Народный художник, действительный член Российской академии художеств, профессор Александр Рукавишников не нуждается в долгом представлении. В конце июля закончился монтаж уникального панно на «Яхромской», над которым он работал вместе с архитекторами Николаем Шумаковым и Александром Некрасовым. Композиция размером 160 x 5 метров посвящена празднованию юбилея 1947 года – «Яхромская» находится рядом с улицей 800-летия Москвы. О том, как создавалось панно, а также о своем отношении к советскому человеку и современной скульптуре Рукавишников рассказал в интервью «МП».
Александр Иулианович, как сформировалась концепция панно?
– Проектное название станции – «Улица 800-летия Москвы». Этот юбилей пришелся на послевоенное время. Совместно с другими авторами – Николаем Шумаковым и Александром Некрасовым – мы решили изобразить ностальгическую Москву тех лет. Мне показалось, что главное – передать эмоциональное состояние победившей стороны. Потому что война была страшная, жестокая. Я в детстве еще застал это состояние по друзьям своих родителей, людям, которые пришли с фронта. Был явный подъем, и я попытался передать это в графике. Работал над панно в собственной смешанной технике «острый коготь». Готовится левкас – это грунт, который используется как основа для рисунка, он тонируется определенным образом, потом на него наносится изображение, затем это изображение процарапывается. И получаются такие светлые штрихи-царапины, которые можно принять за следы кисти.
На что вы ориентировались в своей работе? Как выбирали персонажей?
– Я советовался с другими авторами, мы вместе предлагали идеи для панно. Вот так в одной из сцен появился знаменитый клоун того времени Карандаш. Можно найти много аллюзий на популярные фильмы того времени, портреты известных киноартистов. Вы все это увидите, когда попадете на станцию. Конечно, мы использовали документальные материалы, фото.
Но тут есть нюанс. Вот, например, «Сокольники». Это была первая наша станция Московского метрополитена, огромная ответственность. Мы тогда вместе с Алексеем Душкиным тоже много всего изучали: и проекты архитекторов, и плакаты, и фотографии тех времен. Провели большую работу, рисовали, создавали. И это потом трактуется прессой как «станция составлена из плакатов тех времен». Конечно, нам обидно, потому что это был огромный труд и абсолютно самостоятельные произведения.
Как вы считаете, вам удалось передать то состояние подъема, в котором находились москвичи в 1947 году?
– Я надеюсь, но конечный результат такой работы – всегда сюрприз для автора. Потому что ты делаешь заготовку в мастерской в одном размере, а она переносится в метро – другой размер, другой контекст, другое освещение.
Вы еще не видели конечный результат?
– На станции еще ведутся строительные работы, поэтому панно накрыто целлофановой пленкой. Видны только общие очертания. А мне нужно видеть все мелочи. Приеду смотреть, когда пленку снимут. Если что-то меня не устроит – поработаю с полномасштабным размером, ничего страшного.
Работать с оформлением станций метрополитена всегда так непросто?
– В работе с интерьером метро много сложностей: изображение должно не мешать, не отвлекать от надписей и указателей, которые нужны пассажирам больше, чем украшения. Нужно следить, чтобы швы на панелях не попадали на важные детали изображения – например, на глаза.
И конечно, нужно хорошо представлять, как изменится масштаб и как это в итоге будет выглядеть.
Планируете продолжить работу в этом направлении?
– Если поступят еще предложения, я с удовольствием их приму. Над интерьерами
метрополитена работали великие художники, и для меня внести свою лепту – огромная честь. Сейчас работаю над оформлением станции «Авиамоторная». Но там скульптуры, рельефы – искусственный камень и легированный алюминий.
В своих интервью вы часто говорите о вашем непростом отношении к искусству в СССР. Что насчет самой эпохи? Каково вам было работать с картиной, посвященной этому времени?
– Мое отношение к искусству советской эпохи – тема для целой диссертации. Этот пресловутый соцреализм… Во-первых, он неоднозначен. Есть мировые шедевры в этом стиле, и мы в работе над панно опирались на эти образцы. Тут у меня есть преимущество: я жил в то время, встречал художников, которые работали в 60–80-е годы. Поэтому я знаю советскую жизнь. И это важно. Когда иностранцы пытаются изобразить советскую жизнь, то как бы они ни старались, у них ничего не получается. Потому что они не знали этого времени и не могут понять эмоционального состояния тех людей. В одной из песен группы «Ноль» есть строчка «Настоящему индейцу завсегда везде ништяк». Я думаю, что это основная характеристика советского человека, символ-квинтэссенция его отношения к жизни.
Советский человек обладает такой внутренней гармонией, что приспосабливается к любой внешней обстановке? Или он непритязателен?
– Он обладает всеми этими качествами и огромным количеством других. Верит в добро, которое пропагандируется на каждом шагу. И непритязателен, да. Прост в своих желаниях.
На первое место выходит честность, а не желание что-то выкроить для себя. Все тогда были бессребрениками. Но основное качество, определяющее советского человека, – это глобальный, всепобеждающий гуманизм. Я не брюзжу и не призываю сейчас вести себя так же – просто констатирую факт.
Раз уж мы заговорили о вашем отношении к искус-
ству – как вы относитесь к современной городской скульптуре?
– Я всегда счастлив, когда встречаю новое талантливое произведение искусства. К сожалению, это бывает нечасто. Надеюсь, эта ситуация исправится и мы войдем как минимум в тройку лучших стран в плане городской скульптуры.
Что вы думаете о современной тенденции московских застройщиков – украшать ЖК арт-объектами?
– Если это происходит в гармонии с окружающей средой – почему бы и нет? Если эти арт-объекты станут каким-то прорывом в искусстве – я двумя руками за. Думаю, что для выбора предметов искусства должна быть создана инициативная группа, состоящая из людей, которые видят общие цели и направление движения.
То есть вы выступаете за цензуру в творчестве?
– Нет, цензура – это ограничения. Нельзя ограничивать творческого человека, это его убьет. Дело в том, что хорошие творцы – плохие самопиарщики. Поэтому нужно помогать талантливым людям – а их довольно много – и отсеивать бездарных и непрофессиональных.