Глава II. Неужели ты жив, Абдулла?
Почти наступила ночь. На пристани осужденных заставили построиться. Затем конвойные сделали перекличку и пересчитали вновь прибывших. Сухов краем глаза увидел, как выносили трупы его товарищей из трюма: тех, кто не смог выдержать духоты, и имел какие-то раны или другие заболевания. «Я выживу! Я смогу! Я должен!». Сухов сжал зубы и кулаки, чтобы не сорваться на проклятых конвоиров, понимая, что все это бессмысленно и его просто пристрелят как собаку.
Когда заключенные прошли через Никольские ворота и попали прямо в центр монастырского двора, их заставили раздеться догола под грозные окрики конвоиров. Один, интеллигентного вида, седой старик, похожий на профессора, попытался отказаться, но его тут - же без разговора или какого-либо предупреждения застрелил какой-то молодой и садистского вида красноармеец. Как только бедный старик упал, захлебываясь в собственной крови, два бойца спокойно и невозмутимо схватив умирающего за ноги, потащили того к выходу с монастырского двора. Сухов, машинально раздеваясь, в каком-то оцепенении и ужасе смотрел на все происходящее, не веря собственным глазам: – «И это бойцы Красной Армии? И ради этого мы боролись с белогвардейцами? Неужели этого старика была необходимость убивать!?». – Сухов все еще не мог привыкнуть к бессмысленной какой-то звериной жестокости местных красноармейцев. От этих горестных раздумий его вывел друг Иван, толкнув плечом и кивком головы показывая, что все куда-то пошли голышом. Оказалось их привели к бане №2, а одежду забрали, чтобы продезинфицировать. Целый час все осужденные пытались помыться под холодной водой, затем им вернули одежду, почему-то сильно пахнущую серой и, заставив одеться, вновь вывели на монастырский двор. Там их уже ждали.
Прямо по центру двора верхом в седле на гнедом скакуне сидел спортивного телосложения мужчина. На вид ему было лет тридцать. Черные волосы по тогдашней моде были зачесаны назад, глаза смотрели проницательно и как бы сквозь человека. Это была видимо выработанная годами привычка, приобретенная на работе в ГПУ. Он спокойно и терпеливо ждал, когда прибывшие заключенные построятся. Вокруг лошади подобострастно крутились начальники рот, несколько охранников чем-то по виду удивительно напоминающих шакалов. Дождавшись тишины, начальник лагеря веско и грозно произнес:
– Меня зовут Федор Иванович Эйхманз! Мое слово здесь – закон. Скажу – и будете жить. Скажу – и сдохнете как собаки! Вы прибыли на Со-ло-вки! Здесь вам не курорт! Вы все – враги советской власти! Контра недобитая! И направлены сюда, чтобы своим трудом искупить вину перед Родиной. Поэтому и обращаться с вами мы будем подобающим образом! За малейшую провинность – карцер. А может и расстрел! – и, усмехнувшись, тот показал на кровавый след от бедного старика. – Сейчас у вас два дня карантина, а потом вы получите наряд на работы.
– Запомните! Здесь власть не советская, а соловецкая! Все! Пошли вон! – и под последний окрик видимо начальника Соловецкого лагеря, прибывших заключенных пинками загнали в какое-то тесное помещение, в которое с трудом могло поместиться не более 20 человек. Последнее очень сильно напоминало собой самую настоящую монастырскую келью. А возможно это она и была. Всем нар не досталось. Кому нар не хватило, те от усталости попадали прямо на пол, пытаясь поскорее заснуть и забыть все ужасы и тревоги такого длинного - длинного дня…
Сухову снился сон… – «Феденька, почему тебя так долго нет? Мне плохо без тебя? Где ты, родной? Приходи быстрей я очень соскучилась…». – Внезапно Сухов проснулся от жуткого крика дневального:
– Подъем! – Было всего 5 часов утра, но именно в это время летом поднимали всех заключенных.
