(«Красавец мужчина»)
Диалог в конце пьесы, по существу, подводит итог действий Окоёмова и содержит поразительную оценку его: «Ах, несчастный, как вы глубоко падаете. А главное-то, я из-за вас пари проиграла… Конфеты. Фунтов пять купить надо будет». – «Ну, вот горе какое! Велики деньги!» - «Хоть и невелики, а всё-таки дороже вас; вы и их не сто́ите».
А ведь совсем недавно Сусанна была готова на всё ради этого «несчастного»! «Да я ему верю больше себя. Я готова ему всё отдать» - это же её слова. Это чтением её письма закончится первое действие («Я нашла свой идеал… Он молод, умён, образован, а как хорош собой, ах, как хорош!»), и завершение послания («Но, милый дядя, пожалей меня, несчастную, есть препятствия! Чтобы побороть их, нужны деньги, нужно много денег!») вызовет у Лотохина отчаянный вопль: «Грабят, грабят, караул!»
Островский покажет нам своего «героя», Аполлона Евгеньича (имя-то какое!) Окоёмова глазами влюблённых женщин. Его обожает жена, в него без памяти влюблена Сусанна… А что же скрывается за прекрасной наружностью?
Достаточно трезвую оценку даст Сосипатра Семёновна: «Я его знавала хорошеньким мальчиком с ограниченным состоянием; он учился плохо, но в обществе его любили и баловали… Он по душе недурной человек, но приобрёл трактирные привычки и лёгкий, почти презрительный взгляд на женщину и её душу». Она заметит, что произошло это под влиянием «дурного общества» («К сожалению, я должна сказать, что это дурное общество есть общество моего брата» - о Лупачёве, играющем роль демона-искусителя, я уже писала). Сосипатра же скажет о взаимоотношениях супругов: «Он с самого начала к ней холоден, а она от него без ума». Однако эту «холодность» к Зое Аполлон умело прячет до поры до времени – а именно до тех пор, пока её состояния хватает ему на безбедную жизнь.
Для него главное – иметь деньги, с которыми можно не знать забот («Жизнь должна быть весела, легка, приятна» - вот его кредо). Для получения их хороши любые средства (не случайно же, говоря о нём, Сосипатра заметит, что он «продал душу»), вплоть до выдачи фальшивых векселей. Может ли такой «продавший душу» человек испытывать подлинную любовь? Фальшиво в нём всё…
Главное своё орудие – красоту – Окоёмов умело использует, чтобы нравиться женщинам. Тётка Зои гордится, что устроила этот брак: «Да, я могу гордиться: я устроила её судьбу. И если я сама не видала радостей в своей жизни, так живу её счастием и её радостями». А радости оборачиваются горем. Вернувшись из Москвы и привезя кучу подарков жене, Окоёмов готовит главный «подарок» - сообщение о необходимости развода.
Интересно, что Зое он скажет о той, на ком собирается жениться: «Она старуха и безобразна до крайности. Мы часто встречались с ней у моих знакомых; она думала, что я холостой, и на старости лет влюбилась в меня до безумия» (Лупачёву отзовётся о ней совсем иначе: «Она и довольно молода, и хороша собой, характер прелестный, живой, весёлый»). Сусанна же будет рассказывать дяде о «несчастной жертве» (с его слов, разумеется): «Когда он был очень молод, доверчив, его женили чуть не насильно на девушке безобразной, злой, развратной, и притом же много старше его. Вся жизнь его есть непрерывное страдание, пытка».
Совершенно замечательно он станет объяснять жене, сказав, что за развод «старуха» «обещала полмиллиона»: «Не плачь, Зоя, полмиллиона все-таки деньги!» А дальше – живописать идиллию, которая настанет после: «Она проживёт недолго, прямых наследников у ней нет, все достанется мне, и тогда мы с тобой опять вместе, мы будем счастливы, богаты и уж навек неразлучны» (на какое-то мгновение мне вспомнился Мишенька Бальзаминов с его мыслью «жениться на обеих» и, ей-Богу, куда более симпатичным Мишенька показался!)
