Какой роскошный байопик можно снять о Манабе Магомедовой! Ничего не надо придумывать. Ее судьба – это канонический путь героя, который видит цель и не видит препятствий.
История о том, как женщина – ювелир в 12-ом поколении стала лучшей в мужском ремесле, в мужском мире, в патриархальном Дагестане, хотя ни с кем не соревновалась. Освоила все возможные техники и в каждой создала произведения искусства. Преодолела ремесло и стала большим художником. Предрассудки, кажется, вообще не заметила. Говорила:
«Я — дагестанка, и никто никогда меня ни в чем не ущемлял и не смотрел косо, иначе я бы не состоялась как художник».
«Я работала рядом с Кишевым Гаджи. Два-три месяца работала. И один раз он сказал: „Манаба, вижу, как тебе нравится работа, но если бы твой отец был жив, что бы он сказал на то, что ты работаешь с мужчинами?“
Я только покачала головой, соглашаясь с ним».
(в фильме «Монолог» реж. Мурад Халилов и Хаджимурат Набиев, 2012 год).
Соглашаясь! Соглашаясь и продолжая.
Это феноменальная биография независимо от гендера. Сколько читаю о Манабе, столько вижу: в творчестве можно быть свободным от всего – от гендера, от предрассудков, канона, идеологии, от государства, если на то пошло. Девочка из дагестанского аула Кубачи родилась сразу свободной. И оставалась свободной в каждой из тысячи свои работ.
Кто-то пишет, что она все время экспериментировала. Но ее работы никак не выглядят результатами эксперимента – это серебряные шедевры. Такие, над временем. В каждом из них Манаба высказывалась по волнующему ее вопросу, и к каждому высказыванию теперь хочется присоединиться.
В каждом кольце, браслете, детали кувшина столько характера, живого дыхания, эмоции, смелости и чего-то бОльшего, что обобщенно называется талантом! И в каждом изделии находится какой-то внезапный поворот сюжета, ассиметрия, новизна, деталь, сбивающая с автоматизма восприятия.
И подо всем этим всегда ощущается фундамент кубачинского канона.
"Манаба овладела различными техниками нанесения художественной эмали: перегородчатой, выемчатой, сканной, живописной. И применяла все мыслимые виды обработки серебра и других металлов: монтировку, гравировку, чернение, инкрустацию, чеканку, филигрань и так далее. Она смешивала орнаменты и техники и превратила златокузнечное ремесло в искусство". ("Девушка с резцом")
Сценарий о Манабе – это сплетение с историей страны от раскулачивания до перестройки и дальше, и сплетение с культурой Грузии, со съемками детства в Грузии, становления в Грузии. Там общение с великими грузинами, дружба с Галиной Волчек и Мариной Нееловой, сабля для Брежнева, колье для Фурцевой, встреча с советскими танками в Праге, но главное - творческие, профессиональные победы, и шедевры на каждом творческом витке.
В «Таких делах» есть замечательный рассказ о Манабе, откуда выглядывает человеческое обаяние ее личности, ее целостного характера, дает представление о ее чудовищной работоспособности и масштабе художника. На ЭТОкавказ еще один отличный текст.
Надергала из них почти рандномно, наплевав на уникальность контента. Просто, чтобы составилось представление о «пути героя».
— Мы, дети, засыпали под стук молотка — это колыбельная для нас была, — вспоминает младшая дочь Манабы, художница Лейла Изабакарова. — И просыпались под этот же звук.
— Она, по сути, заменила в семье отца-добытчика: кроила тапочки из солдатских шинелей, возила их в кахетинский Цнори и обменивала там на продукты; работала на токарном станке — во время войны ее мобилизовали на инструментальный завод; была подмастерьем у Саши-портного, шившего лучшие в Тбилиси костюмы. Она вообще была очень боевой девочкой — переплывала Куру, дралась с мальчишками… А резец в руки мама взяла лет в десять — когда в Тбилиси приехал друг отца Абдулжалил Ибрагимов, которого она называла своим первым учителем.
— Манаба рассказывала, как в юности, когда еще не могла самостоятельно наточить резец, два-три раза в день взбиралась на гору, в район Тбилиси Харпухи, где жил кубачинский мастер.
— Некоторое время ей пришлось прятать инструменты в крепости Нари-кала, недалеко от могилы отца, потому что в сталинские времена за работу на дому могли посадить — люди прятали швейные машинки, сапожные шила, ювелирные инструменты. Она поднималась на гору и гравировала там. Все 39 работ, что сейчас находятся в Государственном музее декоративно-прикладного искусства Грузии, сделаны в крепости над Курой.
— Манаба очень хотела обучаться в родном селе, колыбели златокузнечного дела. И в 1944 году без пропуска отправилась из Тбилиси в Кубачи, спрятавшись среди багажа на верхней полке вагона. Работники артели разинули рты, когда увидели на пороге щуплую девочку, заявившую, что хочет стать златокузнецом. Манаба была первой женщиной, посягнувшей на многовековые традиции мужского мастерства.
— В 1978 году на пятидесятилетие Манабы в Музее Востока в Москве прошла ее ретроспективная выставка — более четырехсот работ. Стояли аномальные морозы под минус сорок градусов, но на выставку выстраивались очереди. Люди удивленно перешептывались, не могли поверить, что всю эту красоту (кувшины, блюда, оклады книг, украшения) создала женщина. Манаба часто слышала подобное в свой адрес, но, по словам дочери, не обращала внимания и продолжала работать.