В состав Кремлевского отделения, куда был распределен Сухов, входила вся территория Центрального комплекса Соловецкого монастыря, включая поселок. В нем же размещалось Управление СЛОН, военный городок с казармами для солдат, домами для командиров и подсобными службами.
В южной части поселка, на территории монастырского кладбища, хоронили умерших и убитых заключенных, и производились расстрелы.
Список заключенных и сосланных в это исправительное учреждение в описываемое мной время был весьма разношерстным:
представители русской аристократии и государственного аппарата дореволюционной России
участники Белого движения
представители интеллигенции
представители всех дореволюционных политических партий
нэпманы
уголовные элементы, проститутки,
осуждённые по бытовым статьям
советские военные и чекисты, осужденные по политическим и иным статьям, к которым, собственно говоря, и принадлежал Сухов Федор Иванович.
В целом обустройство лагеря формировалось по военному образцу: роты, взвода, отделения. Всего рот было 13. Вот их предназначение: 13 – карантинная; 12 – условно лесоповал и самый тяжелый ненормированный труд; 11 – карцер; 10 – канцелярская; 9- так называемая лягавая, где трудились бывшие чекисты из числа рядовых, то есть к управленческой работе в лагере не пригодных, но вполне подходящих для охраны и надзора; 8 – для отпетых уголовников; 7 – артистическая, там отбывали наказание театральные работники, которые как могли, скрашивали досуг местных заключенных; 6 – сторожевая, но только для лиц из бывшего духовенства; 5 – пожарники; 4- музыканты; 3 – бывшие начальники из чекистов и служащие ИСО; 2- специалисты по науке и т.д.; 1 – заключенные из верхов лагерной администрации.
После «завтрака» (пайки хлеба и кипятка) заключенные получали наряд на работу. За столом прямо в казарме сидел так называемый «счетчик» или нарядчик, который распределял группами всех на работу. «Карантинную» группу только что прибывших, отправили на южное кладбище выкорчевывать зачем-то надгробия и кресты. Рабочий день продлился 14 часов. После чего на ужин им выдали какой-то баланды, смутно напоминавшей собой суп, и вновь закрыли в келью. Так продолжалось два дня. Все осужденные, прибывшие с Суховым, и имевшие 58 статью сдружились между собой и решили держаться вместе. А Сухов, по сути, стал их неформальным лидером.
На третий день их привели ночевать уже в 12 роту, находившуюся в помещении бывшей соборной церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы, в трапезную, превращенную чекистами в казарму, со сбитыми в три яруса нарами. По центру шел проход, а слева и справа стояли ряды нар для осужденных. В дальнем левом углу на нескольких квадратных метрах за ширмой находились какие-то блатные нары. Когда «Суховцы» вечером, усталые, измученные и голодные зашли в казарму, в нос сразу ударил жуткий и невыносимый запах гнили и давно не мывшихся человеческих тел. В воздухе «висел» самый настоящий смрад. Запах из любого общественного туалета казался детским лепетом по сравнению с этим «благоуханием». Что удивительно, находившиеся в помещении люди, видимо, к этому давно привыкли и не обращали на «ароматы» никакого внимания. То тут, то там вперемешку раздавались хлопки и мат: заключенные с остервенением давили клопов, а те в предсмертных конвульсиях в отместку «пуляли» в убийц струю мерзкого запаха. На смену убитым клопам, приходили другие. Кровососущие были повсюду: на полу, на стенах, на потолке. Красно-бурые твари с телом, покрытым густым мерзким волосом яростно, безжалостно и без устали нападали на зэков, чтобы утолить свою неумную жажду: жажду – человеческой крови. И этой войне не было видно ни конца, ни края…
… «Старожилы» с нескрываемым любопытством уставились на новых заключенных. Уголовники, кучкующиеся отдельной группой, прекратили играть в карты, и стали внимательно и оценивающе их разглядывать, пытаясь понять, чего они стоят и когда «сломаются». Какой-то зек, худощавого телосложения в рваной военной гимнастерке и непонятного цвета штанах подошел к ним и спросил:
– Вы по какой статье?
– 58-ой, – ответил Сухов.
