вторично). Многие писавшие о «Кентавре» заметили интертекстуальный след «Драйва» и «Таксиста», повлиявший на высокую визуальную культуру фильма: колористическая насыщенность видеоряда, ночные съемки, сложные трюки и автомобильные погони – все это нужно постановщику не только для привлечения массового зрителя (хотя «Кентавр» снят и смонтирован так, что от экрана буквально не оторвать глаз – столь увлекательно он сделан), но и для создания второго концептуального дна – довольно нетривиального подтекста, о котором надо сказать несколько слов.
Пока главные герои едут в машине (а большую часть экранного времени и составляет их езда и диалоги), между ними возникает отчетливое сексуальное напряжение, увеличивающееся тем более, чем возрастают подозрения в адрес героя Борисова. Они подстегивают, заводят героиню Талызиной (внучка знаменитой актрисы), которая, чем дальше, тем больше сексуально провоцирует героя Борисова, достигая пика в танце на краю пропасти. Именно этот танец – своего рода ключ к символике «Кентавра»: нас привлекает и притягивает опасное, то, что грозит самому нашему существованию, «бездны мрачной на краю» сливаются Эрос и Танатос. Где-то в последние полчаса, когда двусмысленность ситуации оборачивается разгадкой, и герои, а вместе с ними и фильм вступают в полосу безостановочного экшена, «Кентавр» сильно снижает планку синефильских ожиданий, постепенно превращаясь в заурядный триллер с неправдоподобными поворотами сюжета. Кемниц – все-таки не Полански.
Однако, послевкусие фильм оставляет сильное: долгое время после просмотра размышляешь о том, что такое патология в психологическом и сексуальном плане, и почему она так притягательна. Главные герои «Кентавра» - необычные, лишние люди, маргинализированные социумом, который то и дело видит в них преступников, настоящие же беззаконники – в высших слоях общества, на что картина Кемница указывает довольно четко: здесь обитают извращенцы и маньяки, которым некуда девать свободное время и приложить свои изощренные наклонности. Так в принципе жанровое подражание зарубежным триллерам и хоррорам обнаруживает под собой не только экзистенциальный, но еще и социально-критический подтекст.