Анатолий Гринь
Лето, байдарка, красивые берега. Медведица, Линево,
Жирновск! Курортный район, но далеко от магистральных
дорог, проехать в Саратов или Волгоград, в музеях побыть,
исторические места посмотреть, по разбитым дорогам несколько
часов в пути. Детей сюда летом тянет на родину, внуков — в
«Африку». На летной работе личное время в отпуске
спланировать сложно было. Конечно, детей не хотелось
оставлять родителям, им без этого доставалось. Овощи, фрукты,
ягоды — всего в избытке. Отдохнуть от работы, забот — только
сюда!
Приходилось в этих районах летать. В хорошую погоду с
трассы просматривается на удалении около 40 км в дымке
затерянный уголок — оазис с лесным массивом между Боровой
и Синей горой!
***
Вечером в памяти все всплывает. Времени хватает в
прошлом побывать: в Саратове летом, при высокой температуре;
две полосы, тяжелые условия на взлете — все хорошо помнится,
как будто вчера это было! Телевизор работает. Что-то там на
экране, какие-то события, а я разговор вспомнил с Люсей
Дымниковой в АДП Саратова!
Поздоровались, узнали, как живем. Общего мало: она у себя
дома, а я скитаюсь в этой транспортной авиации.
— Люся! Мне для взлета нужна длинная полоса.
Аэродром — самая высокая точка города: две полосы, но
город расстроился и стало тесно. Первый разворот над Волгой
— противоположный берег уже город.
Мне часто приходилось сюда летать и на Ан-2, и на Ан-24.
Аэродром хорошо знаком: для Ан-24 длины полосы вполне
хватает, а для Ан-26 — это очень мало!
У нас на борту четыре тонны оборудования на Новый
Уренгой. Температура высокая и вылет запланирован ночью. С
Люсей встречаюсь здесь не первый раз; она отлетала
необходимое для пенсии на Ан-24 и работает диспетчером.
— У нас на схеме Ан-24 по короткой ходит, перед запуском
«старт» запросишь!
После Тамбова мы с ней встречались в Уральске. Она тогда
на Ан-2 летала, и один раз позже, уже когда я на Ан-24 летал.
— Хорошо! Может, к тому времени они тренировку
закончат.
Коротко о старых друзьях: «Как там Рудольф? Таня
Буйракова? Что там у них?»
— Я там практически не бываю, сведения редко приходят,
Таня в Саратове тоже не часто бывает.
Вот так и теряются все в этой жизни. Времени на все не
хватает.
Подписала Люся мне бланк «Задание на полет», принял
решение на вылет, расписался в журнале, попрощались.
Тихо на перроне, прохладой немного тянет, ночь! Слышно,
как Ан-24 на схеме летает — пилоты тренируются! Рядом с
нами рейсовый Ан-24, пассажиры рассаживаются, готовится к
вылету. Витя с техником отстой сливают, впечатлениями жизни
делятся — последние штрихи перед вылетом. Ан-24
запускается. У нас все готово, груз на месте, закреплен.
— Иркут-старт, 26608 запуск!
Ан-24 вырулил на исполнительный старт. С моей стороны
все хорошо видно. Диспетчер «Старта» дает команду на запуск
двигателей.
— 26608! Иркут-старт, запуск разрешаю.
Ан-24 взлетает. У нас правый раскручивается, я взглядом
сопровождаю: поднял носовое колесо, оторвался — довольно
легко ушел, полполосы хватило, а загрузка у него полная! Нам
тоже хватит, нечего заморачиваться. Решил не запрашивать,
выруливаю на ту же полосу, зарулил в самый конец, чтобы на
взлете все метры использовать.
— Иркут-старт, 608 к взлету готов, — команда механику: —
Винты на упор! Загрузить винты.
— 26608, взлетайте.
— 608 взлетаю! — а внутри какая-то тревога. — Режим
взлетный!
Витя полностью переводит три РУДа вперед. Режим
взлетный установлен. Держу на тормозах, смотрю на указатели
ИКМ, жду, когда винты полностью загрузятся, Витя
докладывает:
— Винты на упоре. Режим взлетный, ИКМ в норме! — вижу
по указателям ИКМ: давление на максимальной величине.
— Экипаж, взлетаем!
Отпускаю тормоза, начинается разбег. Что-то такое
ощущение, что самолет еле-еле едет, никак не хочет набирать
скорость. Диспетчер фиксирует время взлета.
— Взлет в 00:15!
