— А у нас, Илюша, проверяющая приехала, из столицы, на компьютере стучит, как заведенная, что тебе пулемет! Ну и симпатичная, не без этого.
Павел Иванович подмигнул парню и повел головой в сторону директорского кабинета. Там, за закрытыми дверями, происходило совещание.
— Там она.
— Как звать? — Илья заинтересованно прислушался.
— Ирина Михайловна. Фамилия… Фамилия у нее такая смешная еще… Сейчас вспомню! А, Водовозкина.
Илья усмехнулся, потом, посмотрев на часы, встал и, схватив со стола ключи от машины, кивнул секретарю.
— Ну, Иваныч, бывай. Потом посмотрю твою Водовозкину. Мало ли тут их ходит.
— Не, брат. Те, что «мало ли», ей не чета. Это интеллигентная, «добрый день» говорит, одевается красиво. А фигурка точеная, миленькая. У мой Зинки такая раньше была, а теперь квашней расплылась, годы… Да посиди, сейчас они закончат, выйдет барышня, познакомишься.
— Некогда мне, ждут. Потом, всё потом!
— Ну, смотри, свое счастье пропустишь! — Павел Иванович пожал протянутую ему руку и, отвернувшись, стал смотреть в окно.
Илья вышел из конторы, сорвал с росшей тут же, у крыльца, яблоньки, огромный красный плод, хрустнул, потом вдруг улыбнулся и кивнул девчонке, что глазела на него через тонкую, полупрозрачную штору в кабинете директора.
Девушка смутилась, отвернулась, стала что–то сосредоточенно писать в блокноте.
— Моя будешь, — пожал плечами Илья и, отбросив огрызок, сел в машину. — Водовозкина…
…Ирину поселили в частном секторе, к Вере Романовне Ионкиной.
— Ну, вот, дорогая, ваша комната. У нас большой дом, много свободного места, располагайтесь. Я тут живу с сыном. Но Илюша дома бывает редко, а я на работе до вечера. Мы вам не помешаем. Павел Иванович сказал, что вы приехали улучшить нашу фабрику, какие–то отчеты составлять?
— Ну, это громко сказано, Вера Романовна. Я только отучилась, вряд ли смогу что–то сразу изменить. А проверку проведем, как поручено. А вы тоже там работаете?
— Где? На фабрике? Нет, что вы! — Вера засмеялась. — Я человек совершенно другой сферы, стоять у станка не моя стихия.
— А какая она, ваша стихия? — Ирина поставила посередине комнаты свой чемодан и огляделась. Деревянные стены, полки, заставленные книгами и пачками журналов, ковер на полу у кровати, стол под цветастой клеёнкой. За окном высокие кусты флоксов раскачиваются от легкого ветерка. На подоконнике вазочка с сухоцветами.
— Я, Ирочка, работаю в библиотеке, люблю тихий досуг. Ладно, вы тут располагайтесь, я пойду, поставлю чайник. Дело уже к обеду.
Вера Романовна кивнула своим мыслям, развернулась и стала медленно спускаться по лестнице.
— Ира! — вдруг крикнула она. — А вы замужем?
— Нет, Вера Романовна, что вы, нет, — засмеялась Ирина. — Некогда.
— Да–да! Правильно, девочка! Всё правильно, всё хорошо…
… С Ильёй Ирина познакомилась на следующий день, когда проснулась от громкого, фальшивого пения на первом этаже.
«Тооолькоооо рюмка водки на столееее…» — срываясь на хрип, орал мужской голос, — «Обо всём расскажет мнееее…».
Ира вышла из своей комнаты, свесилась через перила вниз и увидела парня в одних шортах, с полотенцем на шее и дерзким взглядом, который он бросал на потолок. Она его узнала. Это тот, с фабрики.
— Доброе утро! — крикнул он, заметив, как на лестнице мелькает Ирина тень. — Вы что там, как мышь, шарите? Спускайтесь! Маменька сказала, вы у нас квартировать надумали, что вы приехали с проверкой и очень строгая.
Ирина гордо спустилась вниз, поправляя на ходу поясок на легкомысленном, летнем платье цвета оливкового масла с нежными, светло серыми цветами по подолу.
— Не соврала, значит! — подмигнул ей парень.
— Что вы имеете в виду? — Ира строго посмотрела на него.
— Что красивая. К нам на постой только красивых присылают. Такова «се–ля–ви».
— Ах, в этом смысле… — девушка немного смутилась. — А где хозяйка? Я хотела кое–что спросить у нее.
— Мама ушла в церковь. Она у меня набожная. А что вы хотели спросить? Может, и я сгожусь? Как–никак хозяин.
— Нет, я потом…
— Да куда же вы? А завтрак?
— Я в столовой поем, спасибо.
— И зря. Матушка для вас тут сырников напекла, велела мне не трогать. Ну, раз вы в столовую, то я уж воспользуюсь…
— Да, на правах хозяина, — Ирина усмехнулась и вышла на улицу.
Небольшой садик у дома был ухожен и бушевал кустами роз, сбившимися в разномастную компанию бархатцами, гордыми лилиями и легкомысленными маргаритками, рассыпанными по лужайке.
— Нравится? — парень уже стоял за Ириной спиной и протягивал ей кофе. — Да не ходи ты в эту столовую. Давай посидим по–домашнему, с напитками.
Он дотронулся до ее плеча. Ира отпрянула, толкнула чашку с кофе в протянутой к ней руке. Напиток разлился некрасивым пятном по одежде мужчины. Но Ирина не стала извиняться, а поспешила по дорожке к выходу с участка.
— Понятно. Вы просто не знаете, какой я варю кофе! — крикнул ей вслед Илья и ушел домой.
Кинув грязную одежду в стиральную машинку и переодевшись, он удобно устроился в мамином кресле, жуя булку.
— Не обманул Павел Иванович, девчонка что надо! — кивнул сам себе Илья. — Только больно мнит из себя…
… Ирина быстро шагала по улице. Внутри всё кипело.
— Каков нахал! Нет, надо ж так попасть! А мама – такая интеллигентная женщина, библиотекарь… Надо найти другое жилье. Хорошо хоть, что всего на две недели…
…— А у нас нет мест, Ирина Михайловна! Их просто нет. Вы, что, решили, что здесь гостиниц как собак дворовых? У нас только одна, да и то на ремонте. Вера согласилась принять вас у себя, так будьте же благоразумны! Могу, конечно, дать комнату в общежитии, но там не сахар. Условия, боюсь, вам не понравятся. При всем моем уважении, вы амбиции–то поубавьте!
Директор предприятия, Сергей Андреевич, с осуждением смотрел на сидящую перед ним Ирину. Прямая спина, гордый, упрямый профиль, строгий взгляд ее никак не монтировался с возрастом юной проверяющей. Ну, девчонка же совсем! Ну какая она комиссия! Ведь специально прислали ее, позабавиться решили там, на верхних этажах руководящей пирамиды…
— Да потерпите, вам всего неделю.
— Две, — поправила его Ира. — Две недели. Хорошо, я потерплю. А как дела с документами, что я просила вчера? Они подготовлены?
— Сбавь обороты, девочка! Ты еще под стол пешком ходила, а я уже в эту фабрику первый кирпич закладывал. Будут тебе документы, в конфренц–зале подожди.
Ира поймала на себе тяжелый взгляд Сергея Андреевича. Такой, если захочет, сделает так, что Иры вообще не будет. Она просто исчезнет как лишний элемент в налаженной системе. Стало немного страшно…
Ира вообще была не из пугливых. Такой она стала в пятнадцать, когда умерла мама, а отец только сидел на кухне и разводил руками. Приходили какие–то люди, сочувствовали, приносили деньги, вещи. Отец кивал и продолжал сидеть на стуле, там же спал, поставив перед собой мамину чашку… Его положили в диспансер через месяц, когда он вдруг вышел на балкон и стал звать жену, ругаться на прохожих, что не пускают его к ней…
Иру взяла к себе бабушка. Опекунство ей, конечно, оформлять не хотели – возраст. Но дело пока отложили, а Ирина помалкивала, не напоминая о себе. Она даже школу не стала менять, так и ездила через полгорода, чтобы учителя не задавали лишних вопросов. А вечером, с друзьями, нацепив какие–то рубахи в клетку, цепочки и шляпы, они шли в пешеходный переход и пели под гитару. Всякое было – и прогоняли, и грозились отвести в полицию, и кидали в пакет, что стоял на земле, деньги, и снимали на телефоны, а потом выкладывали ролики их выступлений в интернете. Дальше таких вот сумбурных концертов дело не пошло, но Ира научилась не бояться чужих людей, не опускать глаза под пристальными взглядами прохожих, поняла, где заканчивается детство и начинается взрослая жизнь, без прикрас и воображаемых розовых пони…
После окончания школы Ира год проработала в магазине, подменяя бабушку, пока та болела, потом, похоронив старушку, поступила в институт, на вечернее. Юридический факультет, большой конкурс, списки тех, кому повезло... Ира была среди них.