— Ректор Академии художеств Грузии Аполлон Кутателадзе попросил маму сделать колье с изображением царицы Тамары для министра культуры СССР Фурцевой. Он прослышал, что Академию хотят закрыть. И решил опередить недоброжелателей. Отправился в Москву с профессором Цицишвили и Манабой, попросив ее захватить свои лучшие работы и колье.
В кабинете у министра разложил украшения на столе: «Посмотрите, что делают наши художники! Нам необходим еще один корпус — для декоративно-прикладного отделения. Во дворе академии как раз есть место для строительства! А это колье позвольте преподнести вам в подарок!» И надел колье на Фурцеву со словами «Теперь вы — царица России!» Разрешение на строительство было получено.
— «Под утро случилась Пражская весна, в город вошли советские танки, а мама спит в мастерской. Проснулась и не понимала, что происходит.
Она вышла на улицу, чтобы поменять деньги, и попала под пули. И все равно дошла до банка. Постучала, показала деньги. В ответ ей покрутили пальцем у виска, мол, с ума сошла, да еще с советскими деньгами! Она вернулась обратно, до нее дошла Вокачева и позвонила в посольство СССР. Там сказали: “Мы ничего не знаем, нам не до нее, это ваш человек. Как ее отправлять самолетом — аэропорты закрыты, никто не летает, оставьте нас в покое!”
Мама просидела на вокзале двое суток в ожидании отправления. И села на поезд без билета. На границе наш пограничник сказал ей: “ У вас билет на самолет, покиньте поезд». И мама, ничего не евшая, два дня просидевшая под пулями, не выдержала. Открыла чемодан и сказала: “Видите этот кинжал? Я его автор. Я горянка, и я за себя не ручаюсь!..”
И таким она голосом это сказала, что он испугался и оставил ее в покое.
— Когда Манаба увидела, что для люстр, которые они с мужем создали для Русского театра, заказали круглые хрустальные подвески, она пошла в Дагестанский обком КПСС. Хрусталь должен был быть граненым, чтобы сверкать и переливаться — иначе это просто стекло!
Манаба взяла такси, поехала в город Дагестанские Огни, встала за токарный станок и выточила три грани на каждой подвеске. Пришла в обком и сказала: «Огранить одну подвеску можно за несколько минут, стоит это ровно копейку. 10 тысяч подвесок — 10 тысяч копеек. Для государства небольшая сумма, тем более служить люстры будут 50−100 лет». И получила в ответ: «Нам и круглых будет достаточно».
— И домашнее хозяйство, и наше с сестрой воспитание взяла на себя бабушка Нина. А папа не бунтовал, когда приготовленный мамой обед сгорал на плите. Он понимал, что она забывала обо всем за работой. Папа, Кадыр Изабакаров, тоже был кубачинцем, ювелиром, они вместе работали над крупными вещами, большими заказами — например, выполнили люстры для Русского и Кумыкского театров в Махачкале. Мама могла творить, потому что находила в семье понимание и поддержку.
Если задать поиск по запросу Манаба Магомедова и перейти сразу в картинки, уже можно оценить всю мощь и амплитуду таланта. Но у тех, кто в Москве, есть возможность увидеть выставку «Тайна кубачинского браслета» в Музее Востока на Никитском бульваре.
Она вместила 130 работ Манабы Магомедовой, 16 работ её супруга Кадыра Изабакарова и более 200 произведений их дочери, Лейлы Изабакаровой.
Про Лейлу надо писать отдельно и вдумчиво. История про Лейлу – это история замечательной преданности маме, маминому искусству, личности, наследию. И при этом история становления еще одного художника, стоящего на плечах уже 12 поколений, которая и хранит традиции, и преодолевает их.
На новой выставке Лейла представляет коллекцию, которая как-то символично выросла буквально из маминого «сырья».
- Мамы нет уже десять лет. Она ездила по Дагестану, по Грузии, собирала детали, украшения, какие-то половинки поясных пряжек, много камней - янтарь, бирюзу. Я решила, что всему этому надо дать вторую жизнь. Детали незавершенных мамой ювелирных изделий, оставшиеся от дедушки инкрустированные растительным орнаментом газыри, элементы старинных украшений, камни разных форм и оттенков стали основой сделанной мной коллекции, посвященной янтарю, кораллу и другим камням.
Но сами изделия выражают другое время и другую личность. Залы с работами Лейлы - праздник воображаемых примерок на себя ее комплектов, серег и колец. Лейлины вещи позволяют мечтать о себе, но всегда дают понять, что перед тобой не столько браслет, сколько вполне абстрактное произведение искусства.
И скажу как девочка, которая мысленно прикладывает к себе всю «ювелирку» и хочет, все что прикладывается. Я хотела бы каждое из колец Манабы (подвесок, серег, браслетов и колье). В них есть характер. Они выглядят актуально, если не вызывающе. Они совпадают с моим идеальным образом. Да божеж мой, некоторые кольца светятся у нее изнутри, сияют! потому что так продумана механика попадания и преломления света!
И я хотела бы каждое из колец (подвесок, серег, браслетов и колье) Лейлы потому, что в них есть глобальное равновесие, нежность и тайна, которых мне не хватает, но которые надо снова учиться ощущать и транслировать.
Впрочем, газыри тоже пригодятся.