А полоса немного с уклоном вверх, и самолет по ней
медленно покатился, как утюг. Понимаю, конечно, ощущение
субъективное, так бывает, когда намеренно идешь на
нарушение, но все-таки полоса короткая и мы по ней ползем.
Скоро середина, а штурман молчит. Наконец, Славик начал
отсчет.
— Сто пятьдесят!
Я чуть штурвал на себя взял, носовую стойку рано
поднимать нельзя, нельзя угол атаки увеличить, дополнительное сопротивление, но все-таки немного разгрузить необходимо.
А Славик с задержкой опять по СПУ:
— Сто шестьдесят! — а это уже середина полосы.
Правильно все номограммы для расчета длины разбега и
взлетной массы трактуют: Ан-24 и Ан-26 — самолеты разные! В
армии Ан-24 почти нет, и военные его не знают, поэтому к Ан-
26 относятся просто и летают они почти пустые. Для них это
связной самолет. А на гражданке прибыль нужна, а весь летный
состав с Ан-24, и сравнение всегда с ним, и допускают при этом
опасные ошибки.
— Скорость сто семьдесят!
Еще штурвал на себя. Чуть-чуть поднял носовую стойку,
оторвал от бетонки; все, больше нельзя, уже вижу конец полосы.
Что-то она уж слишком короткая?
— Сто восемьдесят пять! — скорость принятия решения, а
полосы уже впереди почти не остается.
— Взлетаем! — довожу до экипажа обязательную команду.
(На критической скорости в процессе разбега взлет либо
продолжается, либо немедленно прекращается и в зависимости
от обстоятельств дается команда экипажу: «Продолжаем взлет!» или коротко: «Взлетаем!» — летчики это знают!)
Конечно, а что еще делать? Полоса кончается, впереди плит
почти нет.
— Отрыв! — штурман фиксирует взлет.
Еще штурвал на себя — повисли в воздухе, практически с
последней плиты оторвались.
— Высота пять метров, скорость двести пять!
Вообще скорость маловата, но шасси убрать необходимо
срочно, чтобы как-то уменьшить сопротивление, спрятать все
лишнее в гондолы.
— Шасси убрать!
Краем глаза вижу: Витя переключатель перевел на уборку.
Зеленые лампы погасли. Пошли шасси, а впереди антенна
курсового радиомаяка, как сеть под носом скрывается. Так
медленно! Сейчас я ее основными стойками подцеплю.
Прошли! Нет, рано еще — это кажется... Как время тянется.
Вот сейчас удар будет!
— Шасси убраны, красные горят!
Штурвал больше на себя не возьмешь, еле-еле летим,
скорость не растет, а впереди, перед самым носом, еще
препятствие — лесопосадка. Еще чуть на себя — так же
медленно она под нами проходит. Здесь уже проще, если только
верхушки пострижем! Такое впечатление, что не летим,
практически висим в воздухе и лесопосадку сейчас брюхом
пригладим.
Да нет, нормально все! Обрыв, под нами Волга внизу.
Бросил взгляд на РВ, высота прыгнула до двухсот метров:
высота первого разворота по схеме, а у нас по прибору — 50
метров. Скорость набрать для уборки закрылков, хотя бы
минимальную.
— Убрать закрылки!
Уже разворот пора выполнять, а все так тянется — так
медленно кадры меняются.
— Закрылки убраны.
Разворот на заданный курс, глянул на второго пилота Сашу
Белогорцева, он и так розовощекий, а здесь, да еще при красном
свете в кабине, вообще пунцовый, с открытым ртом! Ему сейчас
не до диспетчера. Нажимаю кнопку радио, докладываю:
— Круг 26608, взлет, левым на...
— 26608, занимайте 1500.
— 608, занимаю 1500! — запоздалый холодок по всему телу.
Глянул на механика.
— Витя! Автопилот?
— Готов!
Бросил на мгновение взгляд вниз на пульт автопилота:
горит желтая лампа.
— Максимальный режим!
Нажимаю кнопку включения автопилота. Наконец, все!
Откинулся на спинку кресла...
С Сашей Белогорцевым курсантами были вместе, только в
разных эскадрильях, а сейчас он так и сидит с открытым ртом,
не может в себя прийти. А чего сложного было, после запуска
запросить длинную полосу?
Вот так бывает по молодости. А было нам с Сашей по 33, не
такие уж молодые! Очень я был везучий — это точно!
А сейчас я лежу, ленью наслаждаюсь. Телевизор работает:
какую-то чушь показывают, какие-то программы бестолковые,
каких-то девочек и мальчиков. Выключить — скучно
становиться. Кроме Мясникова смотреть ничего не хочется.