Самостоятельная жизнь давала больше свободы и в то же время кидала в самый водоворот соблазнов.
«Пойдем к тебе…», «А, может, я поживу у тебя», «Ир, да я ж люблю тебя! Останусь?»
Ира гнала всех. То ли было стыдно перед отцом, которого теперь то отпускали «в мир», то забирали обратно, когда он начинал звать Иру именем жены и хватал ее за руки, то ли просто не хватало сил на то, что называлось «отношениями», то ли не хотела размениваться на пустое…
На четвертом курсе Ира ухватилась за практику в юридической конторе, сначала была «вольным слушателем», ставки не давали, работала без зарплаты, потом директор смилостивился, принял на работу официально, назначил куратора, позволил высказываться на совещаниях…
Там Ира и осталась работать после института, там же познакомилась с Борисом, прытким юристом и обаятельным парнем. Тот водил Иру в рестораны и кино, театры и на выставки. Ребята были как будто на одной волне, оба серьезные, рассудительные и строгие к себе и другим. Вот только не нравилось Борису наличие в жизни Иры недееспособного отца. Он был обузой, требовал внимания да и занимал место в бабушкиной квартире, что перешла Ире.
Борис мягко намекнул девушке, что забота об отце может быть и на расстоянии, что есть «Социальные дома», где о таких людях заботятся очень хорошо.
Ира выслушала его, вкрадчиво шепчущего свои предложения, а потом просто распахнула дверь и велела убираться из квартиры.
— Ир, ты чего? Отца пожалела? Да всё равно он не жилец, ты пойми! Он представляет опасность прежде всего для нас!
— «Нас», Боря, тут нет, и никогда, видимо, не было. Ты бы шел уже подальше, а? А то, мало ли, я решу, что ты тоже «не жилец», сдам, куда следует! Он мой отец, он гораздо лучше тебя, даже в таком, сегодняшнем состоянии. А, знаешь, почему? Потому что он никогда не сдал бы меня, думая о себе. Он, когда мне было три, бросился на свору собак, чтобы они меня не тронули. У него на теле столько шрамов от того случая, что тебе и не сосчитать. Он не вещь, он мой папа. Он помешался от горя, потому что моя мать была для него всем. Извини, Борь, у нас с тобой так никогда не будет, теперь я это поняла.
— Ир, не перегибай палку! Брось, ты умная женщина, ты сама скоро сдашь его, все так делают, я просто могу помочь устроить в хорошее заведение! Ира!
Но она уже не слушала. Стоя перед захлопнувшейся дверью, Ира молила Бога, чтобы никогда не пришлось ей сделать то, что предлагал Борис…
… — Ирочка! Вы уже пришли? Вернулись? А мне Илюша сказал, что завтракать не стали. Вы, может, думаете, что я деньги за еду буду брать? Это чудовищное заблуждение! Я же от чистого сердца! Ну, давайте, идите умываться и за стол! Ужин давно стынет, — Вера Романовна встретила гостью на крыльце.
— Извините, Вера Романовна! Я не хочу есть, устала очень.
Ирина сняла туфли и босиком поднялась по лестнице. Рука, скользя по перилам, чувствовала их приятную гладкую прохладу. Тени от резных балясин струнами легли на ступени, захотелось вдруг взять в руки гитару, ощутить ее округлость, холод натянутого металла и твердость выкрашенного в черный грифа…
— Ирочка, ну прямо обидно! Хоть чаю попейте! С мятой у меня, горячий, крепкий! Усталость как рукой снимет! — крикнула Вера Романовна, стоя у первой ступеньки. — В общем, я жду вас!
Ира вздохнула. Обижать хозяйку не хотелось, обязанной быть тоже…
— Ладно, чай, и всё! — решила она и, переодевшись, спустилась вниз.
Верочка сидела за накрытым столом. Рядом с ней пузатым золотым исполином пыхтел на кривых ножках самовар.
— Ох, ну вот и славно, ну вот и отлично! Налила вам чай, мята вот, листик кидайте, три минуты, и у вас готов успокаивающий напиток. А пирог? Неужели не станете? С черной смородиной. Попробуйте!
Вера Романовна суетилась вокруг Иры, как будто та была почетным гостем.
— А что ваш сын? Он дома? — вспомнив утреннюю встречу, поинтересовалась Ирина. — Мы с ним утром как–то толком и не познакомились. Вышло не очень красиво – я опрокинула на него кофе… Хочу извиниться.
— Илья? Да, я велела ему накормить вас завтраком, но, как поняла потом, зря. Вот что с ним делать…
Ира пожала плечами и отпила глоток душистого чая.
Бабушка делала такой же. Летом она всегда ездила к подруге под Сергиев Посад, собирала там охапки мяты и привозила домой. Потом эти благоухающие венички висели на кухне, а Ира подходила и, оторвав листик, растирала его в руках, вдыхая немного резковатый, дурманящий запах.
— Привет честной компании! — Илья ввалился в гостиную с букетом роз. Огромные красные цветки роняли на пол лепестки, подобно каплям крови. — Ирочка, это вам!
Мужчина протянул девушке цветы. Та смущенно посмотрела на хозяйку.
— Так! Мама, что ты уже успела про меня наговорить? — Илья строго уставился на Веру. — Что она на меня волком глядит? Гадости опять рассказывала? Ирина Михайловна, не верьте ни одному ее слову! Она просто не хочет отпускать меня от своей юбки. А я всё равно сбегу! Да–да, сбегу. Вот хоть с вами, Ира! Я достоин вашего доверия, поверьте! Берите цветы, а то уроню!
Он плюхнул букет гостье на колени, облегченно вздохнул, а потом, как ни в чем не бывало, пошел к себе.
— Я переоденусь и присоединюсь к вам, я мигом! — крикнул он через дверь.
Вера Романовна растерянно посмотрела на Ирину.
— И ни у какой юбки я его не держу, он всё врет. Постоянно клоуном хочет казаться… Ирочка, вы не думайте, он взрослый, серьезный человек! Это он перед вами…
Верочка внимательно следила за выражением лица постоялицы. Она давно уж хотела, чтобы Илья остепенился, женился, его ребячество иногда раздражало, вгоняя женщину в отчаяние.
— Я не думаю, Вера Романовна. Я вообще о нем не думаю. Мы не знакомы толком, у меня мало времени, а работы, наоборот, много. Так что не переживайте. Ну, я пойду к себе. Спасибо за ужин. Чай у вас просто великолепен! Пирог – выше всяких похвал. Я возьму к себе наверх чашечку? Надо еще поработать…
— Берите, берите, Ирина Михайловна! Давайте, я вам горячего сделаю, а то пока дела разберете, уж остынет…
Вера засуетилась, выхватила из рук Ирины чашку, поколдовала с самоваром, плеснула из изящного, белого фарфора чайника свежую заварку и, поставив чашку на блюдце, положила рядом на поднос несколько печений.
— Не спорьте, я знаю, как тянет молодой организм перекусить по ночам.
Ира улыбнулась и, взяв угощение, направилась по лестнице наверх.
Потом Ира слышала, как Вера Романовна отчитывает сына за ребячество, тот упирается, потом рассыпается перед ней в комплиментах и извинениях, а потом всё стихло. Только в комнате Ильи тихо играла музыка, а сам хозяин стоял на балконе и курил, глядя в темный, исходящий прохладной росой сад.