Разумеется, его планам не суждено сбыться. Великолепна сцена с мнимой Оболдуевой, когда он смиренно выслушивает не только откровенно неграмотную речь «невесты» (меня умиляет, что нынешние рекламодатели используют выражения, которые Александр Николаевич вложил в уста девицы, которая «едва знает грамоте» - вроде «я подарю вам подарок»), но и вот такие заявления: «Я ещё вам вот что скажу: у меня такой характер, коли я кого люблю, чтобы и меня на ответ любить завсегда, постоянно и аккуратно, и чтоб никаких подлостев… Ну, смотрите же, чтоб никакого даже сумления не было, чтоб мне этим самым сумлением не мучиться. А то я от сумления могу прийти в расстройство. Так сами рассудите, какой же мне антирес за свои же деньги себе расстройство чувств получить?.. И при всем том я в расстройстве бываю ужасно как горяча и не только что всякими бранными словами, но и руками бываю неосторожна. Так что меня все домашние даже оченно боятся; потому я в это время никакой осторожности не наблюдаю, а что под руку попало». Да, ради денег он готов снести и откровенное уродство будущей благоверной («Она немного горбата и у ней чёрное родимое пятно, покрытое мелкой шерстью… Оно занимает половину лица: лоб, бровь, левый глаз и полщеки»), и угрозы быть «руками неосторожной». Он сам признается Сосипатре, заметившей «Надо быть глубоко безнравственным, чтобы мириться с такой простотой»: «А миллионы-то вы и забыли; миллионы примирят со всем».
И именно после этого объяснения, вместо обещанного «подарка» он получает… свои письма к Лундышевой и оказывается совершенно посрамлённым.
В финале жена намекнёт ему на возможность примирения (я, конечно, ещё вернусь к этим словам, когда буду говорить о Зое): «Постарайтесь быть порядочным человеком и доставьте мне счастье опять полюбить вас. Прощайте!» - но мне в его исправление не верится… Хотя Сосипатра и заметит, что «Окоёмов по натуре не зол, он ещё не безнадежно испорчен, он только пустой человек: с хорошими людьми и он будет недурён, а с дурными будет негодяй», но что-то не стремится он к общению «с хорошими людьми». Более того, вспомним его размышления после полного «асаже»: «О, с какой радостью пошёл бы я теперь в лакеи к самому себе. Бесподобное существование: у беспутного барина лакею житьё отличное. Если жалованье получаешь не всегда аккуратно, зато доходы есть, и воровать можно сколько угодно. Потребности небольшие; пиджак с баринова плеча производит на горничных действие поразительное; всегда весел, и никакой ответственности ни перед совестью, ни перед обществом. Чем не жизнь?» Какое уж тут исправление!
В письме к Ф.А.Бурдину Островский отвечал на вопрос М.Г.Савиной, готовившей роль Зои, какие интонации должны быть в слове «красавец», которое она произносит в конце третьего действия: «Любезнейший друг Фёдор Алексеевич, скажи Савиной, что слово "красавец" надо произнести с горьким упрёком, как говорят: "Эх, совесть, совесть!" Но тут есть оттенок в тоне; в упрёке постороннего человека выражается, по большей части, полное презрение; а в упрёке близкого, например брата, мужа, любовника, больше горечи, а иногда даже и горя, чем презрения. Так и в слове "красавец" должно слышаться, вместе с презрением, и горечь разочарования (т. е. досада на себя) и горе о потерянном счастье. Как всё это совместить - это уж предоставляется уму и таланту артистки; у Марьи Гавриловны и того и другого довольно».
Да, этот «красавец» приносит только горе попадающимся на его пути женщинам, и я вполне согласна с Сосипатрой, считающей: «Ему оправдания нет. Если б его присудили в Сибирь, я бы не очень пожалела».
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь