- Я вообще удивляюсь, что тебя так просто отпустили. От этой гадюки всегда всякие неприятности, а ты пролетела. Вот везунчикам всегда так - все с рук. Ну и слава Богу. Давай поедим, смотри, какие я пирожки принесла.
Джемма грустно смотрела на стол, который Татта накрыла к ужину - нарядно, аппетитно и чистенько, так, как всегда. Джемма очень любила вот эти вечера с подружкой, пухлая, ласковая, всегда веселая девчонка с легким, летящим взглядом прозрачных серых глаз и пышной гривой темно-русых волос умела сделать даже из простого ужина праздник, успокоить, снять напряжение и усталость. Вот и сейчас, услышав, что подруга шерудит около своей двери, Татта выскочила в коридор, уцепилась сильной, горячей ручкой в ладонь Джеммы и втащила ее к себе - благо двери их квартир были рядом. А потом налила ей рюмку клубничной наливки, всунула в руки пушистый мягкий халат и подтолкнула в сторону ванной.
- Ты пока поплавай, расслабься, мне там гидромассаж новый поставили, а я ужин налажу. Давай…
Татта была лучшей у них в городке. Матери ценили ее биоматериал на вес золота - из него получались потрясающие экземпляры и почти без брака. Как так природа умудрилась распорядиться, какие тайные наборы хромосом причудливо соединялись при оплодотворении, но из ее толстого, неповоротливого тела извлекали идеальные яйцеклетки, из которых росло идеальное потомство. И за последние годы не было ни одной осечки. Может, поэтому, Татте многое позволялось, она была особенной, почти неприкосновенной.
Джемма долго лежала в ванной, набитой до краев плотной ароматной пеной и слушала сквозь неплотно закрытую стеклянную дверь, как напевает Татта. Она очень хотела с ней посоветоваться. Но чертова Илария запретила выносить сор из избы, велела молчать и не вякать. Наконец, Джемма собралась с силами, вылезла из воды, накинула халат и села на краешек стула, уставившись на пышный румяный пирожок в поджаристую корочку которого кто-то искусно вбил ажурную маковую дорожку.
- Твои любимые. Еле нашла, разбирают сразу. Какао хочешь со взбитыми сливками? Или кофе тебе?
Татта с удивлением понаблюдала, как подруга неопределенно качает головой, налила ей какао, украсив его взбитой шапкой сливок, потрогала слегка кончиками прохладных пальцев бледную кожу на ее лице, вздохнула и села напротив.
- Не обошлось, похоже. Ну, давай, дорогая, выпей какавки, закуси пирожком и махни еще рюмашку. И рассказывай!
Джемма вдруг послушалась, быстро слупила пирожок, нежная, слоистая, молочно-сахарная серединка, которого таяла во рту, чуть не захлебнулась какао, и только, прислушавшись, как острый клубничный огонек растекается у нее в груди, согревая, всхлипнула и рассказала все. Татта слушала внимательно, потом жалостливо погладила ее по руке.
- Это у тебя, Вареничка, три дня есть. Через три дня тебя призовут и потребуют ответа. Ты сама-то чего думаешь? Куда хочешь?
Джемма справилась с нахлынувшими слезами - это прозвище, которое дала ей подруга, всегда грело ей душу, а теперь она вдруг поняла, что может не услышать его больше. И вся ее уютная, привычная жизнь полетит в тартарары, ломая и калеча ее тело, душу и судьбу.
- Я не знаю, Татуш. Мне страшно!
Татта присела рядом, крепко обняла подругу, и от тепла ее пышного тела Джемма расслабилась, слезы ушли.
- Слушай сюда. Я знаю всех из этих трех групп, вернее знаю о них, как они живут. Там везде хрень, но лучше все же переходные.
- А я хотела вниз. Там все же наука, интересно…
Татта встала, вытащила телефон, покопалась внутри, сунула тяжелую, чуть вибрирующую коробочку Джемме. С экранчика на них смотрело серое, вытянутое вниз, как морда лошади, лицо. С лица, как из старого таза дырки пучились равнодушные глаза, но взгляд был острым, умным, злым.
- Эска! Она там за главную, фотографироваться любит, попросила. Матери узнают, сожрут меня живьем. Видишь, какая рожа? Рожа ладно, они там все, как пустые футляры, у которых на место башки присобачен комп. И морды у всех одинаковые, вроде у них вместе с яичниками личность вырезают, потом никого не узнать. Жутковатые твари. Не советую…
Джемма с ужасом смотрела в пустые глазницы Эски, из которых, откуда-то из черепа светил острый яркий огонек.
- Они там по алфавиту, как лошади в фермерском стойле. Айка, Биска, ну, и так далее. А ты станешь Данкой, наверное. Там двух букв не встретишь, если появляется повтор, первая исчезает. Вот так вот!
- А переходные? Про них ты знаешь?
Татта странно посмотрела на Джемму, усмехнулась краем пухлого рта.
- Не очень. Знаю только, что они живут отдельно, у них свой лагерь в лесу. И от них…
Джемма замерла, почувствовав, что подруга сейчас скажет что- то важное
- От них пахнет Закатом. И чем-то еще, запретным и тайным. Их не пускают сюда, вновь рожденных выводят в ним Матери. Туда, за ворота, к переходу, выводят сами. Нам их видеть нельзя.
…
Дома Джемма долго сидела у окна, вглядываясь в фиолетовую ночь. Теплый ветерок шевелил серебристые от луны листья черешни, растущей перед их домом, а гроздья уже начинающего поспевать винограда переливались перламутром. Запах далекого леса, который только что был густым и теплым, потихоньку редел, расходился, оставляя после себя аромат свежести и чистоты.
Джемма больше не думала ни о чем. Она знала, что она скажет Рамоне. И этот выбор, который она сделал, заставлял ее сердце сжиматься - тревожно и горячо…
…
Утренняя прохлада чуть охладила горячую кожу Джеммы, она, вздрогнув, открыла глаза, поняв что так и сидит у открытого окна, почти голая, лишь в накинутом на плечи полупрозрачном халатике. Хотела было встать и задернуть занавески, но внизу, гордо откинув голову назад, как будто ее тянули тяжелые косы, уложенные замысловатым узлом, стояла Рафаэлла. И ее точеное, смуглое лицо с азиатскими раскосыми глазами было бесстрастно -внимательным, как будто она рассматривала подопытную зверушку.