Илья жил здесь с самого рождения, пестуемый матерью. Отца не было в принципе, даже в метрике. Мама никогда не рассказывала о нем, даже если сын настаивал, говоря, что хочет знать, от кого рожден.
— От меня, сынок, от меня. Этого достаточно. Ты уж не мучай меня, тайна моя, тебе не стоит знать.
Вере, как матери–одиночке, полагались некоторые преференции, Илюшу она много баловала, отправляла в летние лагеря, ездила с ним в санаторий, на праздник он всегда получал самый лучший подарок, а на Новый Год к ним приходил ряженый дед Мороз и спрашивал у мальчика самое сокровенное желание.
Тот молчал, глядя на мать, а потом убегал в другую комнату. Он знал, что гость не настоящий, что мама заплатила ему деньги, и теперь этот ряженый лезет пареньку в душу, врет, что всё исполнит…
Дед Мороз уходил, садился в машину, что была припаркована за поворотом, снимал бороду и шапку, откидывался на подголовник и закрывал глаза.
Сегодня «дед Мороз» опять видел своего сына, держал его у себя на коленях и заглядывал в такие же, как у него самого, глаза… Вера согласилась только на эти редкие встречи. Мужчина всё ждал, что мальчишка загадает узнать своего отца, встретиться с ним, но так и не дождался. Так решила Вера…
Когда Илюша вырос, отучился, мать пристроила его на фабрику. Сидеть в кабинете парню было скучно, да и не заслужил пока, вот его и гоняли по организациям, чтобы не застаивалась молодая кровь. Илья не возражал, днем мотался с поручениями, вечером гудел с друзьями или наслаждался тишиной дома.
… — Ирина Михайловна! Сегодня выходной, может, на озеро сходим? У нас тут потрясающие виды! — Илья помахал гостье, что спустилась на первый этаж, отставил тачку, из которой торчали саженцы малины, снял перчатки и, улыбаясь, зашел в дом. — Надо гулять, надо! Вот и мама…
— Послушайте! Я не нуждаюсь ни в ваших советах, ни в заботе. У меня есть дела, я сама знаю, что надо, а что нет. Спасибо за заботу, но я сама.
— Зря. Там, на озере, кувшинки цветут. Это местная достопримечательность. А какие там шашлыки получаются — закачаетесь!
— Где? В озере? — Ира усмехнулась. — Занимайтесь своими делами, мне некогда, правда!
— Ира, уберите клинок в ножны. Вы просто не умеете отдыхать. Рабочая лошадка, только и всего… Бумажки, цифры, буквы… Да гори оно всё огнем, вы молодая, красивая женщина, потом будете жалеть, что молодость прошла, а вы и не заметили!
Ира хотела ему что–то ответить, но только покачала головой. Да, она разучилась отдыхать. Вот сейчас пройдет командировка, вернется она домой, привезет папу, будет смотреть на него, искать в глазах проблеск сознания, увидит, или покажется ей… А потом оставит его с сиделкой и уйдет на работу…
— Жду десять минут. Купальник не берите, там купаться всё равно нельзя. Просто удобная одежда, желательно шорты или брюки.
Илья, не желая слушать возражения, развернулся и ушел в сарай, гремел там ведрами и лопатами, а Ира, закусив губу, вдруг помчалась наверх. Есть у нее и шорты, и любимая футболка с акварельной бабочкой на груди, и удобные сандалии.
Химия… Физика… Вспышка меж двух планет. Расправила свои крылья бабочка в Ириной душе, засмеялась мелодично, как будто колокольчики зазвенели, заставляя девушку торопливо прихорашиваться у зеркала и, собрав волосы в хвост, бежать опрометью вниз.
— Отлично! — довольно улыбнулся Илья. Ира смутилась, отвернулась. — Только сережек нет. Сняли? Правильно. Настоящая красота в украшениях не нуждается. Ну, а теперь, вуаля, ваш скакун!
Он выкатил из сарая и поставил перед ней велосипед.
Ира с недоверием посмотрела на него.
— Я думала, мы пешком… — протянула она.
— Ну, понятно, не умеешь! — усмехнулся Илья. — Велик, Ира, это необходимая часть лета. Нет велика, считай, нет у тебя детства. Не было?
Ира покачала головой.
— Будет. Пойдем!
