Человек, сидевший на троне, развернулся, и Кирилл увидел своего отца.
Своего настоящего отца, который растил его всё это время, жил с ними. Только волосы у него были длинные, начёсанные, жгуче черные, лицо дебелое, очень худое, в каких-то таких же бледных оспинах или бугорках, острый нос заострялся крючком, словно клюв, тонкие посиневшие губы нервно дрожали, а глаза, эти глаза...
Эти до этого родные, казалось бы, глаза, были просто огромные из-за болезненной худобы, окаймлённые красными веками, они прожигали неестественно огромными лихорадочно блестевшими черными зрачками. Большие передние резцы чуть выступали из под верхней губы, завершая и без того ужасный и нелепый образ.
Кирилла будто ударило громом, он почувствовал, как огромный булыжник влетел ему в грудь: резкая боль, словно острый клинок, пронзила его за грудиной. Он шатнулся, потеряв равновесие и почву под ногами в прямом и переносном смысле. Всё это время, находясь в этом семейном непрекращающемся ужасе, он тешил себя мыслию, что хотя бы родной отец его ждёт, ему есть, куда идти. Теперь же жизнь практически потеряла смысл, Кирилл вообще не понимал, что происходит и как жить дальше? Он посмотрел в горящие черным пламенем глаза своего отца и спросил теперь уже у человека, которого он тоже, оказывается, никогда не знал:
-Ты ненавидишь меня за то, что я твой сын?
Сидевший на троне рассмеялся и тут же поменялся в лице. Теперь он был уже вылитая мать Кирилла, правда всё лицо было испещрено глубокими серыми морщинами и глаза так же неестественно блестели, а губы стали красные-красные, с которых капала свежая алая кровь. Кирилл схватился руками за лицо и закричал:
-Что ты мучаешь меня? Что тебе надо? Ты не оставил мне семьи! Сгинь! Сгинь!
СТранный незнакомец на троне продолжал смеяться:
-Ну почему же не оставил? Оставил...- и он приобрёл Эллино лицо. На Кирилла смотрела его девушка. Он не выдержал и закричал:
-Что тебе надо?
-Подпиши. ВОт здесь подпиши.
Кирилл дрожащими руками хватил уже было ручку, от нервного потрясения готовый подписать всё, что угодно. Как тут он увидел какое-то шевеление под ногами у неизвестного господина. Они стояли якобы на камнях, но при ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что это не камни, а чьи-то измученные лысые головы. Головы же копошились и чему-то сопротивлялись. И вдруг вместо одной головы на свет вылезла другая. И это была лысый серый череп уже знакомого Кириллу мертвеца, который победил в схватке с другим, пролез и захрипел:
-Не соглашайся, малец! На тебя только и надежда... Ты же обещал помочь...
Кирилл в последний момент отдёрнул руку, не успев поставить роспись. Говорящий с ним гневно выхватил листок и убедившись, что подписи нет, с досадой пнул голову мертвеца-подсказчика. Тот закричал от боли, а говоривший вдруг показал своё истинное лицо. Оно было ужасно и свирепо, дышало ненавистью.
-Подписывай! - кричал говоривший.
-Подпиши, не артачься! - визжали сзади прабабка с матерью, стремясь ткнуть его в эту бумагу ещё и лицом.
Кирилл изо всех сил зажмурил глаза.
-Открой глаза! Открой глаза! Открывай! - кричали со всех сторон. Кто-то хлопал его по щекам. Общий гвалт становился всё тише, и вдруг совсем смолк, только хлопки по щекам и трясение его за шкирку остались. Кирилл открыл глаза.
Его слепило яркое полуденное солнце. Он лежал на траве, над ним склонился Диман и растеряно бил его по щекам с криками:
-Вставай, говорю! Открывай глаза!
Кирилл чуть приподнялся на локтях, огляделся вокруг. Ярко зелёная луговая трава простиралась, докуда хватало взора. На горизонте был виден лес. Диман рассерженно плескал ему на лицо остатки воды из фляги:
-Что, слабак, словил солнечный удар? - приятель, убедившись, что Кирилл открыл глаза и пришел в чувство, отошел в сторону и довольно на него поглядывал.
-Где мы?
-Где мы? В Караганде мы! - ехидно передразнил его Диман, явно намекая, что в Караганде они как раз из-за Кирилла.
-А где все? Бабка, мать? Дракула? Куда все делись?-недоумевал Кирилл, что его так быстро оставили в покое.
-Бабка? Мать? Дракула? - заржал ан всю округу Диман, - Ну, Кирюха, ты явно перегрелся. Солнечный удар у тебя был, я тебя никак в чувства не мог привести! - тараторил приятель.
Кирилл оглядел себя. Да, он в своей прежней одежде... В той, в которой они вышли из дома, и которую отняла старуха, переодев их в клоунов. Он уже хотел было подумать, что ему всё померещилось и увиделось во время обморока на пекущем солнце, как снова недоверчиво покосился на Димана: "А вдруг старуха передала ему их одежду?"
Остановились они как раз на том месте, где спрятали свой мотоцикл и какая-то странная женщина их предупредила, что дальше идти опасно.
-Так мы что с тобой, никуда не ходили? - переспрашивал Кирилл, постепенно приходя в себя, не в состоянии поверить, что всё это ему приснилось.
