Такой небрежный коллаж... Новеллу бы написать....:(((((((((
примерно так...
Она терпеть не могла свое имя " Элька". Что то легко - опереточное слышалось в нем ей, но бабушка смеялась над ее протестами.
Бабушка, полноватая, вальяжная, с едва пробивающейся сединой в темных кудрях.. Она всегда казалась ей со стороны одетой немного странно, вопреки моде: Оголяла плечи, курила пахитоски, спала до пяти утра, спускалась босиком к ручью, любила возиться с розами, без перчаток, собирая гусениц ловкими, но изнеженными пальцами.
Элька так любила бабушку, что невольно искала во множестве зеркал в доме и в своих привычках хоть мимолетное, но сходство с нею.
Сходство было. Белокожая, с пышными, светлыми локонами, покатыми плечами, и волнующим теплым контральто Элька шутя сводила с ума всех своих поклонников и даже подруг, что стремились во всем подражать ей..
Но самая главная бабушкина черта так прочно вошла в плоть и кровь, в душу красавицы, что она сама пугалась ее, не могла понять, завораживалась ею. Любовь к старинным рукописям, книгам и альбомам в переплетах из марокканской кожи , с ароматом чайных роз и мятного масла… С прозрачными и хрусткими вклейками кальки с шелковыми ляссе в середине или на в конце томов с золотым обрезом.
Любовь юной девушки к старинным томам была сродни страстному искусству сочинительства. Каждому тому, почерку, закладке, она тотчас же, легко придумывала свою собственную историю, свой таинственный роман.... Но ни в одном из этих томов она, увы, не находила историю жизни бабушки, полную тайн и приключений.. Следовало бы самой написать ее.
Или лучше писать о мама? Прелестной, холодноватой, похожей на изящную севрскую статуэтку, с бархатными темными очами, шелковыми шумящими пеньюарами, тяжелыми, бархатными платьями со вставками из гишпанского кружева и с венецианскими шарфами, украшавшими ее головку… Облик мама… Его лучше всего описал Пушкин в своих неоконченных «Египетских ночах»…
Как то там было у него? Он не лицо описывал, а руку Мама в длинной перчатке до локтя.. Но перо его так вольно летало в облаке фантазии, что подробностей деталей портрета и вовсе не нужно знать.
Легко же все это прочесть и и немедля узнать Мама, ее манеры, ее тон, ее стать!
«Импровизатор, не привыкший к северному равнодушию, казалось, страдал... вдруг заметил он в стороне поднявшуюся ручку в белой маленькой перчатке; он с живостию оборотился и подошел к молодой величавой красавице, сидевшей на краю второго ряда. Она встала, безо всякого смущения и со всевозможною простотою опустила в урну аристократическую ручку и вынула сверток.— Извольте развернуть и прочитать, — сказал ей импровизатор. Красавица развернула бумажку и прочла вслух:— Cleopatra e i suoi amanti.»
Мама Долли и во всем и всегда была вот так аристократична и проста, «без смущения», в своем, слегка насмешливом и чуть печальном и в то же время изысканном, тонком восприятии жизни… Князь Пьетро Вяземски, давний друг мама Долли, тот назвал бы его «философическим» и не упустил бы случая слегка понасмешничать, поязвить…Они на том и сошлись, и потому дружили так долго.
Ведь мамА Долли и сама то была насмешницею… Светской, наблюдательной, слегка суховатой, безжалостной. Словно бы она смотрела на все и всех -сверху, откуда то из окна ледяной башни. Или дворца.