Он привел ее на ровную, с коротко стриженной травой, лужайку и поставил перед девчонкой велосипед…
Он бежал сзади, она старательно крутила педали, вцепившись в руль и крича от страха. Он смеялся, она останавливалась и, соскочив с велосипеда, бежала по колкой траве, скинув сандалии. Сейчас. В этот миг у них было только «сейчас». Одно на двоих. Она забыла про отца, что ждал, сидя у окна своей палаты, про отчеты и звонки начальства, он – про то, что надо во что бы то ни стало уговорить Иру прервать проверку, написать, что на фабрике всё хорошо, и уехать. Ира мешала здесь многим. Илья был обаятелен, она должна его послушать, а он должен ее прогнать. Всё просто. Для ее же блага…
… Он поцеловал ее случайно, даже сам не заметил, как. И замер, потому что испугался. В первый раз испугался, что девчонка ударит, проклянет, убежит, не оглянувшись.
Ира отвернулась. Строить из себя кисейную барышню не хотелось, но и впускать Илью в свою жизнь было страшно. Больной, полоумный отец был ее неотъемлемой частью, что отталкивало большинство ухажеров.
— Прости, — прошептал он. — Я не хотел так быстро. Я…
— Да… Ничего… Я пойду домой, ладно?
— Нет. Велосипед еще не освоен, да и кувшинку я тебе пока не сорвал. Поехали. Забудь, погорячился, прости.
«Сейчас» для них закончилось, погрузившись в водоворот прошлого и будущего. Миг прошел, но на губах осталось приятное послевкусие – мята, помада и тепло улыбки…
… О том, что надо бы вообще уехать домой и забыть о документации фабрики, о том, что что–то в ней не сходится, о фургонах, что уходят с товаром «налево», Илья намекнул Ирине только вечером.
— Вы предлагаете мне фальсифицировать результаты проверки? — Ира приподняла бровь. — Вот к чему весь этот цирк с прогулкой?
Они сидели на крыльце и смотрели, как на ступеньках умывается кошка.
— Ира, послушай, здесь правда никому и не нужна. Тебя поэтому и отправили, так, для видимости! Никто не думал, что ты станешь копаться во всем, что–то сравнивать. Ты молодая, неопытная, поверь мне, лучше просто уехать!
— Закончу и уеду, — упрямо сказала она, делая вид, что совершенно не испугалась. Ага… Как же, а сердце стучит, будто бешеное, и руки стали холодными.
— Тебя кто–то ждет дома? — Илья бросил быстрый взгляд на девушку.
Та помялась, потом вскочила и вцепилась рукам ив перила.
— Папа.
— Папа… Ну, и как ты думаешь, стоит ли вся эта мышиная возня на фабрике его спокойствия?
— А ты не думаешь, что я прямо сейчас пойду в полицию и всё расскажу?
Она чувствовала, как начинает дрожать. Вдруг вспомнилось слегка растерянное и виноватое выражение лица начальницы, когда та сообщила об Ириной командировке, большие командировочные и сбивчивые объяснения, что нужно проверить. Её, Иру, просто подставили…
— Нет, не думаю. Ты до нее просто не дойдешь. Такие уж тут умельцы. Уезжай, Ира. Пока не поздно.
— А не ты ли тот умелец? — Ира, прищурившись, всматривалась в лицо Ильи, тот отвернулся.
— Какая разница?! Ира, тебе дан шанс, уноси ноги!
Пощечина прозвучала звонко, хлестко в тишине летнего вечера.
Ирина быстро поднялась в свою комнату. Через полчаса она стояла перед Верой Романовной, прощаясь и качая головой. Нет… Всё понравилось… Нет, ничего не обидело. Нет, приедет опять вряд ли, дела…
Вера растерянно смотрела вслед уходящей гостье.
— Илюша, да что стряслось? Куда она? — спросила она, взяв сына под руку.
— Домой. Вызвали, наверное, — пожал Илья плечами. — Пойдем ужинать, мама, мне завтра рано на работу…
— Почему ты не проводил?
— Не захотела. Так будет у нас ужин сегодня?
Илья сердито толкнул ногой дверь, Вера еще постояла на крыльце и тоже ушла в дом.