-Куда ж с тобой пойдёшь? Валишься от солнышка, как кисейная барышня!-злился Диман.
-Так мы сейчас пойдём вперед? - не унимался Кирилл, не в состоянии себе поверить.
-Нет уж! Без мопеда я никуда не пойду! Поворачиваем обратно!
Ребята снова достали из оврага свой мопед, приваленный сухими деревьями, который был очень грязен, но на удивление прекрасно завелся.
Всю обратную дорогу ехали они молча. Диман, как казалось, был недоволен тем, что поездка сорвалась, и не видать ему теперь фургона их мечты; а Кириллу всё никак не верилось, что всё то, что он пережил за это время - всего лишь его сон в момент потери сознания от солнечного удара. Лишь однажды, в момент их остановки на какой-то заправке уже в их городе , удивленный парень переспросил:
-А ты помнишь святую, которая нам отсоветовала идти туда?
Диман, нагнувшийся над бензобаком байка, вдруг поднял глаза, в которых горел лютый огонь звериной злобы, лицо его передёрнуло гримой ненависти, и он глухо и низко прорычал:
-А как же не помнить? Это она приказала мне доставить тебя до дома, изворотливый щенок!- и вдруг вскочил на байк и помчал в обратном направлении, исчезая, как будто его и не было. Опешивший от неожиданности Кирилл остался стоять один на заправке, вмиг прозрев и увидев, что на улице уже осень: всюду лежали пожелтевшие листья, люди были одеты по-осеннему.
На ватных ногах добрёл он до дома, в дверь своей квартиры и звонить-то не решаясь. Соседка из их подъезда его не узнала и не поздоровалась. И Кирилл не сразу понял, почему: он был весь заросший, в щетине, очень худой, с каким-то совершенно изменившимся взглядом. Открыл ему осунувшийся и как-то внезапно постаревший отец, который тоже вначале его не признал, а затем закричал радостно, обнимая и зовя в коридор мать. Мама тоже выбежала из комнаты, хватаясь за сердце, не в силах поверить, что их пропавший сын вернулся живым.
Всё было очень странно и необычно, как будто Кирилл выпал из времени. Он чувствовал себя, как во сне. Единственно, что он никак не мог объяснить никому, включая родителей Димана: где они до этого были и где теперь их сын? Он ссылался на провалы в памяти, хотя помнил всё прекрасно, до единого момента. Но та жизнь теперь казалась чем-то нереальным. Ему даже периодически представлялось, когда он находился один на один с собой: а не сошёл ли он с ума? А было ли вообще всё на самом деле, или это плод его воображения? Быть может он и не уезжал никуда? Попали с Диманом в аварию на выезде из города, улетели в какой-нибудь кювет, он выжил и плутал в беспамятстве всё это время по полям и лесам. Ну не мог же Диман действительно довести его до города и дёрнуть назад? И что теперь сказать его родителям?
С Элей они расстались. Не понятно, почему: она дождалась его из путешествия, но при встрече они не ощутили былых чувств. Их больше не тянуло друг к другу, не хотелось быть вместе, как будто между ними незримо кто-то стоял. И рассказать то, что было с ними, он не мог: боялся, что Эля не поверит, да и не хотелось в нехорошем свете выставлять свою маму и пропавшего друга. Расстались молодые люди друзьями, постепенно отдаляясь. Позже, когда Кирилл увидел её в своём дворе в компании с другим молодым человеком, ничего не дрогнуло на его лице, только где-то в сердце прошла мысль, что после той поездки потерял он близкого и родного человека, а вернуть уже не может, да и не хочет...
Всё пошло своим чередом, он восстановился на учебе, прогуляв месяц занятий из-за своего приключения. И всё потихоньку забылось бы, если бы не обратил он внимание, что раз в месяц, в новолуние, отлучается его мать куда-то, возвращаясь лишь под утро. Проследив однажды из окна, куда она уходит, Кирилл увидел черный байк, бесшумно подруливший к подъезду, а на нём - своего бывшего друга Димана. Сев на него сзади, бывший друг и мать мгновенно уезжали куда-то в ночь, за секунду превращаясь в точку на дороге в сторону того загадочного и мистического края, где об был однажды.
Вернувшись как-то под утро, мать с сыном встретились глазами в прихожей, и женщина на его немой вопрос сказала:
-Не осуждай меня. Ты не знаешь, что такое зов крови, и как он силён. Я не властна над собой. Ты вырвался - и молодец. Не все так сильны, не все на это способны. Я же вас с отцом не трогаю? Вот и ты оставь меня в покое...
После этих слов Кирилл съехал с родительского дома, поняв, что вся эта страшная сказка с его участием являлась былью. Он стал священником, женился и уехал по распределению в село служить в сельской церквушке. И прослужив там долгое время, имея уже троих детей, увидел он во сне подошедшую нему святую Теодору с тем усопшим румынским мужичком, за которого он обещал молиться. Они подошли во сне к сельской церкви и Теодора произнесла следующее:
-Всё, иерей Кирилл, выполнил ты своё обещание перед родом, отмолил ты и свою родню, бывшую в заточении по вине чародейства, и моё обещание исполнил, вымолив этого человека. Свободна теперь твоя мать, навести их с отцом, недолго старикам жить осталось.