– Меня зовут Петр, – и новый знакомый протянул руку.
– Федор, – ответил Сухов. – А это мой друг Иван и еще несколько товарищей со мной.
– Пойдемте к нам, там у нас есть немного места для Вас. Мы тоже все по 58 –ой. Давайте лучше держатся вместе, так больше шансов выжить, – продолжил Петр.
– Как там на свободе? Об амнистии не слышно? – спросил Сухова Петр, едва новички расположились на свободных нарах.
– Нет, – качнул тот головой.
– Очень жаль, – горестно ответил Петр. – Ладно. Чему быть того не миновать. Скоро будут кормить. У вас есть ложка и миска?
– Нет, – мотнул в ответ Сухов.
– Ладно, я поем, потом вам дам, и мои товарищи поделятся с вашими, – проговорил Петр.
Спустя некоторое время внесли чан с кашей и кипяток. Сегодня была гречка. На ужин строились повзводно, чтобы не создавать толпу, пока все поужинали, прошло не менее часа. А какой вкусной показалась простая гречка Сухову! И как быстро она закончилась!
Вечером перед отбоем заключенные опять построились внутри казармы на вечернюю поверку. Вдруг распахнулся полог блатной ширмы, и из-за нее показался…Абдулла! Собственной персоной! Сухов смотрел и не верил своим глазам! – «Как!? Как!? Он же застрелил ведь его! Там! У берегов Каспийского моря!!». – Тем временем тот встал по центру барака и начал внимательно осматривать вновь прибывших, пока его подручные называли фамилии, проверяя все ли на месте перед отбоем. Его взгляд приближался к тому месту, где в строю стоял Сухов. Еще немного…. И…. Их взгляды встретились… Абдулла, застыв от изумления, уставился на Сухова не в силах произнести ни одного слова. А затем после небольшой паузы радостно произнес:
– Сухов! Ты ли это!?
– Я, Абдулла. Я. Не могу сказать, что рад тебя видеть. Живучий ты, однако, оказался. Любопытно, за какие такие заслуги тебя - врага советского народа сделали здесь командиром.
– Узнаю, узнаю, храбреца. Никого и ничего не боится. А на счет смерти…. Да мне повезло тогда, – и Абдула в подтверждении своих слов распахнул военную гимнастерку. На левой груди явственно виднелся шрам от пули.
– Аллах сохранил мне жизнь. Один сантиметр влево и все. Но я нужен, видимо еще.
– Не думаю, – усмехнулся Сухов.
– А ты можешь вообще больше здесь не думать! Здесь за тебя буду думать я! Я начальник отделения! – Абдулла подошел с налитыми в кровь глазами к Сухову и прошипел. – Ты сдохнешь здесь! И очень быстро! Завтра шепну «счетчику» пару слов и тебя отправят на заготовку леса в Сосновку. А оттуда половина не возвращается.
– Поживем – увидим, – ответил Сухов. Абдулла цыкнул бешено на того и скрылся за ширмой, пойдя, видимо, досматривать очередной сон. Перекличка закончилась через час. Время тянулось очень, очень медленно. Большинство заключенных еле стояли на ногах, вымотанных изнурительной дневной работой. Каждый надеялся когда-нибудь перевестись из 12 роты, никто не хотел трудиться на общих и самых сложных работах, вкалывать до посинения и умирать от перенапряжения. После поверки двое заключенных куда-то по команде взводного убежали, потом вернулись с каким-то большим чаном. Это была параша. Они поставили ее прямо в роте по центру, так как из этой роты ночью выходить было запрещено.
…Все тело бывшего красного командира Сухова ломило от 14 часового длинного и изнуряющего рабочего дня. Руки, ноги предательски дрожали от напряжения, спина непрерывно ныла от усталости. Как Сухов добрался до кровати, как упал на нее и как заснул, ничего он этого не помнил. Казалось, он просто провалился в черную дыру и навсегда забылся…
Василий Князев
Из книги Красное Солнце пустыни.
#исторические_романы
#белое_солнце_пустыни