— Жаль, хорошая девочка… — всё повторяла она, сидя за столом.
— Мама, перестань. Она не девочка, а проверяющий. Она в командировке была, уехала. Всё, живем дальше!
— Да, сынок, да… Может еще встретитесь…
Он сам прогнал Иру, сам стал в ее глазах «плохишом», сначала приручив, а потом стегнув хлыстом страха. Она теперь не вернётся, не пустит его в свою жизнь. О ней о первой он сожалел, но так и не стал догонять…
… Она увидела его в метро. Он стоял у дверей с большим рюкзаком как будто дремал. Нет уж прежней молодцеватой выправки, нет румянца, и кожа стала бледнее.
Ира сразу узнала его.
«Подойти? Ну, мало ли, может, помочь нужно?» — подумала Ирина.
Она ехала домой. Рабочий день сегодня был укороченный, после обеда всех отпустили пораньше. Ира не спешила, прогулялась по магазинам, дошла пешком до метро и теперь раздумывала, куда бы еще заглянуть, только не домой.
Папы не стало месяц назад. Он ушел спокойно, тихо, он ушел к маме, а она, Ира, осталась.
Нет, конечно, у Ирины были подруги, были знакомые и много мелких домашних дел, но пока не хотелось никого видеть. Пока шла «работа горя», кажется, не было в душе места другому…
Ирина встала чуть поближе к мужчине. Ей хотелось, чтобы он сам заметил ее.
Илья почувствовал, что на него кто–то смотрит, повернул голову…
И снова брызнула в разные стороны трава под колесами велосипеда, снова девчонка смеялась и кричала, а он держал ее сзади, чтобы не упала… Опять было только то «сейчас», мир вокруг замер, не давая вздохнуть.
— Мужчина, вы выходите? На «Октябрьской» выходите? — кто–то толкал Илью в спину, проталкивая к выходу.
Он отступил с дороги, толпа хлынула из вагона, вылилась на платформу, многоликим и многоногим существом ринулась по переходам и лестницам, а Илья и Ира так и стояли, смотря друг на друга.
— Здравствуй, — кивнул он. — Рад тебя видеть.
— И я… — кивнула она и вдруг улыбнулась.
И он улыбнулся в ответ, потому что камень упал с души, стало легко и просто.
— Куда едешь? Да еще с таким рюкзаком? — Ира отступила к дверям. — Дела?
— Домой. В поход с ребятами ходили. По горам. Вот так весь отпуск и прошагали.
— Понятно. Вы молодцы. Как мама? Она тоже переехала? Или ты с семьей?
Илья как–то смутился, отвел глаза, потом быстро произнес:
— Мамы не стало полгода назад. А я привыкнуть не могу. Маменькин сынок, — усмехнулся он. — Тот участок я продал, не смог там жить. Вот теперь здесь работаю. Ушел в системное администрирование, вроде даже человеком стал.
— Ты спешишь?
— Нет. У меня еще два дня отпуска. Особых дел нет.
— Поехали ко мне. Папы не стало месяц назад. Расскажи мне, как протянуть хотя бы еще месяц, чтобы перестало быть так пусто…
Мужчина вздохнул.
— А не боишься? Мы же тогда расстались с тобой при весьма неприятных обстоятельствах… Да и ты обо мне ничего не знаешь…
— Нет, не боюсь. Я теперь хорошо катаюсь на велосипеде, если что, улепетну от тебя, как тогда.
— Да? Ну ладно, тогда поехали.
Ира не умела печь пироги, и у нее не было мяты, чтобы заварить с ней чай. Ира не боготворила своего мужчину, не хвалила его лишний раз, могла и наворчать. Но Илья был счастлив просто потому, что она рядом, с ней было спокойно и уютно. По утрам он не варил ей кофе, потому что уходил раньше, но всегда говорил, что влюблен. А она обнимала его и долго не отпускала, осыпая лицо мужа поцелуями. Прошлое и будущее концентрировались в одной яркой, солнечной вспышке «сейчас», что слепила глаза и заставляла еще сильнее прижиматься друг к другу.
«Может, еще встретитесь!» — говорила Вера Романовна и не ошиблась…